Тёмно-красные полосы неба плавно сменялись алыми, а затем жёлтыми оттенками, а ближе к горизонту и вовсе темнели. Солнце было видно лишь наполовину и бросало свои последние лучи на обширные поля Эссоса, придавая траве золотистый окрас. Ещё чуть-чуть, и светило покинет этот мир на целую ночь, оставив Даарио наедине со звёздами, за которыми мужчина так любил наблюдать. Иногда ему казалось, что небесные тела тоже смотрят на него сверху-вниз. Как говорил бывшему капитану один старик, ночью, пока человек спит, звёзды выходят на небо и решают, каким будет его новый день. И, если не ложиться спать в эту ночь, то можно заранее узнать об уготованной тебе судьбе.
Но Даарио привлекала далеко не наука. Мужчина любил смотреть в небо и чувствовать, как земля уходит из-под ног. Любил смотреть на горы, с вершин которых можно было рукой дотронуться до облаков. Любил шагать по траве и ощущать сочный хруст под своими ногами, вдыхать запах нетронутой цивилизацией жизни и хотя бы на мгновение забывать о том, что каждый день для него рискует стать последним. И Нахарис бы всю жизнь валялся на земле и глядел вверх, так же, как в этот вечер, наблюдая за романтикой сменяющих друг друга красок, если бы периодически не испытывал желания есть, пить, спать и сражаться. В такие моменты приходилось вставать и идти по своим делам, оставляя природу наедине со своими. Её не изменить. Она всегда есть и будет. Природа существует на фоне свадеб и похорон, строительства городов и их же разрушения. Люди рождаются и убивают друг друга, а природа всё так же простирается вокруг, безмолвно наблюдая за их деяниями. Она знает все секреты и бережно хранит их. Она величественна и чиста. Она боготворит тех, кто чтит её, и уничтожает тех, кто доставляет ей муки. Прямо, как Кхалиси. Она - дочь этой природы, рождённая для того, что бы восстановить баланс в этом мире. Уничтожить всех недостойных и возвысить тех, кто достоин. В её рядах нет обманщиков и предателей. Под её знамёна встают те, кто не нашёл себе места в своём старом мире, как сир Джорах. Кто был изгнан и ищет справедливости, как сир Барристан. И те, кто ищет приключений, романтики и... и мести, как Даарио. Однажды они свергнут всех господ и освободят всех рабов, давая беднягам сделать первый в своей жизни выбор - быть верными Кхалиси или быть свободными.
Ещё никогда Нахарис не желал подчиняться другому человеку. Пока в его жизни не появилась она. Будучи никем и живя в вечном страхе, Кхалиси возвысилась, и скоро за ней пойдёт весь Эссос. Испив горестную чашу страданий, унижений и смирения перед недостойными, она научилась тому, что никогда не дойдёт до тупых голов господ. Она научилась быть справедливой и милосердной к нуждающимся и безжалостной к своим врагам. Она будет править этим миром, и Даарио желал этого всем сердцем.
Вороны-Буревестники остались далеко позади, и Нахарис больше не связывал себя с этим отрядом. Об одном лишь жалел мужчина - о разлуке с верным Кастелем. Сколько раз он спасал жизнь своему капитану, помогал советами, удерживал от многих безрассудных поступков? Десятки, может, сотни раз. Теперь, когда Даарио бесследно исчез, Кастель, наверняка, был вынужден взять командование отрядом на себя. И у него это прекрасно получится. А место Нахариса теперь рядом с Кхалиси, и ради неё мужчина будет готов оставить всё в этом мире.
Он влюбился? Нет, он просто восхищается безграничностью этой женщины. В ней он видит весь мир, как скульптор видит будущую фигуру в ещё необработанном куске мрамора.
