Путь от Риверрана до Белой Гавани однажды она уже проходила, да только порядок тогда был другой: Винтерфелл – столица – Белая Гавань – Риверран, и вот опять, только, конечно, без возвращения в эту помойную дыру, ставшую сердцем некогда единых под знаменами Таргариенов и позже Баратеонов земель. То же и с Винтерфеллом; Кейтилин не сомневалась в отваге и силе своего сына, но она, как и всякая мать, за него боялась, ибо дети всегда мнят себя бессмертными. Что ж, быть может, урок Крэга научит его тому, что познавал он с младых лет по ученым книгам и отцовским рассказам, да только что толку, ибо пока на руке человека не останется ожога, он не запомнит, как страшен огонь.
Огонь… В огне сгинули младшие сыновья Кейтилин Старк, и ей не прикоснуться к ним, ни к живым, ни к мертвым; преданы, пойманы и – убиты. О них она плакала не больше и не меньше положенного, лишив почти всех, кроме самых близких, но их не было рядом, возможности жалеть ее, утешать и поддерживать. В чужое горе лезть не нужно. Не лезла она слишком много в сердце Бриенны из Тарта, лишь постаралась вновь поставить ее на ноги, но в этом было пополам сострадания и корыстности, ибо кому, если не ей могла доверить она Цареубийцу с его – вероятно, ничего для него не значащей – клятвой. Но Бриенне она доверяла. В синих, что вьюнки, глазах этой молодой, ужасно некрасивой и невыносимо сильной девушки она увидела то, во что смогла поверить.
Еще был, конечно, Бес. На него в своих планах полагалась леди Старк. Он спас ее однажды, кто знает, вдруг хватит ему милосердия на прощение и честности на исполнение клятвы. Хотелось бы верить.

На веру сил оставалось едва-едва; с надеждой было проще. Кейтилин открывала и закрывала глаза с молитвой Матери о том, чтобы ее дочери вернулись на Север, ведь говорят, будто чего ни попросишь ты с чистым сердцем у Семерых, то дадут они тебе. И разве о многом просила Кейтилин? Она потеряла двух из трех сыновей, а дочерей у нее и того было меньше; о младшей не единой вести с начала войны, так, может, и вернуть могут уже вдвое меньше обещанного. Зря она, может, не приказала Бриенне отправить в Королевскую Гавань только половину Цареубийцы, можно даже ту, что с правой рукой, той, которой он служил своему королям, время от времени предавая их по разным велениям сердца.
Ну да ладно. Боги дважды возвращали ей супруга с войны, хоть бы и в этот раз они проявили чуть милосердия и вернули ей сына и дочерей. Трое. Всего трое. Пожалуйста. Это не так много. Это вдвое меньше, чем у нее было.

~~~

Чаячий город был велик, но все же оставался слабой тенью Королевской Гавани, размах которой был едва соизмерим с любым из городов Семи Королевств. Впрочем, говорят, Старомест может соперничать с королевской твердыней и даже превосходит ее красотой. Последнее, впрочем, было нетрудно. Город Долины же был по-своему изящен и ладен, если бы только не пошлый налет торгашества. На любых купцов и владетелей рыночных лавок Кейтилин Старк привыкла смотреть свысока, как и вообще на всех, кто трудился чуть больше, чем держал вышивальную иглу или меч, но все же без презрения. Боги каждому предначертали свой путь: одним было наказано вспахивать землю, другим защищать короля, а она была леди, она была супругой и матерью, позже вдовой и… слова не выдумали для матерей, что пережили своих детей, ибо так не должно было быть.

Они остановились в какой-то гостинице, и будь они неладны, эти портовые города, где так просто нельзя сесть на коня и уехать, избежав этого долгого ожидания. Они и без того уже задерживались, и не то что Кейтилин куда-то очень уж спешила, но это бесцельное существование в городе, где после Восстания Баратеона ей не слишком были бы рады, раздражало. Ждать Кейтилин, спору нет, умела, но лучше уж было ждать на корабле и плыть к Мандерли, чем скучать без дела в этом городе. Новостей интересных она не узнала. Ни про Лизу, ни про Королевскую Гавань, ни про Север или Риверран – ничего.
