Они шли так долго, что Мире начало казаться, будто они на самом деле уже миновали Стену и случайно вышли с другой стороны мира, где-то на берегу Дорна, только говорят, дескать, там жарко, но пока что-то становилось только холоднее. От Сероводья до Винтерфелла путь был тоже нелегок, но северная осень это лишь зачин такой страшной сказки, как северная зима. Не без горечи вспоминала Мира те дни, когда они с Жойеном шли в Винтерфелл. Еще жив был тогда Хранитель Севера, лорд Эддард Старк, и все было в мире. Много воды с тех пор утекло, и нет уж того, о ком отец всегда отзывался с таким почтением, с такой любовью. Нет нынче и самого Винтерфелла, ибо сердце Севера сперва утонуло в соленой воде, а после вспыхнуло искрой от рук ублюдка Русе Болтона.

Все это было печально. Мира часто грустила о судьбе Севера, но никогда не подавала виду. Нечего смотреть на нее кислую принцу Брандону. Он горевал по отцу и сильно скучает по матери. Ему не хватает братьев. Ему не хватает сестер. У Миры был Жойен, а у Жойена была Мира – два лягушонка с Перешейка, разные, как небо и земля, но преданные друг другу.
Но признаться, Жойен иногда изрядно доставал Миру. Вот вздумалось ему идти к Трехглазому ворону через Твердыню Ночи, а ведь Бран говорил, что нет там никакого прохода сквозь Стену. Мира верила Брану, ибо мальчик много учился у мейстера Лювина – жаль его – и много знал. Винтерфелл богат книгами, это все знают, а вот Жойен уперся и никак не желал поверить Брану.

– Зеленые сны никогда не лгут, – упрямо и спокойно повторял Жойен.
– Что, если ты не так понимаешь эти сны? – спросила его однажды Мира, разделывая лягушку, – ты ведь думал, что Бран с Риконом погибнут, но они не погибли.
– Все было предельно ясно, – так же ровно ответил Жойен, не сводя глаз с пламени костра, – сестра, среди нас нет великого мечника или славного лучника. Среди нас нет мейстера или знахаря. Среди нас нет короля или Дозорного. Все, что у нас есть, это мы. Ходор не слишком умен, но он силен и покладист, Лето не умеет говорить, но он бережет своего принца и нас вместе с ним, Лианна не слишком владеет оружием, но она может быстро бегать и залезать высоко на деревья. Бран еще юн, но в нем уже созрела мудрость, и он способен входить в тело своего лютоволка. Ты… – Жойен как будто даже улыбнулся, – ты не вышиваешь и не поешь, как истинная леди, но ты видишь сквозь ил и ловишь лягушек нам к обеду. И наконец, я не могу защитить тебя, как то полагается брату, но я вижу, чего не видит никто кроме меня, а потому верь в меня так же, как я в тебя.

Мира не нашлась, что ответить на эти слова, и лишь сжала руку брата в надежде на то, что он не ошибется, и они смогут пройти сквозь Твердыню Ночи. В конце концов, он был прав. Так или иначе, все его зеленые сны сбывались, пусть даже не всегда так, как мы того ожидаем, стало быть, и в этот раз Старые Боги не покинут их. По крайней мере, она хотела в это верить.

Твердыня Ночи выглядела еще более неприветливо, чем описывал ее Бран, но не Мире бояться темных стен. Кто хоть ночь провел в северном лесу, тот навсегда разучится бояться всяких страшилок. Мира Рид, конечно, верила и в старые легенды, и детские сказки, но никогда не давала страху взять над собой верх. Она обошла весь замок. Сырой и холодный, он не внушал доверия, но ловкость и внимательность Миры не подвели ее, когда под ногами едва не обвалился пол, а из угла вылетели летучие мыши. Отец, ты рассказывал нам о Дорне, я расскажу тебе о самом крайнем севере. Когда вернемся. А мы обязательно вернемся.
Вернувшись, Мира доложила принцу и брату, что ничего в замке нет, и как показалось девочке, на лице Брана было практически написано «Я же говорил». Говорил, говорил, мой принц, да только что теперь?
– Я поднимусь наверх, – сказала Мира и по ступенькам покатой лестнице дошла до самого верха Стены.
Оказавшись наверху, Мира сперва поглядела, нет ли такой же лестницы вниз. Не обнаружив ничего, что могло бы хоть как-то помочь им оказаться по ту сторону Стены, она на пару мгновений присела на лед, ибо не желала возвращаться назад и подтверждать опасения Брана. Что же им теперь делать? Посидев пару минут, Мира решила спускаться вниз, но перед спусканием еще раз посмотрела вниз и вдруг увидела, как по направлению к Стене медленно ковыляет какой-то человек в черном. Она чуть не приняла его за животное, но вскоре была почти убеждена, что это человек, самый настоящий человек! Нужно спускаться вниз, пока он не дошел до принца раньше меня. Мира стрелой начала спускаться вниз, почти забыв думать о том, как легко на этих ступенях можно поскользнуться и оступиться.
– Там человек, – бросила она, спрыгнув с последних ступеней, – кто-то идет сюда. Может, он и поможет нам пройти через Стену. Он был одет в черное, как Дозорные.
[AVA]https://67.media.tumblr.com/dc65d3f3b57c223b1d3c0ccac041e3b8/tumblr_o4jut7fKMQ1tejvcwo8_250.gif[/AVA][NIC]Meera Reed[/NIC][STA]the one who protects[/STA]