Так, погружённый в мечты, мужчина вернулся с вечерней прогулки и прошёл к большому костру, вокруг которого собрались кровные всадники Кхалиси. В большинстве случаев, они болтали что-то на своём языке и громко хохотали, захлёбываясь кусками жареного на костре мяса. Двое стояли на страже покоев женщины, постоянно контролируемые сиром Барристаном и сиром Джорахом. Очевидно, Кхалиси доверяла обоим мужчинам, как самой себе. В отличие от Даарио, который совсем недавно встал под её знамёна и уже убил для неё больше народу, чем кто-либо из дотракийцев. Он не рыцарь, а всего лишь наёмник, и Дейенерис уверена, что однажды он оставит её так же, как оставил свой отряд.
Нахарис хотел было занять место у общего костра, как чья-то тяжёлая рука обхватила его шею и оттолкнула назад. Не удержавшись на ногах, наёмник оказался на земле. Над ним возвышалась крепкая фигура Ракхаро - одного из самых лучших кровных всадников Кхалиси, занимавшего при ней место не менее почётное, чем оба рыцаря.
- Тебе нечего делать за общим костром, - из-за ужасного дотракийского акцента его слова оказалось тяжело разобрать, - Нечего делать в этом лагере. И нечего делать рядом с Кхалиси. Ты должен уйти туда, откуда пришёл.
Даарио попытался встать, но подошва всадника врезалась в его грудь и вновь приковала к земле.
- Если я увижу тебя рядом с Кхалиси ещё раз, то привяжу к своей лошади и заставлю её скакать до тех пор, пока не загоню до смерти.

Отредактировано Daario Naharis (2014-06-03 19:51:47)

Сначала ему стало бесприютно, но после его охватило желание высвободиться из-под ноги этого дикаря и ответить ему тем же. Но что скажет Кхалиси, когда узнает об этом? И что сделают все остальные всадники, когда увидят, что их брат вступил в бой с наёмником?
Даарио всё ещё лежал лежал на земле, и Ракхаро не давал ему встать. Пламя большого костра бросало свет на лицо дикаря, не сводившего гневного взгляда со своей жертвы. Он больше не сказал ни слова, но, несмотря на это, даже не думал убирать ноги с груди Нахариса, словно надеясь доказать этим свой неоспоримый авторитет. И у него это получилось. Кровные всадники, все, как один, поднялись со своих мест и воинственно закричали, поддерживая своего собрата. Очень интересный народ, закалённый в боях. Не имея практически никакой воинской дисциплины, они окупали этот огромный недостаток кучей маленьких достоинств, таких, как устрашающий внешний вид, дикие повадки и отсутствие как таковых моральных ценностей. Конечно, у них были свои собственные традиции, но на жизнь Даарио они никак не распространялись, и сейчас, лёжа на земле и глядя, как, помимо Ракхаро, вокруг него собирается всё больше и больше отнюдь не дружелюбных всадников, Нахарис уже собирался было проститься с этим миром. И последними людьми, которых он вспомнил, были Кастель и Кхалиси. И одна из них появилась очень вовремя. Её величественный голос в один миг разогнал толпу, а Ракхаро в замешательстве убрал ногу с груди наёмника и отошёл от него на метр. Речь Дейенерис прозвучала словно гром, отражая свой смысл в недовольном взгляде женщины, и, даже не разбирая значения слов, произнесённых на дотракийском, Нахарис понимал, что она только что спасла его от очередных неприятностей. До сих пор ему не удавалось увидеть её в таком состоянии, но сейчас мужчина не сомневался - перед ним богиня, и целая свора огромных всадников, любой из которых может одним движением руки сломать ей шею, теперь, словно бездомные котята, жались друг к другу и страшились гнева этой женщины. Они считают её не просто своей повелительницей, не просто Кхалиси. Она их божество, их покровитель. И лишь благодаря её воле Даарио всё ещё цел.
Но вот, наконец, Кхалиси заговорила на языке, понятному наёмнику. И теперь разбирать её слова приходилось не Нахарису, а всадникам, за исключением самых приближённых, вроде Ракхаро. И, как ни странно, они тоже прекрасно понимали сказанное ею.