Это было еще одно утро, сероватое и нечистое, но, к счастью, достаточно теплое, чтобы не помирать еще и от холода. Они уже давно позавтракали и ждали новостей: вдруг им уже можно тронуться с места? Рикард Рисвелл казался усталым, но скорее, конечно, от скуки. Уж явно вдова его сюзерена была не самой желанной ему компанией. Леди Старк пришлось поднапрячься, чтобы вспомнить, нет ли него самого сестер, младших иль старших, как вдруг воспоминания пришли сами собой: Бетани Рисвелл, она стала супругой Русе Болтону, и был у них сын, он, кажется, захворал и умер, а еще, кажется, Барбри Рисвелл, она вышла за лорда Дастина, и тот погиб у Башни Радости. Первая, помнится, давно уже умерла, а последняя? Должно быть, она уже такая же старуха, как и сама Кейтилин. Если она вовсе жива.

Можно было бы спросить об этом. Языком чесать не мешки ворочать, да и что им с Рисвеллом остается делать? Кейтилин Старк чуть повернула голову к своему телохранителю, чтобы спросить его о семье, как вдруг кто-то позвал ее по имени, по короткой его форме – Кет! – и она не успела даже удивиться, как вдруг перед нею возник, словно из-под земли, лорд Петир Бейлиш. Серебряный пересмешник сверкнул на черном его плаще, и так же ярко блестели его – Бейлиша – глаза.
– Петир?.. – полувоскликнула, полуспросила она, чувствуя, чувствуя, как голос выдает ее. Ей стоило бы казаться невозмутимой. Ей стоило бы держать себя до конца. Он умный. Пожалуй, вдвое умнее и вчетверо хитрее. – Через следующие пятнадцать лет я уже надеюсь быть со своим супругом и младшими сыновьями, так что ты успел, – ответила она чуть погодя, едва скрыв свое глубокое изумление, – такое же совпадение, как полтора года назад, в Королевской Гавани? – спросила она, обернулась на Рикарда Рисвелла, – оставьте нас ненадолго, пожалуйста; это лорд Петир Бейлиш, он некогда был воспитанником моего отца, я знаю его с детства.
Как будто это ее спасет, конечно.

Да уж, только евнуха нам как раз здесь и не хватало. Вот милая была бы компания: мать Короля Севера, члены Малого Совета Джоффри, один из которых был в нее по молодости влюблен, а другой – евнух, и наемники. Без сомнения, Робб едва ли оценил бы подобное безрассудство, но Кейтилин не сомневалась, что сын, сам того не зная, платит ей той же монетой, когда ее нет рядом. Только вот ее жизнь в сущности ничего не значит, а его… Но нельзя об этом думать. Не сейчас. Не при нем. Она и без того достаточно открыта, чтобы выставлять напоказ свои слабые стороны.

Кейтилин Старк ничуть не удивилась, когда Петир сел подле нее; гораздо больше ее изумило то, что он не остался с ней наедине. Это невольно уязвило ее, но не потому даже, что она заподозрила в этом некоторое недоверие, а потому, что теперь она ощущала себя вконец беззащитной. С тоской взглянув вслед уходящему Рисвеллу, Кейтилин задумалась о том, как поступить лучше: храбриться и сохранять спокойствие или уколоть Бейлиша каким-нибудь образом. Чего ты так боишься, Брандона тут нет.

И все же для того, кто не единожды отверг стоящего перед ним, Кейтилин Старк была безрассудно уверена в том, что Петир Бейлиш ей по-прежнему приходится другом, словно и не разделяла их синяя лента, отданная Брандону Старку, словно и не было долгих лет разлуки, за которые они прожили свои долгие жизни, разнесенные так же далеко друг от друга, как Закатное и Узкое моря. Персты, Риверран, снова Персты и позднее Чаячий город, а там уж и Королевская Гавань – путь Петира Бейлиша к высоте своей башни был куда как сложнее и замысловатее того, что прошла Кейтилин. Ее судьбой распоряжался отец, а она и слова не смела сказать лорду Хостеру поперек, ибо послушные дочери во всем подчиняются воле отца и лишь стремятся ему угодить. И воля ее отца была такова: пусть Брандон Старк казнен в Королевской Гавани, но по древним обычаям младший брат покойного должен был взять в жены ту, что предназначалась умершему, а потому Кейтилин досталась Эддарду Старку. Так и свершилось. Риверран, а после – Винтерфелл. У нее ведь и не было никакого пути наверх, она ничего не добивалась, лишь покорно следовала предначертанной судьбе и старалась быть верной чести и долгу до конца. Лорд Бейлиш же наверняка шел к вершине дорогой кривой и тернистой, но три войны Кейтилин Старк прожила так много, что, скорее всего, ее опыт жизни очень даже сопоставим с опытом Петира.
