«Она вообще никогда не отличалась особой силой.
Одно только и было у нее – это сердце...»
Унесённые ветром

Что ты наделал, Рейгар Таргариен?
Прохладный рассветный воздух обжигал лёгкие, за последнее время так привыкшие к разреженному теплу Дорнийских марок, где меньше луны назад закончилось - именно закончилось, он знал, что-то сказочное.
Сколько жизней сломал ты, Рейгар Таргариен?
Это он окатил войной Вестерос, но разве это не стоило тех минут настоящего счастья с Лианной? В его жизни и прежде было так мало светлых моментов, а ведь меланхолии с драконами обычно не приключается.
А вот безумие - дело другое. Рейгар слышал, что первым знамёна поднял Джон Аррен и стоило признать, что так было и нужно. Лорд-командующий королевской гвардии сообщил кронпринцу, что его отец, Стурпный король Эйрис Таргариен жестоко расправился с Её отцом и братом, а после приказал Долине выдать голову Старка. Лучше бы он и в самом деле назначил наследником Визериса.
Но все помнили и слова Тайвина Ланнистера, сказанные у стен Сумеречного Дола, где Дарклин пленил владыку Семи королевств, на что непонятно надеясь. "У нас есть лучший король прямо здесь," - его звучный голос до сих пор звучал в голове Рейгара. Отец с тех пор дико и жутко боялся, что наследник с Десницей переворот и измену задумали. Нужно было отстранить его от власти ещё в Харренхолле, но ведь в его жизни тогда ничего не осталось, кроме прекрасной северной розы.
Лианна Старк - цветок, расцветший во льдах винтерфелльских. Лианна Таргариен - вместо серого плаща с лютоволком он оставил её драконий, когда уезжал. Меньше всего ему хотелось оставлять её: душа так и тянулась к этому холоду, такому живительному после жара дикого пламени. И хотя призраки Летнего замка с приходом лютоволчицы обрели свой покой, оставался ещё один.
Живой призрак, Рейгар Таргариен.
Принц, обещанный в пророчествах - просто смешно. Кровь полилась из-за того, что он сделал.
Из-за того, что сделал его отец. С тех пор, как Барристан Селми спас Эйриса, он сходил с ума на глазах. Его жестокость была сродни фантасмагории, и теперь его старший сын даже боялся представить, насколько всё плохо теперь. Рикард Старк был зажарен в собственных доспехах, Брандон - удушен.
Говорят, он требовал, чтобы Рейгар вышел и умер. Он ведь знал, что король безумен, он ведь знал, что король даже боясь наследника станет на его сторону. Никто не может перечить дракону, никто не имеет права у дракона требовать что-либо. Слишком плохо они знали Лианну, раз решили, что он и в самом деле похитил её и увёз против воли. А она просто знала, что рядом с ним его место, бок о бок с Рейгаром его супруга Лианна не раздумывая бросилась бы и в самое любое сражение. Воительница и волчица по крови, на чьи плечи наброшен был чёрный плащ с алым драконом. Для её плеч он как-то удивительно не был слишком тяжёл. Её глаза сверкали невиданным светом, о котором принц мог бы песни слагать бесконечно. Она одна стоила тысяч и тысяч, что были ему незнакомы.
Когда-то давно Рейгар не ведал ничего святого более, чем служение королевству и людям властителем. Предсказанная последняя битва с тьмой и мрака исчадиями, если ему людей в неё повести предначертано, то его супруга всегда будет рядом.
Супруга, леди-жена... Ещё со времён древней Валирии у Таргариенов было разрешено многожёнство. Эйгон Завоеватель брал в жёны своих обеих сестёр. Все они - носители фиалковых глаз - все были плодами кровосмешения. Быть может, боги порой желали им воздать по заслугам, и младенцы тогда рождались обезображенно-мёртвыми. Правда, Мейгор Жестокий и с другими женщинами не произвёл на свет ни единого живого ребёнка.
"А у дракона - три головы," - любил принц-дракон повторять полувслух, полушёпотом. Дотракийцы верят, что драконы произошли из второй луны разорвавшейся. Они говорят, что Луна - жена Солнца.