-Я надеюсь, что больше такого не повторится. Даарио - мой защитник и ваш брат. Если я доверяю ему - то и вы должны тоже, - говорила она, вгоняя тех в смятение и стыд, -Или вы не доверяете своей кхалиси?
И в этот момент Ракхаро вновь подошёл к Нахарису, который, наблюдая за происходящим, до сих пор не поднялся с земли. Забыл, наверное. Заметив всадника перед собой, Даарио вновь приготовился к худшему, тайно сжимая руку в кулак. Но тот больше не осмеливался взглянуть на наёмника.
-Прошу прощения, Даарио Чужеземец, - произнёс он.
Все застыли в молчании, наблюдая за этими двумя воинами. Такими разными и непохожими друг на друга, но волей судьбы оказавшимися под знамёнами одной женщины, одной Кхалиси, одной богини.
- Я прощаю тебя, - Нахарис, наконец, поднялся и, раплывшись в ироничной улыбке, похлопал Ракхаро по плечу. Тот не знал, как отреагировать на это, - Это дружелюбный жест. Когда хочешь приободрить человека и показать ему, что всё хорошо, хлопай его по плечу. Вот так, - и Даарио повторил движение.
Теперь и всадник улыбнулся. Довольная результатом, Дейенерис приказала ему и всем остальным табунщикам вернуться к своим занятиям и поравнялась с наёмником.
- Похоже, их язык жестов отличается от нашего так же сильно, как и разговорный, - заметил Нахарис, глядя Ракхаро вслед, - Нужно поработать над этим.
Слова благодарности застряли у него на языке и осеклись. Как бы мужчина не хотел сейчас броситься в ноги этой женщине, он боялся стать жалким и никчёмным в её глазах.

Отредактировано Daario Naharis (2014-06-08 19:55:33)

Этот вечер постепенно становился ночью. И Даарио не хотел, что бы наступало утро. Всего за несколько минут жизнь наёмника круто переменилась, сначала швырнув его к ногам Ракхаро, а затем возвысив наедине с Кхалиси. Он чувствовал себя молодым юношей с деревянным мечом на поясе, полным заносчивости и бездонного рвения защищать свою принцессу, с которой они так безобидно прогуливались по берегу реки. Он не осмеливался заговорить с ней первым, но смотрел на неё своим таинственным взглядом, будто отражавшим загадку, что несла в себе женщина. Они вдвоём, а весь лагерь - дотракийцы, сир Барристан, сир Джорах - остались далеко позади. Разумеется, кто-то из них сейчас следил за каждым шагом этого смуглого, похожего на ворона, мужчины и белоснежной и чистой, словно любовь ребёнка к матери, Кхалиси.
Так они шли несколько минут - молча, но чувствуя каждое мгновение, проведённое вдвоём. Нахарис то и дело поглядывал на свою спутницу, и всякий раз видел в ней что-то новое, ранее неведомое ему. Дейенерис же смотрела куда-то вдаль, не упуская из виду ни одной мелочи, ни одного кузнечика, стрекочущего в жёлтой, как солома, траве, ни одного листа, упавшего с дерева. От этой женщины ничего не могло укрыться, но для всех остальных она сама была неразгаданной тайной. А для Даарио, возможно, самой огромной тайной, что могла настичь свободолюбивое наёмничье сердце.
-Почему ты убил своих капитанов? - наконец, спросила Кхалиси. И этого вопроса Нахарис ожидал меньше всего. Но, не успел он открыть рот, что бы начать говорить, как женщина задала ему новый, -Скажи, если я прикажу тебе сброситься со скалы - ты исполнишь?
- Кхалиси, - едва заметно усмехнувшись, наёмник повёл бровями, и ни одна из этих мелочей не ускользнула от его спутницы.
- Только ответь мне правду, - добавила она, заметив сомнения, закравшиеся в голову мужчины.