– Не сомневаюсь, – холодно ответила Кейтилин на слова Бейлиша о богатстве воспоминаний, оставленных Королевской Гаванью. Живущие в столице и, тем более, в стенах Красного Замка, наверняка видели много больше остальных, и все же Петир не застал торжества смерти и безумия пятнадцать лет тому назад, когда Семи Королевствам было угодно отказаться от драконовой власти и уступить место королю другому. Молодой и сильный, он не заливал обещаний в уши людей, но брал то, что хотел. Огнем и кровью. Все это давно было, а живо в памяти, будто и дня не прошло. Все это лорд Бейлиш пропустил, отсиживаясь, видимо, в Долине, впрочем, наверняка Кейтилин не знала и могла лишь догадываться и судить по его собственным словам. Не застал Петир ни кровавой казни Брандона Старка и его отца, ни неистовой жестокости львов, ни венчания молодого Баратеона на царство; пришел, когда все было, как в летний полдень, тихо.

Зато он видел другое, и это занимало Кейтилин куда больше отсыревших за давностью лет воспоминаний о восстании. Лорд Бейлиш обещал ей помочь. Он обещал помочь ее мужу, но то ли королевская воля оказалась сильнее, то ли недостаточно Петир постарался, но толку от его помощи было, как от Долины в Войне Пяти Королей.
– Я возвращаюсь на Север, а вы куда держите путь, милорд? – Сама она была в некотором замешательстве, ибо не была до конца уверена в том, что лорд Бейлиш и впрямь не знает, куда она плывет. Все было так аккуратно и непринужденно, комар носа не подточит, и все ж несколько двусмысленно.

smoke and mirrors

Мало Кейтилин Старк знала об игре престолов, об этой жестокой забаве, столь прижившейся в Королевской Гавани, и еще меньше знала о том, как в ней победить. Трудно играть, не зная правил, и уж тем более совершенно невозможно выиграть; будто новорожденный котенок, она никак не могла найти верной дороги и ударялась о все углы. Давно, несколько жизней назад, ей казалось, что она все предусмотрела и рассчитала, отправившись к Эддарду в столицу, чтобы предупредить его о Ланнистерах, но она не сумела спасти этим ни мужа, ни детей, но лишь навредила всем, пленив Беса. С того все и началось, завертелось и покатилось снежным комом вниз, и если толкнуть его она смогла легко, то остановить сил уже не хватало.

– Но вы же сами спросили меня… – чуть растерянно сказала Кейтилин, почувствовав, как в ее броне появилась новая брешь; глупая женщина, разве не знаешь ты, что не все вопросы задаются ради ответов? Ей было трудно понять, какое дело Варису до того, куда она плывет, но паутины его бегут по всем Семи Королевствам, и едва ли есть хоть один угол, в котором не расставлена эта липкая ловушка. – На Север? – васильковые глаза Кейтилин вопрошающе смотрели на Бейлиша в попытке прочитать его и узнать, куда и зачем он направляется. Конечно, севером относительно столицы мог быть и Риверран, и Ланниспорт, и Орлиное гнездо, но Кейтилин Старк понимала слово «север» в одном единственном его значении, и не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, в каком именно. Что ты хочешь найти на Севере? Там холод, кракены и пепелище, не тебе туда идти.

Север и Петир Бейлиш были подобны льду и пламени в воображении Кейтилин, и не потому даже, что в далекой юности их разделила сталь тяжелого клинка, а потому, что седые земли от Перешейка и до самой Стены были неукротимы и непримиримы в своей дикости, в своем свободолюбии. «Север не знает милосердия», – так однажды сказал своей супруге Эддард Старк, и ледяная дрожь прошла у нее по спине. Он не хотел ее напугать, но ей стало слегка не по себе от мысли, что она стала женой того, кому этот Север вверено хранить и оберегать. Лорды Речных земель были по-своему строги и непреклонны, и далеко ходить не надо: отец и дядя Кейтилин никогда не изменяли ни себе, ни закону, но рожденные от крови и семени северян, были в своей отваге и решимости другими. И не Петиру иметь с ними дело; его удел в понимании Кейтилин был хороший счет, а еще, пожалуй, некоторые знания в области управления людьми и землями, да только на Север эти таланты едва ли распространялись.

