Сансе казалось, что ее жизнь с некоторых пор напоминает поток, устремившийся к водопаду — его течение пока еще было обманчиво спокойным, но уже достаточно сильным, чтобы плыть против него было невозможно.
Сначала исчез Робб — просто сгинул, когда покорность Вестерлингов обернулась вероломным предательством. Одно лишь питало ее надежду: если бы Король Севера и впрямь погиб со своими людьми, Ланнистеры не стали бы об этом молчать, а Джоффри преподнес бы ей королевский подарок — голову ее брата. Этого не произошло, значит, Робб мог быть жив — возможно, ранен, но жив, нужно только дождаться, когда он вернется в Риверран. Но разве Сансе скажут о том?
Не надолго согрела ее мысль и о другом — Оленна Тирелл хотела отдать ее в жены Уилласу. И Санса мечтала о том дне, когда отправится в Хайгарден. Но Неведомый забрал лорда Простора в свои чертоги — эта новость наполнила девочку тоской, страхом и стыдом. Что, если теперь Тиреллы передумают, что, если она не выйдет замуж за Лораса? За эти мысли леди Старк корила себя — ей следовало бы скорбеть вместе с Маленькой Королевой и ее кузинами, а не сокрушаться о собственном несбывшемся счастье.
Богам было угодно отнять у нее редкие минуты покоя — вера в Старых Богов была объявлена королем Джоффри вне закона, и все ее последователи стали преступниками. Богороща была единственным местом, где Санса чувствовала себя в безопасности, но теперь лишилась и этого.
Как и своего будущего — Тирион Ланнистер принес ей весть о том, что вскоре она станет его женой. Замуж за карлика, замуж за Ланнистера Санса хотела меньше всего. Все должно было бы не так. За что боги были к ней так жестоки? Она ведь старалась быть великодушной, послушной девочкой, а если и спорила с сестрой, так разве была в том виновата? Это у Арьи был скверный характер, не у нее. Впрочем, теперь Санса тосковала даже по этому — встретит ли она сестру снова?
Брак пугал ее, но надежда слабым, но упрямым птенцом билась где-то внутри — Эллария Сэнд предложила ей свою помощь. Дорнийцы были готовы увезти молодую волчицу из столицы, если только она им доверится — и Санса доверилась. Но помощь Красного Змея и его любовницы пока казалась ей призрачной — Эллария не сказала ничего определенного, только лишь просила дождаться нужного дня и хорошенько запомнить приметы, по которым Санса узнает посланца из Дорна.
И девочка помнила. Каждую ночь перед сном повторяла одно и тоже, как молитву: «Пять дробных ударов, два длинных. Вам принесли заказанные вами апельсины и сладости с ягодами — нежные, как шелк, и легкие, как пух». И надеялась, что спасение придет прежде, чем невыносимому браку придется случиться.
Свадьба приближалась неумолимо, хотя и продолжала оставаться тайной — Санса старательно делала вид, что ни о чем не подозревает, и молилась, чтобы ее не случилось. Мысли об этом преследовали ее, пугали — из-за них она иногда становилась рассеянной.
Тиреллы по-прежнему иногда приглашали ее разделить с ними трапезу, но больше в Девичьем склепе не царило легкое веселье, больше не пели здесь песен, больше леди Оленна не говорила с ней об отъезде. Санса возвращалась из крыла, отведенного Тиреллам, в свои покои, когда звон мечей и голоса заставили ее задержаться у одного из оконных проемов — во дворе Красного замка тренировались рыцари. Санса следила за ними с горьким чувством — в тот день, когда Лорас Тирелл впервые представил ее леди Маргери и леди Оленне, они тоже говорили о рыцарях, о войне, и Санса больше всего боялась, что Рыцарь цветов сочтет ее глупой — но бояться нужно было совсем другого.
Звук тяжелых шагов позади вырвал ее из воспоминаний; девочка вздрогнула и резко обернулась.