Отредактировано Him of Many Faces (2016-07-30 13:18:16)

Джон весь – усилие, каждый его шаг и вздох и движение – это усилие, и снова усилие; как деревце пробивается сквозь утоптанную грязь города, сквозь камни мостовых, так в нем теплится тусклое, но непобедимое: вперед, вперед, вперед. Давай, Джон Сноу, сделай над собой ещё одно усилие. Зажми ладонью повязку сбоку и не смотри, что пальцы стали алеть; шагай вперед, протаптывая в слежавшемся снегу тропу, и не вздумай спотыкаться и падать; ох, ну что же ты, ну; вставай. Ещё немного осталось.
А ведь он и не знает, на самом деле, сколько; в затуманенной голове сказанные Сэмом слова путаются и сливаются в монотонный гул: врата… клятва… колодец… твердыня… и снова, по кругу: врата, древо, ночи, твердыня, клятва, дозор. И колодец. Джон вяло недоумевает, как можно попасть в колодец по ту сторону Стены, пройдя через какие-то врата; все становится на свои места, когда он видит, как сильно начинает скашивать склон: вероятно, с другой стороны Твердыня Ночи построена на возвышении.
Хотя старый проход сквозь Стену был давным-давно обрушен и залит льдом, его контуры ещё можно различить на полотне белоснежной глыбы. В свете заходящего солнца поверхность Стены блестит и сияет голубыми и оранжевыми отсветами, словно неведомый северный зверь, восставший из метелей и вьюг: вот-вот изогнет кривой позвонок и лязгнет зубами на одинокого путника. Бока зверя местами жирно лоснятся, а местами словно испещрены шрамами – неровные линии, шероховатости отбрасывают на снег причудливые тени.
Джон уже не знает, что видит в действительности, а что ему только кажется; будь его воля… вернее – не будь у него никакой воли, он упал бы ничком и не вставал до весны. Воля только и тянет его вперед, если не выжить и исполнить свой долг, так хоть умереть, пытаясь. Какая глупость, досадует: почему никогда не выходит так, как задумаешь? Почему служба в Черном замке не обернулась воплощенной мечтой мальчишки, почему лорд Мормонт не сделал его разведчиком, почему, когда ему пришлось роль разведчика исполнять – судьба словно посмеялась над ним и засунула в шкуру предателя?