Петир Бейлиш обернулся к своим людям, и Кейтилин думала, он отошлет их ненадолго, но вместо этого он сказал им оставаться здесь, а после возвращаться сразу на корабль. Значит, ты сейчас предложишь мне покинуть это место? Постаравшись не выдать своего понимания происходящего, Кейтилин подала руку Петиру, когда он наконец озвучил свое предложение. Где-то внутри пульсировала мысль о том, что эту смелость едва ли оценили бы Робб и Нед, но их здесь не было. Вы оставили меня, и теперь я сама буду принимать решения.
В прошлый раз подобная храбрость не принесла Кейтилин ни пользы, ни мира в семье: отпущенный Цареубийца ушел на юг, а вместе с ним ушло и уважение северян к своей леди и доверие ее сына. Но если эта цена за жизнь и свободу дочерей, Кейтилин была готова заплатить ее тысячу раз и даже больше.

– Ваша смелость не знает границ, милорд. – она держала его за руку, ощущая, как невообразимо сильно она изменилась с того поцелуя в богороще, когда еще была мальчишеской, потной и слабой, и хотя сейчас его рука по-прежнему казалась хрупче рук большинства мужчин, она была прохладной и твердой, как камень. Вот только в дюймах Петир прибавил не слишком, будучи практически одного со своей возлюбленной детства росту. Кейтилин почти пожалела, что с ней не было рядом Бриенны Тарт. – А я уже думала, вы никогда не рискнете остаться без своих людей подле меня.
Сердце чуть ускорилось, а в голове закружился рой самых разных мыслей, по большей части тревожных и кусачих, но других у Кейтилин уже давно не было. Больше всего она хотела спросить о дочерях, но старалась быть осторожной и выжидала, пока они останутся наедине.
– Что с моими девочками? Как Арья? О ней не было вестей. Дошел ли Цареубийца до столицы? Что вы хотите показать мне, милорд?

Много тайн знал Петир Бейлиш. Они, что золотые драконы, позвякивали у него в кармане, и он неспешно перебирал одну за одной. Еще больше тайн хранил он сам, и это был уже карман другой. Может, и в его секретный ларец кто запускал свои руки: Варис, Тайвин Ланнистер или, может быть, королева, но едва ли они многое смогли у мастера над монетой украсть его. А то, что смогли, пожалуй, для того на самой поверхности и сверкало, чтобы приманивать блеском своих наивных охотников до чужих секретов.
Таковой Кейтилин Старк, конечно, никогда не была. Ее редко интересовал мир на два шага вперед от себя, да оно и понятно, эта женщина привыкла стоять по правую руку от отца, супруга и сейчас – сына, а рядом с ней всегда были ее дети, так и зачем ей мир кроме тех, кто имел для нее значение? Однажды она уже согрешила, оставив сыновей в Винтерфелле ради дороги на юг, да только вернуться было уже некуда. В предательском пламени погибли юные принцы Севера и вместе с ними молодая королева Робба, скромная, тихая, обходительная леди Рослин. Бедная девочка. Кейтилин помнила ее большие, что озера, глаза, в которых всегда было чуть больше страха, чем того стоило бы иметь той, чей путь ведет на север. Эти поседевшие от старости земли Первых Людей не для слабых духом. Север строг, Север суров и Север не знает прощения. Бедная девочка, не такой судьбы заслуживало это дитя. Не плачь по ней, Уолдер Фрей, у тебя дочерей еще много, а у меня — всего две.

Не такой судьбы заслуживали и ее Санса и Арья, запертые в золотой клетке Ланнистеров. Будь воля Кейтилин, она бы сама прошла сквозь прутья и забрала дочерей от львиных лап и клыков, да только кто бы позволил ей это. Девочки, девочки… Иногда ей казалось, что она уже забывает их лица, их смех, их теплые ручки, совсем нежные, совсем молочные руки. Санса, должно быть, сейчас уже женщина. Избежав нескольких лет в шкуре гадкого утенка, Санса быстро из ребенка преобразилась в тонкую девушку, и Кейтилин не сомневалась, что сейчас ее дочь во сто крат краше нее самой в те годы.
Арья – совсем другое. Ее волосы были подобны змеям, что никак не желали ложиться в покорные косы, и вечно вылезали там, где нельзя. Однако таков был характер и самой девочки: не по годам смышленая и живая, она бесконечно оказывалась там, где не стоило бы, и это всегда одновременно трогало и раздражало ее мать. Нед больше улыбался, но иногда в такие мгновения Кейтилин замечала на его лице тень печали, и не было сомнений в том, что в такие мгновения думает лорд Винтерфелла вовсе не о худом воспитании девочки.