Королевская гавань научила Сансу любить одиночество — только так леди Старк обретала минуты покоя, в которые не нужно было притворяться, следить за своими словами и чувствами. И всякий раз, когда ее уединение нарушалось неожиданно, это рождало в ней тревогу — какие недобрые вести вторжение ей принесет? Так уже она узнала о том, что вера в Старых богов теперь вне закона, и о нежеланном браке тоже.
Какие неприятности предвещает сопровождение Сандора Клигана — одного из белых плащей короля Джоффри? Губы Сансы приоткрылись в немом вопросе, в глазах промелькнул страх — неужели король посылал за ней? Но что ему могло быть нужно от нее теперь? Джоффри будто бы забыл о своей прежней игрушке и старался произвести на леди Маргери впечатление.
Пес опередил ее — ответил на то, что ее так встревожило, на то, о чем она не успела спросить вслух. Дело не в Джоффри — это успокаивает немного.
«Зачем тогда?» — подняла девочка вопросительный взгляд на рыцаря. Здесь, в Красном замке, не было нужды защищать ее — ей не угрожала ни одна из опасностей внешнего мира, только коварство королевской семьи.
— Благодарю вас, сир, — ответила она и не сразу нашлась, что сказать еще. Он — не сир Лорас, с которым можно было говорить о его семье, или о Хайгардене, или о турнирах.
Иногда, лежа ночью без сна, Санса думала о том, правильно ли она поступила, когда не послушала Сандора Клигана в ночь битвы на Черноводной и не бежала с ним вместе из города. Что бы с ними стало тогда? Пес был уверен, что белый плащ и лезвие меча проложат ему путь из Королевской гавани прочь. Пес был пьян, и Санса не поверила ему тогда — все вокруг пожирала битва, они непременно угодили бы в ее жернова.
А если бы им удалось убежать? Что стало бы с ними там, где войной раздирало семь королевств, где рыскали звери и голод, разбойники и мародеры? Как далеко сумели бы они уехать, прежде чем Ланнистеры обнаружили бы пропажу своей заложницы и отправили бы погоню? Отвез бы Клиган ее к матери, как обещал?
Жалел ли он, что не сбежал в ту ночь один?
Они не говорили об этом. И ни о чем другом не говорили тоже. Они вообще не говорили почти — кроме того самого дня, когда во время турнира в честь Десницы Клиган провожал ее после пира в замок, да той ночи, когда пылало в небе изумрудное зарево и воздух наполнили крики умиравших и раненых.
Он был добр к ней — на свой лад. Сандор Клиган был одним из немногих, кто защищал ее от жестоких забав и прихотей короля — насколько это было возможно. Он спас Сансу, когда толпа напала на нее, леди Маргери и принцессу Мирцеллу во время возвращения из приюта — его силы было достаточно, чтобы отбросить прочь волну ненависти, охватившую город, и вернуть их в замок пусть и напуганными, но целыми и невредимыми.
Он пугал ее — и змеиным клубком шрамов, изуродовавшим лицо, и своей резкостью, и гневом, пылавшим не хуже адского пламени. Он смеялся над ней, над ее наивностью, над всем, во что она верила, когда покинула Винтерфелл. Санса жалела его и молила Семерых дать рыцарю покой, утишить тот гнев, что терзал его. Клиган был обожженным — и это девочка видела не только в его лице, но и в душе.
Нерешительно тронувшись с места и позволив ему идти рядом с собой, Санса бросила взгляд во двор снова:
— Разве вы не должны быть с другими рыцарями там, внизу?

Отредактировано Sansa Stark (2018-01-15 09:56:42)

Удивление проступило на лице девочки — Санса и не думала, что до ее визитов в Девичий склеп кому-то есть дело. Впрочем, если бы королева-регент проявила к этому интерес, леди Старк бы не удивилась — иногда казалось, что Серсее нравилось мучить ее не меньше, чем Джоффри. Но если юный король предпочитал побои и прилюдное унижение, королева-мать действовала иначе — одними словами, одной улыбкой ей удавалось запустить когти в самое сердце. В каждом ее слове Санса чувствовала заготовленную ловушку, гадала, как много Серсее может быть известно, и порой от всех секретов, которые нужно было утаить, у девочки кругом шла голова.
Но Пса не посылал Джоффри, и уж точно не королева. Значит, Клиган хотел ее предостеречь? В своеобразной манере, присущей только ему одному, — больше похожей на угрозу.
— Леди Леонетта пригласила меня разделить с ней трапезу, — Санса защищалась. Нет ничего предосудительного в том, чтобы принять приглашение. Да и разве могла она отказать в таком семье будущей королевы?
Клиган не даст ей уйти — и это Сансу пугает. Она заставляет себя смотреть ему в лицо — не отводит взгляд, не отступает ни на шаг. Она боится, конечно, боится, но всеми силами старается этого не показать.
— Не понимаю, о чем вы, сир. Леди Леонетта и леди Маргери просто добры ко мне.
Слова Пса напоминают ей о другом: сир Донтос говорил ей, будто Тиреллы те же Ланнистеры, только увитые розами. Санса его не послушала. Пусть намерения лордов Хайгардена не были продиктованы исключительно состраданием и желанием помочь — она была не настолько глупа, чтобы верить в такое, — но они были ласковы к ней. Трудно было представить, что за прекрасными, изящными цветами розового куста скрывалась жестокость, — у всякой розы есть шипы, и это Санса знала прекрасно, но если бы они и ранили кого-то, то не ее. Как можно было поверить в такое, когда леди Маргери была так добра к детям в приюте, а леди Леонетта учила ее играть на арфе и тайком рассказывала о том, что любит Уиллас и каков он?
Теперь такого уже не будет — Уилласа взял Неведомый, и леди Старк чувствовала себя обязанной перед его семьей, она должна была проявить сочувствие к их утрате и скорби, пусть и не могла отбросить тревоги о собственной судьбе. Давно пора смириться с тем, что так, как в мечтах и песнях, не бывает. Даже если Тиреллы обманули ее своей лаской, Санса была уверена в другом: что бы ни ждало ее в Хайгардене, хуже, чем в Королевской гавани, быть уже не могло.
— Но если птица уже угодила в ловушку, есть ли разница — погибнуть ей в звериной пасти или в колючем кустарнике? — собрав всю свою смелость продолжила Санса. Маленькая, храбрая или очень глупая Пташка — она почти дрожит, когда слышит свой собственный голос. Слова всегда опасны, тем более здесь, в стенах замка. В богороще она чувствовала себя увереннее — там никто не мог ее услышать. Леди Эллария придумала иной способ — она ловко прятала важное за девичьими глупостями. Любой, кто застал бы их вместе, не услышал бы ничего подозрительного: они говорили о тканях и вышивках, только и всего, остальное унес в небытие податливый воск.