Ворота, говорил Сэм, называются «Черные», но это не по цвету. Не по цвету, соглашается Джон, глядя на вырезанный в дереве белый лик, дряхлый и равнодушно-печальный. Клятва, – напоминает Сэм, какой-то выдуманный Сэм из его воспоминаний. Хорошо, – Джон покладисто открывает рот и заходится кашлем: он долго не заговаривал, а воздух морозный и царапает губы и горло.
– Кто ты? – спрашивает дверь, словно давая заблудшему брату Дозора подсказку.
Вот сейчас. Сейчас он произнесет клятву, а хранитель врат скажет: нет, ты не имеешь права войти, ты клялся в богороще и нарушил обет, ступай и растворись в лесах по северную сторону Стены.
– Я – меч во тьме; я – д... дозорный на Стене; я – огонь, который... который разгоняет холод; я – свет, приносящий зарю... – Джон останавливается и делает вдох, чтобы продолжить, но ему не приходится: двери отворяются, дохнув на него запахом затхлости и сырости.
О, боги.
Джон мешкает, ему до последнего не верится, что он может пройти. Значит, старинная магия, вплетенная в лед Стены тысячелетия назад, принимает его: принимает как дозорного, как защитника, достойного вернуться и искупить свое вынужденное предательство. Облегчение словно бьет его наотмашь по лицу: юноша вздрагивает и спешит проскользнуть в проход.
Наверху видно светлое пятнышко; Джон ежится, глядя на спирали ступеней, ведущие выше и выше. Ему придется подняться, а он по-прежнему, и намного больше, чем прежде, хотел бы ткнуться лицом в землю и лежать. Иди. Иди, вперед, иди. И снова он весь, от кончиков пальцев до высокого лба, покрытого испариной, каждой костью и мышцей – усилие; время от времени Джон останавливается, придерживаясь о каменную кладку колодца, и продолжает подниматься.
– Тот-кто-приходит-ночью!
Джон вздрагивает и оступается, ударяясь ногой; что происходит? Откуда этот голос, голос мальчика – такой знакомый и одновременно нет, изрядно искаженный эхом? Может, он начинает бредить? Перед глазами, как живые, встают персонажи страшных сказок Нэн, страшное чудовище заносит над ним когтистую лапу; перестань, перестань! – кричит Джон мысленно самому себе. Тебе показалось… почудилось… иди дальше. Ещё немного осталось.
Сердце колотится чуть быстрее, но Джон послушно переставляет ноги; рыжеватый свет наверху, который он сперва принял за закатное солнце, внезапно принимается пританцовывать – совсем, как огонь. Огонь, детский голос, все это приобретает смысл: в замке кто-то есть. Но кто? Дезертир, приведший в Твердыню женщину и ребенка? Одичалые?
Последний ряд ступеней, и Джон выходит в кухню. И замирает.
Бран? Здесь?
Но как? Почему, откуда, какими путями, кто эти дети рядом с тобой – они мне знакомы, но я не вспомню сейчас их наверняка; что вы здесь делаете?
Бран кричит его имя, Джон отмерзает и бросается к мальчику; ну-ну, осторожнее, упадешь; они не были близки, не так, как с Арьей, но сейчас видеть маленького брата для него – словно удар под дых, только важный, желанный, который разобьет чары ужасов и неудач, преследующих его последние месяцы.
– Бран, Бран, – зачем-то повторяет, обнимая мальчика, но ему больно наклоняться, ему вообще больно – Джон отпускает брата и выпрямляется. Голова кружится. – Что же вы все здесь… – он продолжает говорить, сползая потихоньку вдоль ствола чардрева и то ли садясь, то ли сваливаясь на пол. Ему бы несколько минут передохнуть, осознать происходящее. Почему Бран так на него смотрит? Всё хорошо, Джон просто устал и растерян. – Воды, пожалуйста, – тихо просит, переводя взгляд с Брандона на Ходора, затем на девушку с темными кудрями и встрепанного мальчишку за её спиной.

[indent] Свет перед глазами то блекнет, то взрывается яркостью: Джон отчаянно борется с дремотой. Ему не стоит сейчас засыпать, не стоит проникаться размеренными движениями девичьих рук, ему нельзя. Из такого сна он вырвется замерзшим и больным, а не поздоровевшим, – если вырвется вообще. Лучшее, что он может делать сейчас, это стискивать зубы, сжимать кулаки и оставаться в сознании.
[indent] Фляга дрожит, как дрожат его пальцы, вода поливает равно и осипшее горло, и подбородок, и шерстяной кафтан. «Спасибо» он проговаривает только губами, не выталкивая никакого звука: слова сбились липкой глиной. Когда он шел, боль, казалось, охватывала его равномерно, опутывала и сжимала. Сейчас боль режет точечно: темноволосая девушка снимает его повязку, ох, льет ледяную воду, перетягивает туго бинтом, боги, это отвратительно больно. Джон молчит и держится крепко за кривой корень чардрева.

[indent] Только когда его врачевательница отстраняется, Джон вспоминает, где он и почему. До этого он хватался за простую мысль: не смей заснуть, не смей умереть, – а теперь противоречивые мысли взлетают ворохом осенних листьев. Брандон Старк, его младший брат, находится вместе с ним в заброшенном замке Ночного Дозора. А с ним Ходор и трое других детей.
[indent] Как я здесь очутился? Джон невольно фыркает, хотя это больше похоже на хриплый кашель. Он не собирается выкладывать всю долгую историю; он не знает этих людей. Да и зачем, разве станет им радостнее, если они узнают, что перед ними человек, предавший своих братьев и наплевавший на свои клятвы – а потом к ним вернувшийся, как блудный сын.