Нед, Санса и Арья – каждое имя стрелой проходило сердце насквозь и в нем застревало, маленькое, иссохшее, обесточенное сердце. Ужели бы ты любил меня такой, Нед? Уставшую от жизни старуху, едва способную на улыбку. Давно не Дева, уже не Мать и даже не Старица, а лишь старуха. Медь волос винтерфелльской леди еще не тронул поцелуй старости, но внутри все давно побелело от страха и горя. Снег скорбей укрыл ее душу, лег могильным камнем на сердце, и кто растопит его сейчас? Да никто. В Новом замке Мандерли ее ждет постель, пусть другая, но все такая же пустая, все такая же холодная. Ни отца, ни брата, ни детей, ни мужа – кем она будет там? Почетной гостьей и почетной заложницей, если однажды что пойдет не так. Иллюзий Кейтилин имела не слишком много. Как доброго гостя звали в Сумеречный Дол Безумного короля и там пленили его. Чем она лучше Эйриса? Многим, конечно, да только разницы это не делает никакой для тех, кто ищет выгоды.

– Вы знаете, что меня интересует, – резко ответила Кейтилин, даже не взглянув на своего спутника и не ответив на его предыдущие слова, – вы знаете, – повторила она, сама того не заметив, – что с моими дочерями? От Арьи не было вестей с ареста Эддарда, – она обернула лицо к Петиру, и в ее глазах – досада! – вновь отразилась тревога.

Он говорил медленно. И шел тоже медленно. Словно они прогуливались по зеленым гущам летнего сада, а не про серым и скользким улицам Чаячьего города. Туман лишь недавно рассеялся, оставив на камне города свой влажный след, и иной раз носки леди Старк норовили скользнуть вперед и подвести свою хозяйку, но та никогда им этого не позволяла. Она не падала, не спотыкалась и не сгибалась и в худшие дни, а это всего лишь грязный город, мокрые камни и кружево паутины, в которое она невольно угодила, доверившись прогулке с Петиром Бейлишем. Кейтилин Старк не боялась. Но с каждым шагом от знакомого ей места, где она оставила Рикарда Рисвелла, ей становилось не по себе от мысли, что она в чужом городе, и единственный ее защитник в минуту беды – Петир Бейлиш. Кейтилин не тешила себя тем, что за годы их разлуки он овладел искусством владения меча лучше. О нет. То было не его оружие.
О том, чтобы защитить себя от самого Петира Бейлиша, леди Старк не думала. Почти детская непоколебимость в том, что он, даже будучи жестоко отвергнутым и раненым ею в молодости, не замыслит против нее предательства, уводила ее от лишних мыслей и позволяла ему самому уводить ее от всякого здравого смысла.

– Я видел ее…
Конечно, ты видел ее. Вы же жили почти два года бок о бок в Красном Замке.
– … в Харренхолле. С Тайвином Ланнистером.
На долю мгновения сердце остановилось, готовое сей же миг рассыпаться пеплом в костяном лесу ребер леди Старк. В Харренхолле… С Тайвином Ланнистером… Каждое слово давалось ей с трудом, как будто она пыталась прочесть его во сне, но это все было настоящим. Даже руку щипать не пришлось. Он давно уже в Королевской Гавани, но девочки… Удерживает Харренхолл… Спроси его о своей дочери.

Боле всего ей хотелось размахнуться и наотмашь ударить Бейлиша по лицу. Спроси его о своей дочери. Что он позволяет себе, что он вообще знает о материнском горе? Если он лжет, он пожалеет об этом, а если не лжет, то пусть достает всю правду со дна. Харренхолл. Арья. Тайвин Ланнистер. Как ни старайся, когда вспоминаешь льва с Утеса Кастерли, не избавиться от солоноватого привкуса воспоминаний об участи детей принца Рейегара. Мальчику, говорят, разбили головку, а девочку…
Кейтилин Старк не знала, чувствует ли Петир ее дрожь, но она уже и не думала о таких мелочах. Как будто он и без того не знает, что значат для нее дети, как будто не понял этого, когда она пересекла полмира, чтобы отдать супругу кинжал, что занесли над ее сыном. Петир знает. Он все про нее знает. Что ж, пусть так.