- Это интересный вопрос, - не в силах сдержать улыбки, Нахарис продолжал идти рядом с ней, протянув свободную руку навстречу высоким колосьям, что росли по бокам от тропы. Она задаёт этот вопрос каждому, кто вступает в её ряды? Очевидно, и сир Джорах, и сир Барристан тоже когда-то имели счастье ответить на него. И разумеется, они исполнят всё, о чём бы ни попросила Кхалиси. Рыцарская преданность - самая отважная и самая... глупая преданность на свете. Каждый, кто обременяет свою жизнь столь громким титулом, добровольно лишает себя права какого-либо выбора в будущем. Хотя, на самом деле, выбор остаётся всегда. Этим рыцарь и отличается от наёмника - всю свою жизнь, начиная от первого поклона своему повелителю и заканчивая смертью, он раздавлен чужими правилами. Любой рыцарь - это всего лишь кукла в руках господ. Словно раб, только облачённый в сверкающие доспехи, а так же владеющий мечом лучше, чем мотыгой, и хоть немного обученный грамоте. Другое дело - наёмник. Этому слову нельзя дать какое-то одно обьяснение. Поэтому, что бы не путаться в понятиях, люди и прозвали их бесчестными варварами.
- Я буду краток, моя Кхалиси, - продолжил Даарио, когда женщина остановилась прямо перед ним, настырным взглядом требуя честности,- Я бы ни за что не спрыгнул со скалы. Даже по вашему приказу. Но я сброшу с неё любого, кто пожелает вам зла.
- Любого, кто пожелает вам зла, - губы Нахариса остановились, но сердце продолжало мысленно нашёптывать ему то, что он так хотел бы произнести вслух, - Любого, кто причинит вам боль и поднимет на вас руку. Кто повернётся к вам спиной, когда вы будете требовать ответа. Любого, кто посчитает себя выше вас и будет строить против вас заговоры. Любого, кто откажется открыть перед вами дверь и принять вас в свою обитель, - Даарио по-прежнему не сводил с неё взгляда, - Любого, кто посмотрит в эти глаза не так, как следует.
Замешкавшись на мгновение, наёмник отвёл свой взор чуть левее. Горячий ветер взвыл с новой силой, и белокурые локоны теперь едва не касались его лица.
- Я убил обоих капитанов, - признался мужчина, - Потому что они были воплощением того, за что все так ненавидят наёмников. Они вели своих воинов на верную смерть, а сами держались в тени. Они превратили отряд в сборище бандитов, убивающих детей и насилующих женщин. И я нисколько не жалею, что убил их, моя Кхалиси.

Что делают мужчины, когда им есть, что сказать, но они не могут этого сделать? Они молчат, но правда рано или поздно всё равно даёт о себе знать, потому что мужчины просто не умеют обманывать. И этот урок мужчина выучил уже давно - никогда не скрывать правду, если точно знаешь, что это не ложь или самообман. И мужчина знает, что нужно сказать. Знает, но не говорит. Знает, что опять совершает ошибку, но не противится этому. А женщина скоро всё поймёт сама - ведь женщина не глупая. Чрево матери дало ей свой ум, в то время, как мужчиной движет лишь сила и выносливость. Дотракийских всадников эта дилемма обошла стороной, сделав их властными над своими женщинами, в то время, как все остальные мужчины мира склонились перед своими. У дотракийцев Эссоса и Одичалых с далёкого севера нет языка чувств или моральных традиций - они говорят, что думают и берут, что хотят. Для них на первом месте - естественные инстинкты, всё остальное им чуждо.
Когда же разговор заходит о более цивилизованных народах, всё становится намного сложнее. Мужчины и женщины делят господствующее место - забирают и отдают, подчиняют и подчиняются. Изо дня в день, из поколения в поколение. Чаша весов постоянно склоняется то в сторону одних, то к другим.