[indent] – Долго… рассказывать долго, – юноша снова тянется к воде, ему словно постоянно не хватает влаги во рту. – Поход за Стену, неудачная вылазка, плен, побег. Хватит? Я не знаю, кто вы и что делаете здесь с Браном. Что происходит? Почему ты не в Винтерфелле, Бран? Что-то случилось?

[indent] Джон путается в собственных подозрениях; едва ли девушка выкрала его брата: Бран обращался к ней просто и без страха. А вот сбежать… но зачем? Брандон всегда был разумным мальчиком, веселым, немного безрассудным, правда. Пусть бы он поссорился с матерью или натворил какую-нибудь ерунду – он иногда прятался, пережидая бурю (в действительности, накликая ещё большую). Но сбежать!
[indent] И что привело его сюда, так далеко от родного замка, в место, где давно угасла жизнь? Если что-то случилось – то что? Если Бран бежит от чего-то, то от чего и почему сюда? На Винтерфелл напали? Внезапно Джон вспоминает, что ужасно долго пробыл в полнейшем неведении о событиях в Вестеросе.
[indent] – Что происходит по эту сторону Стены, Бран? После изгнания отца. Расскажи мне. Что происходит?
[indent] Опасения тяжелым грузом ложатся на сердце: Север не терпит унижений, Север мстит жестоко за несправедливость. За то время, что он пробыл в холоде и мраке наступающей зимы, южная часть земель могла погрузиться в хаос войны. И его брат бежит от… чего?