– Но Харренхолл в сотнях миль от Красного Замка!.. – сердце волчицы ноет и скулит от страха. Харренхолл… Замок ее матери. Она была там лишь однажды, то было далекое детство, что вспоминать, но хорошо запомнила обугленные кости чужой гордыни. Замок чудовищно огромен и так же чудовищно уродлив. Над его величием однажды надругались Таргариены, и, говорят, проклятие лежит на нем с тех самых пор.
– Но Тирион Ланнистер… Он поклялся, что обменяет брата на моих дочерей. – Неужели лгал? Может, и стоило его столкнуть в Лунную дверь. Все Ланнистеры одинаковы; как она могла им поверить? Не делая и шага вперед, Кейтилин смотрела на Петира, и благодаря своему положению на лестнице, он впервые за всю жизнь казался выше ее самой. – Она была пленницей там? Почему он не забрал ее в Красный Замок? Почему ты не сделал ничего для ее свободы?

«Призраки с Дженни танцуют в чертогах былых королей…» Он был ее принцем, она – королевой его сердца. Немногие мальчики соглашаются в детстве играть галантных рыцарей для своих подруг и сестер, но Петир никогда и не был из числа «многих». Обманчиво невзрачный, он был вещью в себе, и только внимательный мог заметить, как много кроется внутри, под снегом его умного лица, за малахитовым блеском его внимательных глаз. Кейтилин Талли считала себя едва ли не первой из тех, кто чуть вскрыл тайну Петира Бейлиша, приоткрыл его душу, заглянул в его сердце; она ведь всегда доверяла ему и думала, что он доверяет ей так же. Она была его Дженни, он – ее Дунканом Высоким.
Только все это была игра, а теперь она была настоящей Дженни. Призраки облепили Кейтилин Талли, как мухи сочную сливу, и если бы можно было, как в детстве, сказать, мол, ну все, порезвились и будет. Но нет, так нынче нельзя, от призраков ей теперь не уйти, не укрыться, они ведь всегда знают, где она.

Мучительно. Это было мучительно. Дженни глядишь повезло все же чуть больше. Она наплясалась со своими призраками, и те отпустили ее к принцу, и если бы даже призраки леди Старк отпустили ее, то… к кому? У нее ведь, кроме них, никого не осталось.
Все, что было теперь, это пепел, чтоб согреваться в грядущую зиму. Ее отец и мать нашли покой друг с другом на том свете. Ее муж несправедливо погиб. Ее младшие сыновья взяты в плен и убиты. Ее дочери разлучены с нею и потеряны. Призраки с Дженни танцуют в чертогах былых королей…

Петир Бейлиш сказал о Ланнистерах, и все внутри исказилось от боли и гнева, но лицо леди Старк не дрогнуло. Ей не в новинку узнавать подобное о Ланнистерах. Не в новинку ей и получать безрадостные вести. И даже когда лорд Бейлиш продолжает говорить о Бесе и вдруг произносит то, что лишает леди Старк последней надежды на возвращение дочерей, она не кричит, не плачет, не проклинает небеса. Они выдали ее замуж… В уголках глаз вдовы Эддарда Старка собираются слезы, но ни одна из них не капает на ее худое лицо. Странно. Ей прежде, все в том же детстве, казалось, когда ей было очень страшно и тяжело, что мир сейчас лопнет вместе с ее сердцем, но капала секунда за секундой, а мир продолжал стоять на твердых ногах. Так и сейчас, даже после этой жестокой вести о судьбе старшей дочери, мир будто и не обратил внимания на ту, для которой уже не первый раз за последний год едва не закончился свет. Холодный ветер и серое небо – мир по-прежнему был чудовищно реален.

Леди Старк смотрела на лорда Бейлиша, и взгляд ее будто проходил сквозь него. Он вдруг оказался запредельно рядом, и в иной раз она бы даже отдернулась от такой близости, но оцепенение и бессилие завладели заполнили ее до самого донышка, и несколько мгновений она покорно тонула в том темном пруду, куда ее с головой окунул Петир. Проиграла. Она проиграла. Она поставила все на Цареубийцу и Беса, предав сына, и они отплатили ей той же монетой.

– Значит, ты еще можешь спасти Сансу, так? – сказала вдруг она еще резче и холоднее, чем от себя ожидала, накрыв ладонью ту руку, что он вздумал положить ей на плечо, – к чему это все? В свои игры можешь играть с вашим надушенным евнухом, – она почти сжала его пальцы, но тут же отпустила и убрала его руку со своего плеча.
