[nick]Sansa Stark[/nick][status]in many wars to come[/status][icon]http://s013.radikal.ru/i323/1708/75/67da1f385439.png[/icon]Удержать ее от ответных объятий не смог бы, наверное, даже запрет Трехглазого Ворона, явись он перед ней в тот же миг; иногда Сансе казалось, что Бран – не ее брат, но тот, который везде и нигде – каким-то образом знает. Может, он видит глубоко в ее разуме, и беспощадные глаза его порождают порицание, а, может, он заглядывает в самую суть сердца, и тогда непроницаемый взгляд Ворона становится на секунду похож на мягкий, человеческий; Санса вечерами сидит в Богороще и не знает, есть ли там Ворон или ее брат, как и не знает, чьей именно реакции ждет – хочет ли она наказания или прощения, но в роще белых чар-древ ей гораздо легче не верить в будущее, которое никогда не наступит.
Санса вдыхает запах метели с его меховой накидки, которая пахнет вовсе не той одинокой безнадегой холода в Винтерфелле, и вместо радости чувствует глубокую тоску по ушедшему детству, по нелюбви к единокровному брату, по собственной эгоистичности. Все это чувствовать и вспоминать неприятно, но однозначно куда лучше, чем невозможность разомкнуть объятия и просто ждать, как теплые, умиляющиеся взгляды свиты Джона, Бриенны и Подрика, стоящих неподалеку от ворот, толпы, собравшейся поприветствовать живого Бога и спасителей, сделаются сперва нетерпеливыми, затем настороженными, почти гневливыми, а она все так и будет стоять и ждать, пока ее пристыдят, крикнут отпустить, отцепят и отволокут, заметят, что леди Старк не в себе, конечно же, от счастья, и не заметят, что леди Старк не в себе от немой истерики. Единственное, что она может – кое-как выдохнуть из себя дрожащие, словно от вьюги и ветра, слова:
- Я так рада вас видеть. – «Вас, мой лорд», - но Санса никогда не опустится до того, чтобы кого-то снова звать своим лордом. Она уверена – не теперь. Да и некого: слава Семерым, у них теперь та, которой адресуют «моя королева». А потому Санса рада видеть не лорда Сноу, а всех тех, кто с ним приехал.
Она чувствует легкую улыбку Джона и то, как неотвратимо размыкаются его руки, и с усилием расцепляет объятия.
- Надо многое обсудить. – Слишком многое. И, конечно же, они не станут обсуждать то, что действительно важно – всегда есть то, что важнее.

Важнее, например, что Ходоки благодаря усилиям объединенной армии Семи королевств пока что не проникли за новую северную стену, и об этом они говорят за столом в зале сборов в присутствии теперь уже не только северных лордов, но и тех, чьи воины сражаются на этом рубеже. Важнее то, что разработка месторождений Драконьего стекла на Драконьем камне идет удачнее, чем предполагалось, и эту новость от Вариса приносит ворон. Важнее, что Джон без особого успеха, но по-прежнему пробует совладать с одним из драконов королевы Таргариенов; зачем Джону дракон, Санса не понимает, но мейстер Тарли уверен, что рано или поздно лорд Сноу справится – справился же он со своим статусом Азора Ахай и с одним из Великих Иных. Важнее, что десница королевы, пронырливый и мудрый Ланнистер, не претендует ни на Север, ни на супругу и признает брак неконсумированным, отшучиваясь в речи к высшему Септону тем, что был не в состоянии найти дверь в свою комнату, не то что вход в собственную жену. Важнее еще тысяча вещей, до которых наконец-то, как только возникла секундная передышка, всем появилось дело, и о своих важных вещах рыжая леди Винтерфелла даже не думает, пока праздничный прием гремит в ее ушах.
Все теперь веселятся так, будто в последний раз. Наверное потому, что веселье теперь редко, а последний раз как никогда близко. И потому менестрели поют громче, виноделы делают напитки крепче, а женщины не тратят душевных сил на смех – мало кто смеется теперь, и сильно опьянев, люди предпочитают уединяться. «В толпе не разделишь страх и одиночество», - однажды мудро заметила леди Тарт, и Санса поняла, о чем она говорит моментально, будто по наитию. Но ей все равно нравятся эти шумные праздники – так неслышно вьюги.