Arvo Pärt - Fratres For Cello And Piano
[indent] Не умирай, – пылью оседает тонкий печальный голос брата. Не буду, ты чего, – хочет заверить его Джон со смешком, как сделал бы раньше, в Винтерфелле: однажды Джон свалился с норовистой лошади, эффективно так свалился, с характерным хрустом. Маленький Бран смотрел на него тогда широко раскрытыми глазами, на его сломанный нос и рубаху, залитую кровью, и точно так же просил: не умирай! Тогда Джон вытер лицо рукавом и рассмеялся. Ему было больно, конечно, но и смешно. Малыш, ты чего? Я вовсе не собираюсь умирать.
[indent] Сейчас Джону не удается так легко отмахнуться. Не может он вытереть рукавом всю кровь, залившую его бледное худое тело. Не может выдавить смешок. Хотел бы сказать хоть что-то, хоть простое неуверенное «постараюсь, малыш», но не может.
[indent] Вопрос о волке застает юношу врасплох. Где Призрак? Я не знаю, где Призрак. Белый волк был с ним, когда он убегал от Игритт: это Джон точно помнит. Остановив девушку, Призрак нагнал своего хозяина и трусил подле него, а потом ступал впереди, широкой мохнатой грудью проламывая заледеневший снег. Джон ещё наклонялся, смахнуть с волчьей морды кривую черную веточку, зацепившуюся за острое ухо.
[indent] – Наверное… отстал, – голос его звучит так несчастно, что удивляет его самого. Как так вышло? В какой момент лютоволк перестал идти с ним? Почему его нет рядом, почему он не может обнять его сейчас, согреться густым мехом, набраться сил под равномерный стук мощного сердца; я оставил его там, – врезается в сознание каменным копьем. Я оставил его за Стеной. Умирать, или выживать, стать диким зверем, каким были его предки.
[indent] Джон опускает веки, и перед глазами у него мелькает снежная белизна, расцвеченная розовато-рыжими сполохами, длинными тенями от сугробов. Картины дневного перехода, или он снова, как в частых снах, смотрит на мир глазами волка? Волка, оставшегося по ту сторону ледяной преграды.
[indent] Между тем, Бран сыплет вопросами, и Джону стоит немалых усилий сосредоточиться и понять, что спрашивает брат. Упрямо сопротивляясь давящей дрёме, юноша протягивает руку кудрявой девушке и с её помощью садится прямее.
[indent] – Да, сбежал. Нет, не бойся. Пройти здесь может только брат Дозора.
[indent] Сбивчивый рассказ мальчика Джон осмысливает мучительно долго. Каждую деталь, каждое имя размеренно раскладывает по полочкам.
[indent] Винтерфелл не наш. Винтерфелл сожжен. Винтерфелл побывал в руках Грейджоев – ах ты ублюдок, Теон Грейджой, сын кракена, ах ты трусливый предатель, – и перешел к Болтонам. От одних недостойных к другим. Болтоны вассалы Севера, но о них ходит дурная слава; чего стоит только рисунок на их знаменах. И почему тогда Бран и остальные дети не примкнули к людям лорда Русе?
[indent] Имена, которые называет Бран, Джону знакомы. Девочка Лианна, кажется, младшая из медведиц Мормонтов; а об отпрысках своего давнего друга отец когда-то рассказывал.
[indent] Всё это, всё Джон мог бы принять и осознать. Это война. Как он и опасался, южные земли охватила война: после событий в Королевской Гавани род Старков встал на дыбы и потянул за собой своих вассалов. Потеря родового замка – не такое уж невиданное дело; сюзерен уводит войска все дальше в земли противника, и пока его воины вгрызаются в бока вражеских армий, кто-то приближенный, кто-то, давно выжидавший своего часа, отрезает его от собственных владений. Как ни больно Джону представлять дом в пылающих руинах, как ни горько осознавать, что седалище его отца и многих поколений Старков до того теперь разрушено… это война. Замки захватываются и отстраиваются.
[indent] Из всех слов маленького брата, из всех слов, от которых пахло пеплом, от которых веяло тоской, короткая простая фраза добивает Джона: его больше нет. Его. Больше. Нет. Это невозможно, это чепуха, – в горле зреет недоверчивый смех, нервный недоверчивый смех, который Джон проглатывает.
[indent] – Не может быть, – невольно срывается с губ одновременно с тем, как понимание накрывает: может. Это война. Точно так же, как огонь мол слизать коренастые башни Винтерфелла, как верный вассал мог обратиться на сторону врага, точно так же и его отец мог погибнуть в водовороте предательств и битв. В конце концов, одна отдельная жизнь так легко теряется на фоне игры престолов. – Вот, значит… вот, значит, как.
[indent] Джон снова прикрывает глаза. Он умеет принимать поражение. Он умеет принимать несправедливость, беды и горести, он хорош в этом: оставаться собой, оставаться при себе несмотря ни на что. Вот, значит, как. Наконец Джон делает глубокий вдох и медленно выдыхает.
[indent] У него есть ещё вопросы, ворох вопросов. Рикона увела некая Оша в Белую Гавань… наверное, это хорошо: Мандерли – древний северный род, они приютят мальчика Старков.
[indent] – Робб женился?.. А что с Арьей? И Сансой? – обе сестры оставались в Королевской Гавани, когда он отправлялся с отрядом Джиора Мормонта; теперь, очевидно, Гавань была для них хуже змеиного гнезда. Возможно, девочкам удалось бежать?
[indent] Запоздало Джон улавливает последние слова Брана.
[indent] – Уходите за Стену? Это что ещё такое? – хмурится юноша; он успел решить, что мальчик забрался так далеко на север потому, что боялся преследователей, а старинный замок, пусть и полуразрушенный, казался им достойным убежищем. Но зачем, спрашивается, этой группе детей и полоумному великану идти за Стену?! – И кто – мы? Бран, ты с ума сошел?

[indent] «Не может быть,» — говорит Джон, и Бран устремил глаза в землю: он лучше других знал, как тяжело могло даться смирение. Да, говорят, на всё воля Старых Богов, но у кого достало бы сил в самом деле принять эту волю? Сначала — падение, потом — отъезд матери, Робба; гибель отца и сожжение Винтерфелла. Мир мальчика рухнул, точно лёд, что с карниза сорвался, как когда-то — сорвался он сам.
[indent] И всё-таки нет, не сорвался, пусть так говорили: сам Брандон Старк то и дело повторял про себя, что не мог упасть. «Мама, я никогда не упаду,» — звучит в голове собственный голос.
Как он мог её так подвести. Не те слова «она очень расстроилась», но винила ли? Всё же свернулась надежда в груди клубком тёплым, что всё простила, потому что ему ведь потом рассказали.
Леди-мать, чтоб спасти его, сама на нож бросилась. Разве он сам на такое способен?
Да, теперь, кажется, смог бы.