Но солнце Дорна трепыхалось и гасло в мучениях, производя на свет Рейнис, да и вторые роды наверняка протекали не легче. Ему, конечно, следовало быть рядом с ней.
Элия. Элия. Элия Мартелл - его первая супруга и кронпринцесса, которую смерть неотступно преследовала: Рейгар, бывало, видел её бледную тень за спиной женщины, ради кого он готов был на всё.
И который не любил его так, как её любить было должно. Пожалуйста, только не о любви.
Не о той любви, что полагается лорду-мужу испытывать к леди-жене.
И не о той, что леди-жена должна дарить лорду-мужу. Драконы вольны делать то, что желают, но всё же серебряный принц всегда знал, что совершенно не достоин дорнийки. Они были так похожи, а она была такой доброй и мягкой, она была такой хрупкой на излом и удивительно сильной.
Для неё и драконы были слишком опасны - Рейгар после свадьбы увёз её на Драконий камень, подальше от ложью насквозь пропитанного королевского двора. Подальше от Эйриса Таргариена, в каждой тени надеявшегося углядеть изменника и предателя. Элии здесь было нечего делать.
Рейгар и так не дал ей почти ничего, кроме страданий и боли.
Ничего бы не изменилось, не встреть он Лианну - для принцессы Мартелл меньше бы боли не стало. Мужчина знал, что ей непросто, должно быть, с его неверностью свыкнуться. Но разве мог он отказаться от этого счастья бескрайнего? Элия могла подарить ему только покой.
И кронпринц Семи королевств любое из них бы к её ногам бросил, и что угодно - но не себя.
Эта женщина была как никто почти достойна любви настоящей, а он не мог дать ей больше, чем нежность. Солнце обжигало, даже будучи жёлто-красно-болезненным: ему нужен был холод, ему нужна была прохлада лепестков голубой розы - Лианна.
Насколько она была непохожа, насколько жива-жизнерадостна. И теперь она носит под сердцем его ребёнка: у дракона три головы. Он должен, иногда даже хотел ненавидеть себя за всё сотворённое, но такая любовь ведь только раз в жизни бывает, и совсем не у каждого. Об этом даже он не смог бы сложить песню настолько красивую, чтобы. Чтобы.
Элия. Элия. Элия Мартелл - её глазами на него принцесса смотрела Рейнис. Вернувшись в Королевскую гавань, он видел её уже спящей. А на рассвете он должен повести войско.
Как могло закрутиться всё так, что Старки, Талли, Баратеоны и Аррены поднимут такое восстание, что огни его заполыхают всюду и всюду, не доставая, быть может, лишь Дорна.
И Рейгар виноват, не меньше, бесспорно виновен был король Эйрис Таргариен - страна захлёбывалась кровью, страна задыхалась от зловоний непохороненных тел. Сколько он мечтал о процветании, сколько людей в него верили, а потом всё разрушилось.
Бывает со многими что-то такое, что сводит с ума и много на что толкает в безумии, для которого драконы всегда были так уязвимы. Красный замок словно бы окатил Рейгара холодной водою - реальностью.
Когда-то он надеялся получить Железный трон раньше времени, но теперь у него не было выбора. Все союзы с домами Севера, Долины и Речных земель рухнули, едва его лошадь успела сделать несколько темпов галопа, когда он увозил Лианну с собой. Кто бы мог подумать, что мир без неё невыносим совершенно.
Никто не смог бы сравниться с леди Лианной, да и он не захотел бы никого сравнивать.
У дракона три головы. Рейнис, Эйгон и ребёнок, что ещё не родился, но она его уже чувствовала. Кто-то из них, обязательно кто-то из них и был обещан в пророчестве.
А Элия Мартелл была обещана ему так незаслуженно.
Медленно Рейгар поднимался по лестнице, словно бы проверяя все ступеньки на прочность. Элия, Элия, что теперь будет? Кронпринцесса слишком хороша оказалась для принца - слишком чистая, слишком верная. Ей нечего было делать в крепости Мейгора, как она вообще оказалась здесь? Близость к престолу, близость к обезумевшему король никогда не предаст ей достаточно сил.