Впрочем, у Сансы есть вторая важная вещь, о которой стоит поговорить, и она дает Джону лишь короткую передышку на праздничный вечер, а после решительно и без его согласия следует за ним в приготовленные для Красного Бога покои (они приготовлены хорошо, потому что пусть ему и не пристало, но Санса как никто знает, что Бог спит), без шансов на помилование для усталого путника.
Дверь хлопает, и леди Старк не обращает никакого внимания на то, что гость ее впервые за долгое время дома, расслаблен и, возможно, слегка пьян. И, наверное, мечтает только о теплых шкурах и глубоком сне – у нее слишком много тем для обсуждения, которыми можно заменить другую, неважную.
- Мы так и не решили, что делать с Рамси. Как и прошлый раз. Этот ублюдок, Джон… - Если он хочет ее остановить, то Санса лишь отмахивается, отодвигаясь от успокаивающих и усталых жестов. – Я знаю, что сейчас не до этого, я знаю, что людей мало. Я не прошу армию, мне будет достаточно отряда. Болтоны ослаблены, лишены поддержки, почти все бывшие предатели теперь наши союзники, ты сам на этом настоял… Я знаю, что это больше не война между людьми, но у него Рикон, Джон. У нас есть время сейчас, пока Иные не наступают. Мы должны уничтожить Рамси, я хочу уничтожить Рамси и всех Болтонов вместе с ним, и если наш брат давно мертв, - Санса сдерживается, чтобы не сказать «мой брат», потому что с Джоном Рикон связан лишь смутными общими воспоминаниями, и леди Старк взяла за привычку думать именно так, облегчая собственную ношу, которая легче, впрочем, не становится, - я хочу отомстить.
Глупо принимать вид праведницы и лгать, что ей нет дела до отмщения. Санса давно знает, что справедливости не существует, лишь тяжелая длань кары: если можешь – делай. За то, что сделаешь, тебе воздастся конечно, но и за то, чего не сделаешь, воздастся троекратно.
Должно быть, ему неприятно об этом слышать, должно быть, ему тяжко это напоминание, должно быть, он не хочет ее страданий, но прежде, чем он успевает отвернуться или ответить, Санса хватает его за предплечье, без нежности и мольбы, и голос ее преисполнен требовательной ненависти, которая ее по праву.
- Я не хочу, чтобы он просто сгнил у себя в Дредфорде, мне предстоит сперва увидеть его мучения. Я имею это в виду. И если нужно будет самой взять меч, чтобы прирезать его, я это сделаю, Джон. – Меч, конечно, прежде нужно поднять, а Санса не способна даже тетиву натянуть – с оружием у нее по-прежнему худо, несмотря на все старания Бриенны, которая, впрочем, слишком ее жалеет. Но взгляд ее говорит об обратном: если ей не дадут, что обещано, за неимением меча она самолично перегрызет глотку Рамси Болтону, как любая северная волчица. – Ты сдержишь это обещание? Да или нет, Джон?
Есть еще то, чем она может воспользоваться. Есть еще человек, в которому она может обратиться за помощью: тот, кто выполняет данные ей обещания, тот, кто, конечно, возьмет плату, но и тот, кто обеспечит бастарду Болтона самую нелегкую смерть – лорд Долины стремится угодить хранительнице Севера и получить то, что по праву считает своим. Петир Бейлиш не тот, к кому бы Санса обратилась добровольно, и доверять ему Север она не собирается, но собственное тело – вполне готова. Если это то, чего он потребует за обещание. Потому что она единственная, перед кем Мизинец держит слово.
Но разве не должен Джон хотя бы здесь прийти ей на помощь, единственной Старк, брошенной в Винтерфелле? Разве не должен он ей хотя бы это, если больше ничего Санса от него не требует?

Отредактировано Aerlys Celtigar (2017-08-16 05:41:49)