[indent] А ещё ему как-то приснилось, что в ту ночь леди Кет умерла, и ему просто врут, что уехала. Мейстер Лювин и Робб потом долго его успокаивали. Да и вообще — окончательно убедился Бран только в тот день, когда ворон принёс письмо от неё. «Видишь, мама скоро вернётся,» — повеселел Рикон. Сомнения рассеялись.
Младший брат не соврал, даже если бы вдруг захотел, и подавно уж, что — не о маме.

[indent] Возвращаться теперь больше некуда, и все должны думать, что Бран с Риконом умерли. Вот бы он мог послать ворона в Риверран! Мать и брат не заслужили той боли, что снедала теперь их сердца: мальчик чувствовал. Хорошо, что хоть Джон будет знать правду, а когда будет можно — расскажет всё Роббу, как было.
И хотелось мечтать, что найдя Трёхглазого ворона, Брандон Сломанным быть перестанет, в Винтерфелл возвратясь на ногах своих. Как все обрадуются!
[indent] Нужно было только дойти.

[indent] Как им быть с Джоном? Услышав, что Призрак отстал, Бран перевёл взгляд на Лето: понюхав воздух, лютоволк снова опустил голову. — Он его чувствует, — уверенно говорит принц Севера и Трезубца: его связь с диким зверем, почти что чудовищем, час от часу крепла лишь. — И не волнуется. С Призраком всё хорошо, Джон, — встретив не вполне понимающий взгляд Джона, мальчик торопливо продолжил: — Когда умерла Леди, они выли не одну ночь, и в голосах их звучало страдание — это было не от того, что их заперли, — когда-то ему говорили, что всё это — сказки. Только они почти все уже умерли, в то время как он оставался живым.
[indent] И неизвестно, с другой стороны, что сейчас хуже, но Брандон Старк не из тех больше, кто роптать на судьбу мог позволить себе, потому что — стал взрослым.
[indent] А ещё верил, что таинственный ворон из сна может помочь ему.

[indent] Пальцы тянутся к руке Джона. — Санса жива. По крайней мере, была жива, когда пришла весть об аресте отца, — бесстрастности, холода в голосе не было, но уже была смелость принять всё, как в действительности. Пусть Бран внешне в мать больше был, чем в отца, но неоспоримо — он сын Неда Старка. — Писали, что схватили его за измену, но, Джон, ты же... ты знал его, — безусловно, это и вера в непогрешимость отца была, но и — здравый смысл. Ни к чему, право слово, ковать цепь в Цитадели, чтоб понимать, каким человеком он был. — Санса так написала, но мейстер Лювин сказал, что она не намеренно: её кто-то заставил, — в прежнее время Королевская гавань манила его, но стоило её челюстям разорвать на части семью, как иллюзии стаяли разом, как, наверное, снег в Дорне растаял бы. — Что с Арьей — мы тоже не знаем, но, странно, Нимерию Лето с Лохматиком чуяли, — да и разве Арья дастся в обиду? Очень хотелось бы верить, что нет. — Но она тоже была в Красном замке. Может, сбежала, — в это трудно поверить, да кто б говорил? Уж точно не Брану считать невозможным что-либо. — Робб да, он женился. На Рослин Фрей. Она очень хорошая, — за гордостью от того, что ему под защиту, как лорду Винтерфелла, досталась целая королева Севера и Трезубца, Брандон Старк не сразу заметил, как в действительности она помогла ему.
[indent] Если они ещё встретятся, он непременно ей скажет спасибо.

[indent] «Бран, ты с ума сошел?» — Снова и снова звучит голос Джона в сознании мальчика. Он запустил руку в шерсть Лето. Неужели они бросят здесь Джона? Хорошо бы, брат сказал, что идёт с ними: если пройти сквозь тоннель сможет лишь брат Ночного Дозора, то без него им и спускаться туда ни к чему. Бран посмотрел на Жойена: младший из Ридов был закрытой книгой, полной загадок: он знал больше, чем все они. Если подумать, он ведь не сам захотел прогуляться за Стену, и если он говорит, нужно идти — нужно слушать.
[indent] Да и выбора не было, в общем-то. «Ты знаешь, что несет с собой эта зима,» — слова врезаются в душу, обдавая смертельным холодом. Это был не вопрос, значит Жойен уже знал. — Джон, что ты видел, скажи мне, — эти слова были сказаны так, словно это спасительный вздох — узнать правду, столкнувшись почти что лицом к лицу. — Неужели Иные на самом деле, — вспышка в сознании: исчез дядя Бенджен, вспышка ещё одна — снова дозорный, казнённый отцом, третья — слова Оши о том, от чего та спасалась? — идут? — Бран сглотнул.
[indent] Никаких тайн больше: хватит.