И почему серебрянный принц был так непоколебимо уверен, что она сможет выдержать? Он знает её, она сильная, ей всю жизнь приходиться за каждый вздох, наверное, сражаться с Неведомым.
"Мой принц, Боги едва не взяли Вашу супругу во время родов," - шептал мейстер Пицель, ему навстречу спускавшийся. А за что только, Боги, за что ей столько страданий? Элия никогда и никому не желала и не делала зла. Ждёт ли она его? Не может не ждать.
Чувство вины сдавливало грудную клетку, что скоро заключена будет в доспехи с драконом рубиновым. Его дети отнимали её жизнь - его, человека, который недостоин её, который не любит.
И она больше не сможет рожать, третьи роды убьют её. Этих детей она должна была рожать тому, кого любит, но ведь не всем удаётся встретить любовь. Рейгар кивает и, скорее всего, говорит что-то мейстеру, медленно-верно после поднимаясь в покои жены. Драконам позволено всё, но наследник Семи королевств никогда не был обычным драконам. И пусть бы Элия разбира о его голову вазу, пусть бы нахлобучила на макушку чашу из-под вина, но только не это.
Только не этот голос спокойный, но крепкий. Что она говорит? Его имя. Рейгар, Рейгар - как необычно оно звучит из уст другой женщины. Бледная, совершенно болью изъетая женщина. Даже свадебный плащ был слишком массивен для неё такой невесомой, прекрасной. Из колыбели доносилось сопение мальчика, кажется, укравшего её последние силы. -Элия, - хочется поцеловать её мертвенно бледную руку, хочется чуть задеть губами запястье. У Рейгара была власть, у него были на неё все права, но разве мог он позволить себе? И вот он проводит по её щеке тыльной стороной ладони, едва касаясь. -Элия, - шёпот таинственный, тихий, объёмный. Серебрянный принц должен и хотел ненавидеть себя буквально за всё, что с ней сделал.
Он должен был думать, что желает и ей обрести любовь настоящую. Но Рейгар не мог - слишком она его.
Другой может ранить её ещё сильнее, хотя разве можно сильнее? Мужчина не знал и не думал.
Просто он знал - ему казалось, что знал - что жизнь в ней лишь теплится. Но откуда в ней столько силы? В Дорне Солнце сильное, жаркое, душное. "Непреклонные. Несгибаемые. Несдающиеся," - вспоминает принц, глядя в её тёмные глаза, ища в них обиду и ненависть. Не находил, и это было даже страшнее.
-Эйгон. Хорошее имя для короля, - его сын был похож на Таргариенов. Когда-нибудь этот мальчик получит власть и престол. Когда-нибудь этот мальчик станет тем, кто был обещан.
Едва принцесса произнесла его имя, Рейгар едва ли не начал оправдываться, но разве в действительности Рейгар считал нужным? Он, никогда не принадлежавший прежде себе и собственной воле, единственный раз позволивший себе жить и жить счастливо. Другой жизни не будет, и дракон не должен вечной болью уничтожать себя сам. Должна ли Элия понять его?
Солнце Дорна было сильнее дракона, но дракон заставлял невольно его катиться к закату - он убивал её, убивал Элию Мартелл, такую любимую всеми. Всеми, кроме того, кто отдал сердце своё северянке-дикарке - Лианне, что могла бы взять меч, чтобы быть рядом с ним, как было обещано в клятве, принесённой перед лицом Богов и людей.
Что ему ей теперь говорит, что уходит? Рейгар никогда не хотел ранить, а теперь каждый его жест, каждое слово его было оружием острым, вонзающимся в самое сердце. Когда-то никого дороже её ему не было, но она никогда не была той, что ему предназначена. Это ведь Лианна была создана для него.
Так жутко, что они встретились с ней слишком поздно. И ещё страшнее, что могли бы и вовсе никогда не увидеться. Смог ли бы он тогда подарить Элии счастье? Наверное, он и вовсе никогда не годился для этого.

