Сложись все иначе, этот ребенок мог быть ее.
Барбри знает, что хлопоты с детьми тяжки для любых плеч, что материнство - это труд, пот и слезы; но и отрада тоже, и нежность, и тепло, и любовь.
Барбри думает, что связь матери с детьми переоценена. Она слишком хорошо помнит свою собственную мать и ее покорную, отвратительную, никчемную бездеятельность. Говорят, о мертвых дурно нельзя, но если бы кто спросил, Барбри бы ответила без промедлений и стыда: свою мать она презирала уже тогда и презирает сейчас. Но о мертвых ведь дурно нельзя, верно? Так пусть леди Рисвелл до скончания веков пребывает в вязком покое небытия, раз уж ей так не хватило этого в жизни, и едва ли кто захочет еще потревожить ее память - нужду в ней даже ее дети перестали испытывать задолго до того, как женщина оставила их безвозвратно. Без толку.
Барбри отчаянно хочет дитя. Свое, родное - до сих пор. Никогда уже этому не бывать, она слишком стара и чрево ее боле не пригодно для новой жизни, она знает об этом хорошо и не позволяет себе забыть. И все же хочет.
Она любила Домерика, и даже понимание того, что он - не ее, не ослабляло ее чувств; она с радостью делила тяготы, выпавшие на долю сестры, когда это было возможно, ухаживала за Бетани, когда та была больна, занимала Домерика, когда у его матери не хватало сил. Любовь к нему неизбежно оказывалась сильнее всех печалей и невзгод, что может принести ребенок и затем юноша, потому что он стоил всего этого, будущий лорд Болтон, до самого конца; и со смертью его любовь не стала слабее также, бесконечно подпитываясь горькими воспоминаниями и ненавистью ко все еще живущему ублюдку, что отнял жизнь ее племянника. Кровь за кровь. Почему Русе так и не заставил его заплатить за содеянное? Барбри многое бы отдала, чтобы дать мальчишке чашу с ядом из своих рук.
Девочка Рикарда, Бара, была невольным напоминанием о том, чего никогда не будет у ее тети; Барбри любила и ее, по-своему, конечно, ведь та - бастард от крестьянской девки, и не позволяла себе лишнего, и все же сделала для нее все, что могла и считала верным - леди Дастин взяла ее личной горничной, когда та выросла достаточно, и потому видела Сноу на протяжении каждого нового дня своей жизни вот уже сколько?.. Ей казалось тогда, что эта работа будет для девочки лучшей из возможных, а значит, так и следует поступить. Узнавать черты брата в собственной прислуге и не иметь возможности об этом позабыть оказалось нелегко, но она облегчила его дочери жизнь, а значит, жалеть об этом не станет.
Жалела лишь о том, что не родила бастарда Брандону, когда еще могла, когда он еще делил с ней ложе.
Жалела о том, что ее муж не сделал бастарда ни одной из местных девок; ей было бы довольно и этого, его крови и плоти, о, она приблизила бы ребенка к себе и любила как своего, видят боги, она воспитала бы его в Барроухоле наследником, настоящим наследником Вилламу, и молила бы самого Эддарда Старка, если бы потребовалось, хоть на коленях, чтобы получить право ребенку носить фамилию Дастин.
Ребенка Виллама - ни ее, ни другой женщины - у нее на руках так и не оказалось, но волею богов, кто бы только мог подумать, под ее опекой оказался сын того самого Старка и Кейтилин Талли. Надолго ли?
- Я не знаю, милый, - мягко отвечает она. Убирает рыжие кудри со лба и нежно касается щеки мальчика на несколько мгновений, прежде чем снова устроить руку в густом меху. Потерянный сын Кейтилин Старк. - Возможно, что и надолго. Тебе понравился город?