Отредактировано Bran Stark (2016-11-15 13:27:25)

[indent] Непониманием взгляд Джона Сноу наполнен, и удивляться здесь, в общем-то, нечему. Даже маленькому Брандону, что порой забывался и принимал сказки на веру, не так и легко было поверить Жойену Риду. Странным казалось теперь, как другие могли называть выдумкой всё это: лютоволков, варгов, зелёные сны.
«Море придёт в Винтерфелл,» — говорил принц болот, и Теон предал семью, что его воспитала. «Ты — одно целое с волком, ты — варг» — и Бран несколько суток провёл в шкуре Лето, вдыхая миллионы запахов, прежде неведомых. Но он понимал, что выложит брату всё сейчас, как на духу, и тот точно сочтёт его спятившим.
[indent] Ну а врать-то вообще плохо. Отец презирал враньё, да и врать-то — что было? Оша сказала, что никто в здравом уме по своей воле за Стену не сунется, но ведь ворон зовёт их.
[indent] Джон должен понять.

[indent] Представив, что сводный брат видел настоящего Иного, Бран поёжился, точно от мысли одной ему стало морозно. — Я видел их, Джон, — негромко начал он, сжимая шерсть Лето. Ему было страшно: да, выбора нет, и он должен пойти туда, но как же отчаянно хотелось к маме — кто б знал. Вечерами она обнимала его, шептала на ухо что-нибудь ласковое.
[indent] Леди-мать пела ему колыбельные, а теперь он замёрз, весьма голоден, впереди что — известно лишь Старым богам. Только не хочется, чтоб Мира заметила: она очень старалась для всех и вообще... он ведь даже не лордом был, принцем! Больше того — он был северянином, а они разве ноют о том, что им холодно? Зима никогда не щадила таких, а теперь — она близко.
[indent] Ища поддержки, меж тем, мальчик смотрит на обоих Ридов: то, что Бран собирался сказать, показалось вдруг блажью ему самому. — Видел во снах. А когда Робб ещё был в Винтерфелле, на меня в лесу напали дезертиры и одичалые. Оша была среди них и просила её пощадить, а потом... она рассказала нам о своём муже. Он пропал, а вернувшись пытался убить её. У него глаза были синие, Джон — дезертир перед казнью сказал про глаза то же самое! — Даже храбрые люди боятся.
[indent] Да разве кто и посмел бы трусом назвать Брандона Старка? Что-то не видно вокруг сотни желающих пойти прямо навстречу тому, что грядёт. Неизвестному. — Трёхглазый ворон..., — взгляд снова на Жойена, — я много раз видел его во сне. Это он заставил меня проснуться после того, как меня..., — «столкнули» — едва не говорит мальчик, но почему — сам не смог бы сказать. — после того, как я..., — нет, не упал. Он не мог! — после того, что случилось, — наконец закончил принц Севера и Трезубца.
[indent] — Он зовёт меня, — слова не могли передать всего, потому что происходящее давно перешло грань, как казалось, реальности. Сновидения были тяжёлыми, вязкими и совсем не такими, как... в детстве. — Мы найдём его, и он вылечит меня, Джон, я снова смогу чувствовать ноги и бегать! — Тень восторга послышалась в голосе. Выздороветь хотелось отчаянно.
[indent] Разве Джон будет спорить? — В Речные земли нельзя: Ров Кейлин тоже заняли железнорождённые, — зачем-то добавил Бран Старк. — Но мы не пойдём на юг. У Старых богов нет глаз на юге, — мальчик повторил слова Оши. — И мы нужны ворону. Я нужен, — зачем — оставалось за гранью его понимания. Что мог Брандон Сломанный перед целой армии мертвецов синеглазых? Он почувствовал, как по телу побежали мурашки: вспомнился сон, где он видел сердце зимы.
[indent] Ему никогда не было страшно так, как в ту ночь.
[indent] — Ты откроешь проход для нас, Джон? Или, может, ты пойдёшь с нами? — Уж очень неловко, что Мира должна защищать их. — Пожалуйста. Если они идут, мы не можем бежать от них, потому что... бессмысленно, — жутко даже представить, что будет, если начнётся ещё одна — настоящая. Долгая. Ночь.