«Наверное, в нас живет демон разрушения, всегда хочется переворошить огонь. Это лишь ускоряет конец. Но какой красивый конец!»
Поющие в терновнике

Когда сказка уступила реальности, Рейгар не сразу понял, какой разрушительной стала она для Лианны, для него самого и — для Элии. Леди Мартелл, на первый взгляд, пострадала всех более, а на второй — так и было, пусть последствий того, что случилось, не дано пережить никому из них было. Неведомый придёт за ними по очереди, и кронпринц Семи королевств первым уйдёт с ним, как тот, кто виновен. Может быть, это будет всего лишь случайностью.
Случайная смерть, как случайная жизнь: двадцать три года назад в Летнем замке.
Для отмеченной гибелью принцессы Дорна эта случайность роковою явилась, когда в мучениях она родила ему Рейнис, потом — Эйгона, едва не отдав Семерым свою душу. Был ли он благодарен? Безмерно, возможно, хотя сам долгое время не знал это, одержимый идеей пророчества.
Принц, что обещан — с чем должен сражаться? Мужчина не мог сказать точно, и знал лишь единое — он в ответе за Царство людей. Кроме того, девушка с Севера, леди-лютоволчица Лианна дала ему то, что никто не мог дать. Говорят, лишь одна любовь в жизни может быть такою дарована — неизбывной и — настоящей. Элия была достойна этой любви куда больше, чем он и сильнее, возможно, чем леди Старк, но несправедливо оказалось к ней мироздание. И по правде, Рейгар и представить не мог, каким разрушительным окажется для супруги всё то, что случилось. Все говорили, будто они с нею были счастливы в браке, и оно так и было бы, не узнай Рейгар любви настоящей.
И если тогда на турнире ему показалось, будто вправе дракон увезти леди Лианну, то сейчас пелена спала с глаз и он понял, что сталось на самом деле и с ним самим, и с той женщиной, что в глазах богов и людей была ему вверена в септе Бейлора.
Возомнил ли себя он Завоевателем? Эйгон первый женат был на двух женщинах, своих сёстрах, и на одну ночь с Висеньей проводил десять с Рейнис, но серебряный принц никогда не желал двоежёнства, и в Башне Радости куда проще было считать, что он всего лишь стал обстоятельств заложником и — не более.
Признаться, мужчина не мог и представить, что на самом деле он совершил, только сейчас его правда настигла. Правда о том, что оставив Элию, он не спас её. И хотя любой скажет, что дракон мог позволять себе всё, что хочет, Рейгар понимал, что вот он-то — не должен был. Сейчас, глядя в глаза её, он не мог взять и в толк, что нашло на него тогда в Харренхолле. Он всегда умел чувствовать тонко, но увидев Лианну позабыл словно бы — обо всём.
Разве достойно такое прощения? Хуже было другое — хуже, что он не жалел. У дракона три головы, и раз Элия могла и не выжить, рожая ребёнка, значит — такая судьба, что должна была это сделать другая.
Может, сложилось так, что судьба оказалась сильнее, что не будь ему уготовано стать тем, кто обещан, то Рейгар Таргариен не сделал бы этого, не ушёл бы от Элии и да, никогда не был бы полностью счастлив.
Но он был бы верен, он был бы рыцарем — был бы тем, кем всегда хотел стать.
Серебряный принц-дракон мог снова сказать, что — Семерым так угодно, но встретившись взглядом с женой, он вдруг понял, что виновник всего этого был только один. Кронпринц Семи королевств, что сочинял песни, от которых все женщины плакали — это он разбил сердце той, чья жизнь ему, как теперь оказалось, была даже дороже своей.
Всё было сложнее, чем принц мог представить. А сейчас — что он мог сказать Элии? Смешно сказать правду, что он слишком запутался в чувствах, во всём, и что он не жалея о том, что случилось, готов со стыда сгореть в лучах взгляда дорнийки. Он почти не стремится перехватить запястье жены, почти физически чувствуя, как больно ей было всё это время. Мало было бы рухнуть ей в ноги, разбить лоб себе о стену: ему нет прощения.
— Отец не оставит трон Визерису. Он трясётся с ним, точно с сахарным, — в его голосе и тени сомнения нет: королём станет его сын, королём станет Эйгон Таргариен.
Бессмысленно повторять себе, что оставив, он защитил её, защитил от себя и — от смерти. Может быть, одно это мешало ему лишиться рассудка от осознания, что он наделал. И ещё то, что в своей сказке он был так счастлив, как никогда.
Его счастье не стоило жертвы, принесённой даже не им, но женою, Семью королевствами. Тысячи жизни и — реки крови, вот цена за любовь, что не каждый мог узнать в жизни.
— Для него — всё будет иначе, — он мог бы ей в этом даже поклясться, но грош, выходит, цена его клятвам — смешно. Знал бы он это, оставшись с Лианной? Едва ли. Никогда прежде не жгло его солнце Дорна, но теперь кровь вот-вот закипит, что бежала по венам. Он недостоин прощения, но сил нет молчать и секунды. Дракон не обязан просить прощения, дракону совсем не нужно оправдываться. Но дело и в том, что принц был человеком, а принц-дракон — только лишь прозвище. Может быть принято, что жёны кротки, всепрощающи, а мужья делают всё, что им вздумается, но рождённый средь горя, средь соли и дыма — кронпринц не мог жить так, как все. Элия не могла беспрекословно простить его, она не должна была. — Мне нет прощения, Элия, но сын мой станет тем, кто обещан в пророчествах, — он говорил ей когда-то о предназначении, о решающей битве Света и Тьмы, но сейчас понял вдруг, как это не важно.
У неё одна жизнь, разве в том утешение, что её сын спасёт царство людей? Рейгар ошибался, считая, что это он станет спасителем. Нет, он им не был, он был недостоин, а у дракона — три головы.