Даарио не было, что сказать, когда он слушал рассуждения на эту тему одного из трактирщиков Юнкая. Более того, тогда он считал эту болтовню пустым трёпом. Сейчас же он столкнулся с этим лично. Перед ним стояло нечто исполинское, властное, требующее честности, чёткости и уверенности. Но в груди этого нечто билось женское сердечко, уже не один раз разбитое предательством и обидами близких людей. Нахарис выпрямился и взглянул на эту женщину, о которой он знал всё и в то же время ничего - прекрасна, как рассвет и закат одновременно. Даарио бывал во многих местах этого континента, оценил любовь и достоинства многих его женщин, прочёл множество книг, воспевающих и принижающих его красоты и ужасы, но именно сейчас наёмник не мог подобрать слов, что бы описать свои ощущения, вызванные близким присутствием этой женщины.
- Нет, Кхалиси, - он улыбнулся, сверкнув глазами, - Я ещё не готов умирать. Ведь я ещё не помог вам исполнить то, ради чего вы и сохранили мне жизнь совсем недавно, - это и правда, и пустые слова одновременно, нужные лишь с целью утаить то, что хочется сказать на самом деле, - Путь, по которому я иду, не раз пересекался с дорогами других людей. Кто-то искал славы, кто-то - смысл существования. Большинству были нужны богатства и прелести жизни. Путь, по которому идёте вы - он несколько иной. Вы не идёте по следам первопроходцев, вы и есть первопроходец, - Нахарис шагнул немного вперёд, затем остановился и вновь повернулся к своей Кхалиси, - На вашем пути встретится очень многое. Будут и приятные моменты, такие, как появление добрых и верных рыцарей. Будут и головоломки, вроде меня. Но будут и трудности. Иногда, что бы их преодолеть, вам нужно будет делать выбор.
Даарио не стал дожидаться ответа женщины: должно быть, сейчас он ведёт себя крайне непозволительно и нахально, но отчаянный стук его сердца не даёт ощутить этого в полной мере. Тишину, на мгновение повисшую между ними, прервал жалобный щебет куропатки, доносящийся со стороны небольшого тикового подлеска. Нахарис повернулся боком и, опустив голову, несколько секунд внимательно прислушивался к крикам птицы, после чего взглянул на Кхалиси.
- Позвольте показать вам кое-что? - сказал он.

Даарио был явно не создан для ремесла наёмника. Каждый новый заказ на чью-нибудь голову становился для мужчины настоящей загадкой, в которой нужно принять верное решение, выбрать нужную сторону. И это, пожалуй, было единственным, что заставляло его ломать голову - во всех остальных вопросах он соображал и действовал моментально, полагаясь на зов сердца. Так уж вышло, что у Нахариса была врождённая склонность искать во всём истинную сторону и поступать, согласно ей.
Но история с Кхалиси была и загадкой, и истиной одновременно. Наёмник уже стремительно шагал к тиковой роще, когда женщина потребовала от него ответов. Он резко остановился и потупил взор, всё ещё стоя к ней спиной и вслушиваясь в жалобный крик птицы. Белая куропатка - большая и неуклюжая птица. Запутавшись в густых зарослях тикового дерева, она имеет очень мало шансов вырваться на свободу. На её щебет быстро слетаются коршуны, готовые полакомиться свежей добычей.
- И вы позволите птице умереть? - спросил Нахарис. Обернувшись, он быстро зашагал навстречу Кхалиси, - Существу, такому же невинному и светлому, как вы? Разумеется, не позволите. Если же у вас будут сомнения, я сделаю правильный выбор за вас. Вот и ответ на один из ваших вопросов, Кхалиси, - наёмник остановился в паре метрах от неё, - Вы на правильном пути. Я на нём же. И не хочу, что бы наши пути расходились, - от мимолётной серьёзности не осталось и следа, и ухмылка вновь озарила лицо мужчины, - Мне уже предлагали хорошую цену за вашу смерть. Пошёл ли я на сделку? - изо рта вырвался смешок, - Да я с удовольствием убью заказчика и сниму предложенную сумму с его трупа. Могу всё оставить себе, а могу и внести часть в вашу передвижную казну.