Пусть Санса замужем за Бесом. Пусть он уже лишил ее девства и зачал ей ребенка. Пусть она не сможет выйти замуж вновь до того, как овдовеет. Пусть все так, но ей дали клятву. Она отпустила Цареубийцу, и Бес должен был отпустить ее дочерей. Но сейчас значение имело не только и не столько это, а то, чего ради Петир вообще затеял все это.
– И куда ты ведешь меня?

[indent] Ветер крепчал. Ветер крепчал и давал все больше отрезвляющих пощечин. Нечистое утро сменялось мутноватым полуднем, базарным, разгульным, наглым; торгаши и моряки не смолкали в городе ни на мгновение, отчего у улиц рождалась особая музыка – музыка гортанная, хриплая, чуть запойная и громкая, но Кейтилин она не мешала, ибо будто и не слышала она всего того, что звенело, кричало, смеялось кругом. Или это они зашли так далеко, что здесь и слышать уже нечего? Какая-то лестница, небо и чайки, странные вещи случаются тут и там – отчего вообще она встретила Петира здесь, в этом городе, на перепутье дорог с юга на север, как будто то не просто город был, как будто то липкая паутина, и Кейтилин не свезло в нее угодить. По глупости ли то, по наивности ли, кто разберет. Или ей все это кажется, и нет в этой встречи ничего кроме встречи самой.
[indent] Каждое слово Мизинца резало Кейтилин глубже самого острого клинка валирийской стали. Бес. Совратил ее родную дочь, ее любимую дочь, и зачал ей ребенка, Семеро, за что Сансе все это, за что? Милая девочка, ее милое дитя, она ведь едва стала женщиной; какой ей нынче год? Тринадцатый будет, и что ни говори, а в ее годы сама Кет, хоть и стала невестой Севера, все ж была сущим ребенком, и пока не произвела на свет она своего первенца, им и оставалась.
[indent] Если бы только она, Кейтилин, могла принять весь удар на себя, если бы только боги спросили ее о цене за благополучие ее детей, о, она бы без раздумий отдала всю себя, всю свою жизнь, всю свою честь – лишь бы дети ее здравствовали, живя друг с другом в счастье и согласии. Мысли о дочерях, будто напуганные птицы, метались в голове Кейтилин, и каждая из них кричала и плакала о судьбах северных принцесс. О Робб! Отчего сразу ты не обменял их на Джейме Ланнистера, отчего заставил меня пойти на это вероломство?
– Зачем? – Рассеянно спросила она, понимая, что позволила себе слишком чувств на его глазах, и в то же время не понимая, о чем именно спросила, – что хотел ты сказать мне? Если хочешь помочь – помоги. А пустыми обещаниями я накормлена до скончания века.

[indent] От его прикосновения она вздрогнула, в ответ подивившись тому, как изменило и вместе с тем пощадило Петира Бейлиша время. Годы взяли свое и сделали из нее, маленькой и хрупкой девочки с рыжими косами, взрослую женщину, уже почти старуху, не пожалели годы и Лизу, и короля Роберта, и даже Неда, но они причудливым образом позволили Петиру остаться кем-то между мальчишкой и мужчиной. В нем стало меньше прыти и больше спокойствия, но в глазах его до сих пор сверкали странные искры, природу которых Кейтилин не могла понять тогда и не раскусила по сей день. В его взгляде ей одновременно мерещилось что-то бесконечно открытое и в то же время кусачее, хитрое, непростое.
[indent] Но это все она обдумает позже, а пока лишь отшатывается. Женщине, пусть даже вдове, не пристало терпеть такие прикосновения, и леди Старк делает шаг назад, не позволяя этой дружеской (ли?) нежности затянуться, как будто та могла оставить на ней, Кейтилин, следы грязи, неверности, легкомыслия, и пусть и первое, и второе, и третье были так же далеки от нее, как Стена от Летнего моря, но она не позволит ни стенам, ни ветрам, ни солнцу хоть в чем-то ее упрекнуть. Ей такой стоило быть с младых ногтей, чтобы лучше беречь свою честь и его, Петира Бейлиша, сердце. Первое-то, впрочем, вопреки всем поцелуям и танцам не пострадало, но второе?..
– Петир, послушай, – заговорила она, – я любила Неда всем сердцем и буду скорбеть о нем до конца своих дней, но дети… – она изменилась в голосе, но все же не позволила ему дрогнуть и выдать совсем, – я уже потеряла младших сыновей и я не знаю, когда смогу увидеть старшего, и если ты не справишься и сейчас, я… – она не смогла продолжить, чувствуя, как в горле встает острый ком, – они не заслужили ничего из этого.