Отредактировано Rhaegar Targaryen (2016-09-24 21:52:13)

«Шестое чувство седьмого неба»
В. Бутусов

[indent] Непонимание — источник печалей, а в супружеской жизни особенно. Рейгар никогда не посмел бы упрекнуть в чём-то Элию Мартелл, но что правда, то правда, и понять его ей не дано было, как многим. Но вины кронпринцессы в том нет: не от мира сего был супруг её. Серебряный принц-дракон мог то видеть, что другим разглядеть неподвластно вовеки. На вершине всегда в одиночестве — мог ли вообще кто-то быть рядом с ним? Безусловно, сам он уверен, что Лианна могла бы.
[indent] Только в действительности, предрешено уже всё, невозвратно, как бы ни гнал принц эту мысль. И никто уж теперь не узнает, как было бы. Может, она в самом деле единственная, льдом окутав сердце пылающее, могла дать ему настоящее счастье. Но ведь Рейгар Таргариен и с первой супругой когда-то был счастлив, разве даже теперь можно с этим поспорить? Да, сейчас ему кажется, будто в жизни его всё тогда шло неправильно, но теперь как идёт — ещё хуже. Рейгару осталось лишь верить, что судьба его — роза Севера.
[indent] И сложись всё по-иному, они вместе прожили бы целую жизнь, спина к спине бы сражались с зимою.