[indent] – Видел?..  – Джон осекается.
[indent] То, что Бран говорит о женщине, одичалой, и её муже – очень похоже на правду. И про дезертира Джон помнит. Вспомнил тогда, после того, как они забрали трупы разведчиков с синими глазами. После того, как один из них ожил и едва не погубил лорда-командующего. И тем не менее это его «видел во снах» не делает жизнь Джона проще и яснее. Сны? Бран видит вещие сны?
[indent] Слова вылетают изо рта мальчика, катятся гладкими камушками, падают одно на другое и скатываются, нагромождаясь. Бран снова упоминает ворона. Трехглазого ворона. Джон смотрит на маленького брата и старается убрать из взгляда сожаление. Или это – жалость? Джон был бы готов поверить в то, что малыш видит сны о настоящем или будущем. В конце концов, какие ещё сказки могут ожить? Зима грядет, древняя магия пробуждается. Но эта… эта фантазия… о волшебном вороне, который вернет Брану возможность ходить… Джон сглатывает комок в горле.
[indent] Выдумка и реальность сплетаются воедино. Ров занят кракенами – очевидно, они заняли Ров Кейлин после того, как Болтоны вытеснили их из Винтерфелла. Хорошо, но есть же земли северных лордов, вассалов Старков, наверняка многие из них верны своему сюзерену! Пусть даже сейчас дома стоят опустошенные, там нет мужчин, но спрятать мальчишку и его сопровождающих они могут.
[indent] А вот он, Джон, не может потакать безумному желанию своего младшего брата. Он не может. Пропустить его за Стену? Пойти с ними? Джон выдает короткий горький смешок. Нет, он предпочел бы умереть каким-нибудь менее мучительным способом. И ни в коем случае не отправит на верную смерть Брандона. Джон видит перед глазами лицо леди Кейтилин: почему не отца? её; бледное, серьезное; может, потому что она любила Брана так сильно, и он видел её в последний раз, склоненной над его постелью. Ты не обречешь моего мальчика.
[indent] Нет, миледи. Я не посмею. Я тоже люблю его и не посмею.
[indent] Слово перехватывает Мира Рид, Джон хмурится. Да что же они все… почему они слушают Брана? Почему они идут за ним, за его… его снами, старые боги и новые! Джону никогда так не хотелось взять малыша за шкирку и как следует встряхнуть. Юноша попытался сесть ровнее, но только содрогнулся всем телом. На грубо наложенной повязке проступила кровь.
[indent] – Если идти медленно – от двух до трех дней. До Черного замка. Нет, леди Мира… Бран, – Джон качает головой. – Нет. Я не пропущу вас. Это безумие, и даже если ты говоришь правду... за мной идет отряд одичалых, а за ними армия. Огромная армия. Они бегут, – он выделяет это слово в противовес тому, что сказал Бран – будто бежать от Иных нельзя, – и они идут сюда, на Стену.
[indent] Отсветы огня причудливо пляшут на лицах детей: разочарованное – у Брана, сосредоточенное – у девушки, недовольное – у зеленоглазого мальчишки-Рида. Только Ходор тихонько улыбается каким-то своим мыслям. У Джона засосало под ложечкой. Боги, как давно это было, когда «ходор» для него было созвучно Винтерфеллу: дому, безопасности, веселым играм.
[indent] – Проход может открыть только брат Ночного Дозора, – повторяет Джон. – И я не буду этого делать. Я отправлюсь к Черному замку. Попытаюсь, – он криво улыбается. – Идите со мной. Пожалуйста, – к сожалению, он не в том состоянии, чтобы заставить кого-либо сделать что-либо. – Я помогу вам укрыться в поселении возле замка, а потом отправлю с отрядом куда-нибудь в безопасное место. Темнолесье… или Медвежий остров. Пожалуйста, Брандон, – как Бран просит пустить его за Стену, так Джон просит в ответ оставаться как можно дальше от опасности.
[indent] В крайнем случае ему придется покинуть их здесь, в Твердыне Ночи. Куда, вполне вероятно, могут заглянуть и одичалые после того, как переберутся через Стену. Нет, нет. Ему необходимо уговорить брата пойти с ним – уговорить во что бы то ни стало.