[indent] Если Арья у Тайвина Ланнистера, она должна быть сейчас в Королевской Гавани. Тайвин давно вышел на столицу и давно там засел, уж ей ли не знать, и неужели Петир не встретился с ним, неужели не видел подле него Арью? Как странно. Или Тайвин держит Арью в темнице? Такое положение, конечно, не для благородных заложников, но это ведь Тайвин Ланнистер! Он еще не смыл с рук крови рейегаровских детей.
– Арья в столице? Вместе с Тайвином? Ты можешь помочь и ей? Ты знаешь, я отпустила Джейме Ланнистера. Отпустила вместе с Бриенной с острова Тарт. Они должны были уже дойти до столицы. Просто помоги ей забрать девочек и отправь на Север, в Белую Гавань. Тебе ведь это не будет стоить многого, но у меня есть и золото, и серебро, и драгоценности.
[indent] Стоило отдать их, впрочем, Бриенне. Не в качестве награды, ибо та не взяла бы, но хотя бы на дорожные нужды. Рыцари помогают безвозмездно, но рыцарям тоже нужна пища и кров над головой. Возьмет ли это Петир, тоже оставалось вопросом. Мужчина, берущий деньги у женщины, пред ней невольно унижается, и лишь пьяницы, мародеры и воры позволяют себе такое, но если это сохранит жизнь ее, Кейтилин, дочерям, она будет готова продать и себя.

– Как я могла тебе вести доверить дела, когда ты сидишь в Малом Совете Джоффри? – Резко спросила его Кейтилин, едва дослушав, – предлагаешь писать письма? Письма, которые могли перехватить евнух или королева? Или мне снова стоило самой приехать в Королевскую Гавань, чтобы тоже стать заложницей Ланнистеров? И что же ты тогда не смог помочь Неду, если все у тебя так ловко выходит?
[indent] Песня ее тревоги и печали звучала все более раздраженно, как будто за нее взялся менестрель неумелый, и он тянул, рвал струны, заставляя музыку звучать не то отчаянно, не то нервно. Или может, напротив, сей певец был искусен весьма и добивался подобного звучания? Быть может, он музыкой этой отвлекал от чего-то более важного?
[indent] Верить в это, впрочем, не хотелось, ибо неужели же правда возможно, что старые друзья могут жестоко предавать и обманывать былое доверие? Кейтилин не вчера родилась и знала, что в огне времени горят чувства, горят надежды, горят клятвы, но не мог же Петир так жестоко издеваться над ней? Нет, конечно, не мог. Пусть однажды она отвернулась от него, но должен же он понимать, что на то ее воли было дано немного, и хоть замуж за наследника Башни Бейлишей Кет и впрямь не пошла бы, но разреши ей отец хотя бы видеться с другом, она бы непременно пришла к нему в дни болезни, чтобы утешить добрым словом или старинной молитвой.
[indent] Однако отец наказ дал другой.
– И что ты хочешь сейчас? Я прошу помочь тебя, а ты говоришь о том, что могло быть. Что еще мне сказать и сделать, чтобы ты помог?
[indent] Кто знает, может, Цареубийце дороги остатки его чести, и он сдержит слово, но ежели ни его, ни его брата не волнуют такие вещи, вся надежда остается на леди Бриенну из Тарта. Хоть та была незнакомкой, отчего-то в ней Кейтилин и усомниться не могла, но так или иначе это ведь все еще девочка, пусть даже с мечом и в доспехах. Уж ей помощь точно не навредит, особенно, если то будет человек, для которого у Королевской Гавани секретов не было. Странный холод прошел по спине Кейтилин, когда она подумала о том, что путь лорда Бейлиша может вести и вовсе не туда. Чаячий город… Долина… Орлиное Гнездо…
[indent] Лиза.
[indent] Спросить бы сейчас. Спросить бы сейчас о том самом. Мол, знаешь, Петир, много лет миновало, однако ж и у стен есть уши, так вот неужели и впрямь ты обесчестил мою сестру? Наверняка Кейтилин не знала, да и с чего взяла, что Петир бы так просто в этом признался? Подтвердить догадку ей вряд ли удастся, а, если она все же ошиблась, то лишь зря оскорбит его своими подозрениями.
– Ты ведь в Королевскую Гавань возвращаешься, так? – Почти утвердительно спросила Кейтилин, опасаясь услышать что-то иное.