[indent] А если он себя обманывал? Солнце Дорна ведь прежде казалась лучшей супругой, о какой он мог только мечтать. После был Харренхолл, и тогда Рейгар подумал, что неправ был почитая за счастье спокойствие. Он точно знал: леди-лютоволчица Лианна Старк и судьбой, и богами ему предназначена, да вот только с каких пор уверенность в чём-то это что-то могла сделать правдой?
[indent] Но останется только догадываться, способен ли кто был дать Рейгару то, о чём столь отчаянно просила душа его, опалённая диким огнём, или этот тот путь, что он должен протий в одиночку решиться был.

[indent] Теперь подле Элии принц-дракон чувствует, как ужасно свершённое им. Нет, мужчина неглуп, и знал раньше, ощутить же — совсем про иное. Он не оставил, но бросил её, и предательство то для неё — что пощёчина. К сожалению, не первая, да разве она не желала бы счастья ему? Да не такой ценой же. Но Рейгар Таргариен сделал уже то, что сделал. Поступил бы иначе, повторись всё ещё раз? Страшно задать себе этот вопрос, но принц знает, что так же почти что, скорее всего. У дракона ведь три головы.
[indent] Оправдание так себе, впрочем, потому как она — неповинна ни в чём. — Но тебе и не нужно прощение, — принц, что в пророчествах был или не был обещан, нашёл в себе силы взглянуть правде в глаза. Хотелось молчать, ведь слова были лишними, да вот только молчал он уже больше года. — Это только мой грех и моя судьба. Как было предсказано, — в этом, правда, немало лукавства. «Одна плоть, одно сердце, одна душа отныне и навеки,» — звучало в стенах септы Бейлора — они были с женою одно.

[indent] Да будет проклят тот, кто станет между ними. А Лианна ведь стала, пусть полуневольно — что же теперь, она проклята? Даже если и так, ведь не в том было главное вовсе, потому как их жизни бесследны. У дракона три головы — вот и всё, что имело значение. Пусть это была пока лишь Рейгара война, и ни Лианна, ни Элия не должны были попасть под удар её, но попали, связав себя с ним. Это был, безусловно, их выбор, но имел ли принц-дракон моральное право принять эти жертвы? Не важно: он принял, и теперь им гореть вместе с ним, может статься. — Я не крал её, — злобы в голосе нет, да и разве сейчас он мог злиться? Право на гнев здесь имела лишь Элия, а ему злиться за правду — всё-таки слабостью было бы. Пусть это даже не правда вполне — лишь отчасти.
[indent] Говорить ли подробнее? Мужчина не знает, ведь едва ли принцесса дорнийская хочет всё это слышать. — У дракона три головы. Сейчас важно лишь то, что был нужен ещё один, — он кивает на Эйгона. — Не могу отрицать, я почти что лишился рассудка тогда, в Харренхолле, — ранить супругу Рейгар не хочет, но не поздно ль об этом уже? — Но тобой рисковать я не мог, — так себе оправдание — снова. Не случись бы турнира того, что бы он сделал, всё равно бросил бы Элию? Да кто теперь скажет.
[indent] О здоровье её он и впрямь беспокоился: «не любил» — не вполне те слова, в лобом случае. Не любил так, как должен был — а вот это вернее. — Идёт война, Элия, и сражаться на ней — нашим детям, — прежде он никогда ей не рассказывал этого, но скрывать дальше смысла ведь нет никакого. — Я виноват пред тобою, мне нет оправдания, и если погибну — мне то по заслугам, — но сражение восставшими близко не то, чего стоит страшиться. — Но, прошу, расскажи им, — пусть дорога далека, пусть тяжёл, неподъемен груз истины, да вот только сражение грядущее с Тьмой будет в тысячу раз тяжелее.

[indent] Странно, ему так сильно хочется обнять её, но не о неверности было то — о любви. Пусть не о той, по которой всем хочется брака, но о любви брата к сестре, сестры к брату. Не про плотское, но про душевное. Он хотел бы её уберечь, но не смог, и сейчас на то не решается, чтобы прижать супругу к себе, но берёт лишь её ослабевшие руки в свои, чуть сжимая.

Отредактировано Rhaegar Targaryen (2017-04-18 15:58:55)