Даарио умолк. Он больше не хотел отвечать на вопросы, но жаждал сделать для этой женщины что-то более существенное. Когда её руки крепко вжались в платье, запахивая его как можно плотнее, наёмник ощутил, как внутри него просыпается желание. Задержав взгляд на хрупком стане повелительницы, он неосознанно ощупал руками своё тело, не найдя на нём ничего подходящего, чем можно было укрыть её от холода. Тогда мужчина стянул с себя грязную домотканую рубаху и, не спрашивая позволения у Кхалиси, прошёл ближе и накинул одеяние ей на плечи. Она посмотрела на него - он же отвёл взгляд в сторону. Желание усилилось. Только сейчас наёмник понял, что, оголённый до пояса, не убирает рук с плеч женщины. Едва заметно кивнув в знак почтения, он улыбнулся краешком губ и устремился прочь:
- А теперь я должен спасать птицу, - кинул он напоследок, - Вы со мной? Или нет?

Если честно, в какое-то мгновение Даарио хотел, что бы Кхалиси не пошла за ним и вернулась в лагерь. Находиться рядом с этой женщиной было все равно, что падать с большой высоты и успеть ухватиться за выпирающий камень. Он должен защищать ее, но сумеет ли сам защититься от ее очарования? Птица, угодившая в опасность, стала в какой-то мере не более, чем отговоркой, способом перевести тему на другую, не касающуюся их двоих.
С другой стороны, Нахарис понимал, что таких личных бесед и откровений едва ли будет слишком много. И вполне возможно, что завтра, проснувшись, снарядившись и отправившись в авангарде союзной армии, наемник будет смотреть на Кхалиси и желать, что бы все спутники, что сопровождали их, растворились в воздухе, и они вновь остались наедине друг с другом.
- Тот же вопрос задаю себе я, когда вижу, как вы освобождаете рабов от гнета господ, - Даарио ответил лишь когда женщина поравнялась с ним, - Но я привык заранее знать ответы. Все создания делятся на тех, кого нужно убить и тех, кого нужно спасти от смерти. Первые, как правило, часто пытаются уничтожить вторых. Если все будет происходить подобным образом, на свете останутся одни лишь убийцы. Взгляните на нее, - он уже вычислил отчаянное биение птицы, застрявшей в ветках, - Она борется за свою жизнь. Спасите ее, и тогда она будет бороться за вашу.
Наемник вытащил из-за пояса кинжал и, крепко зажав его в зубах, подошел к стволу дерева, напоследок оглянувшись в сторону Кхалиси. Схватившись ладонями за крепкую ветку, он ловко оттолкнулся от земли. Птица разбивала крыльями сковывающую ее растительность, и от этого лишь сильнее запутывалась в лесной паутине. Даарио опустил голову, находясь уже в метре от земли - сверху на него посыпались ветки. У наемника были свои собственные страхи, и высота не была исключением из них. Нога соскользнула вниз, но Нахарис удержался при помощи одних только рук. Ладони начали кровить, но это послужило для него лишь сигналом ускориться и как можно быстрее добраться до куропатки. Птица заметила его своими круглыми глазами и вдруг затихла. Пара ударов кинжала освободили первое ее крыло, затем второе. Почувствовав свободу, куропатка, не теряя ни секунды выпорхнула наружу и устремилась ввысь так быстро, как еще никогда не летала.
Даарио смахнул вниз и стряхнул с себя листья и ветки.
- Вот, кажется, и все, - улыбнулся он, глядя на Кхалиси. В какой-то момент наемник заметил позади женщины мелкую точку, двигающуюся в небе. Она увеличивалась с каждым мгновением, пока, наконец, не превратилась в спасенную куропатку. Белая птица сначала покружилась над людьми, а затем бесстрашно приземлилась на плечо Даарио. Тот ощутил, как ее крыло щекочет его щеку и не смог сдержать улыбки. Он аккуратно поднял выше свою ободранную руку, и куропатка зашагала по направлению к ладони. Нахарис, не задумываясь, протянул руку Кхалиси.
- Теперь она будет верна вам, - сказал он.