Воля твоя
Крепче каменных стен
Рыба и волчица – неплохая почва для метафор, впрочем, в наше время надо исхитриться, чтобы, чтобы это не звучало пресно, стыло и избито. Сколько песен спето, сколько написано стихов, сколько брошено шуток, а на свет не перестают рождаться все новые "изыски" поэзии. Итак, рыба и волчица, что нового о них сказать, кроме того, что, по сравнению с рыбой, у волчицы явное преимущество, какое всегда бывает у хищников. Его лишены звери мирные, те, у кого нет ряда острых клыков и мохнатых лап, увенчанных острыми когтями, а ведь бывают на гербах и не только звери. Есть ведь и розы Тиреллов, впрочем, у них были хотя бы шипы, но что есть у рыбы Талли?
Серебристая форель, тихий речной житель – куда бы ей тягаться с волком Старков или львом Ланнистеров? Маленькая рыбка всегда будет выглядеть скромнее, даже смешнее, нелепее рядом с когтистыми и клыкастыми, а чем может защитить себя форель? Тонкое серебро чешуйки – броня, а ничего другого и нет. Вот и плывет она, маленькая рыбка, по бурному течению реки, вот и выстроила себе рыбка каменный замок, к которому не подкрадется никто, будь у него хоть сто зубов и когтей, вот и захватила рыбка Речные земли, хоть и не носила рыбка золотой короны...
Вот она серебристая рыбка.
Волчица… Волчица, конечно, была иной. Не во власти Старых Богов оставить темную волчицу у себя, на Севере, чьим снежным молоком была она вскормлена, и они повелели волчице идти на юг, оставить свою стаю, сбросить шкуру и отдать клыки с когтями, чтобы стать подле того, на чьем гербе гордо замер олень. Одна – из рыбы в волчицу, другая – из волчицы в оленя, вот ведь ирония судьбы.
- Представляешь, а ведь это дом моей матери, а я все пытаюсь здесь упасть, - сказала Кейтилин, - не могу поверить, что она здесь жила.
Трудно было представить, как можно жить под грудой этих темных костей замка, как можно в нем свободно дышать, как можно владеть, управлять им, если Харренхолл сам себе хозяин, мертвый хозяин, сожженный на костре собственной гордости, лишь пепел на нежной траве, уродливая клякса на акварельных пейзажах Речных земель. И в этом темном склепе много лет назад Матерь зажгла свечу новой жизни – родилась Миниса Уэнт. Родилась, выросла, созрела и стала леди Талли.
Может, это мне Харренхолл кажется таким уродливым и страшным? Может, она любила отчий дом так, как никогда не любила Риверран?
Да уж, эта мысль как гром средь ясна неба. В конце концов, как можно не любить Риверран? Было ли во всем Вестеросе место краше родового замка Талли, сплетенного из воды и солнца? Его гладкие, будто у речной раковины, стены выходили из воды и плыли глубоко в небо, оберегая маленький, кукольный мир одной семьи от мира другого, мира большого и страшного. Бегущая по венам речных долин водяная сталь почти кольцом окружала Риверран, и к нему было не подойти, не подступиться, не подобраться… Впрочем, пожалуй, каждый род считал себя непобедимым: у Ланнистеров была высокая скала, у Арренов – еще выше, у Старков – холод, а у Мартеллов – пески, но иной раз враги превосходят сами себя, и рушатся нерушимые стены нерушимых замков. Так пал Кастамере, так падет еще сотня замков.
Но только не замки Кейтилин. Риверран и Винтерфелл стоят веками и простоят еще дольше, и она, рыжеволосая речная дева - лишь одно из звеньев бесконечной, бессмертной истории человечества, не больше, чем крошечная песчинка, но и не меньше, чем целый мир. Каждый из нас – целый мир, особенно хорошо этому учат дети. Кейтилин часто смотрела на Эдмара, брала его на руки и запускала руку в его поцелованные закатным огнем волосы, слушала его певчие детские речи и чувствовала, что перед ней открывается ракушка целой вселенной, не меньше.
Лианна Старк, северная волчица, голубая роза Винтерфелла, Семеро, да сколько же еще эпитетов надо, чтобы передать всю глубину ее усталых и вместе с тем горящих темных глаз, сколько надо красок, воссоздать на полотне тонкую красоте ее души, сколько нужно глины, чтобы вылепить ее скульптуру, такую же твердую и непреклонную, как ее воля? И Лианна Старк, была целым миром, ключ к которому Кейтилин еще не могла подобрать.
- Лианна, - нежное, удивительное имя, - не говори, пожалуйста, о том, что вы честнее и благороднее многих. Я надеюсь, твои слова окажутся пророческими, и я полюблю Север, но ты не знаешь этих других, ты не знаешь тех, кого считаешь не такими смелыми, как вы. У меня нет примера старшего брата, как у тебя, Лианна, но у меня есть мой отец, и пусть на его гербе – форель, а не лютоволк, лев или орел, но мне еще не доводилось сомневаться в его отваге и силе, - Кейтилин не пожалела твердости в голосе.
Пока не Старк, все еще Талли, все еще речная дева, все еще дочь своего отца, а не жена своего мужа, а потому за честь своего Дома Кейтилин готова была вступиться даже перед непоколебимой Лианной Старк.
И, Неведомый, что же, что же Лианне сказать, как заставить ее смириться с тем, что каждому отведено свое место, каждый цветок растет там, где было брошено зерно, а потому нельзя пойти против, нарушить, предать то, что ты должен принять?
Семья, долг, честь.
Честь собственная, честь Дома, честь семьи. Долг перед собой, перед Домом, перед семьей. Семья… Семья всегда на первом месте. Иначе камешки слов девиза были бы перемешаны, тогда, быть может, было бы нелепое «Долг, честь, семья» или нескладное «Честь, семья, долг».
Семья.
Васильковые глаза Кейтилин встретили темный взор Лианны Старк, и на мгновение, всего на долю мгновения в нем Кейтилин увидела взгляд Тихого Волка, Эддарда Старка. Семеро, как раньше она и не замечала, что они с Лианной похожи, только сейчас это открылось, прояснилось, словно всю жизнь лежало на ладони, а она, глупая рыбка, и не замечала этого. Пусть Кейтилин станет супругой Брандона, но Эддард, Бенджен и Лианна – тоже ее семья, связанная узами перед ликами Богов Старых и Новых. А потому – сестра. Пусть сестра не по крови, пусть такая чужая, непонятная, неправильная, нескладная, а все-таки сестра, и Кейтилин не имеет права быть с ней жестокой.
- Разумеется, не заслуживаешь, Лианна, - Кейтилин попыталась сменить строгий тон старшей сестры на чуть более нежный и мягкий, - неужели ты думаешь, что я желаю тебе зла? Но у каждого в мире свое место, любовь моя, а потому не может в огне прорасти зерно, ведь ему нужна земля, нужно солнце, нужна вода, понимаешь? Каждому отведено свое место, и пусть ты умеешь держать меч и стрелять из лука, но ты никогда не будешь наравне с тем, кто будет наречен твоим супругом. Быть послушной дочерью, верной сестрой, достойной женой и хорошей матерью – великий дар, великое умение, и не пытайся променять его на мимолетное и пустое. Я, правда, не желаю тебе зла, Лианна Старк, - ладонь Кейтилин накрыла руку нареченной сестры, - а потому буду молиться Семерым и Старым Богам за то, чтобы твои слова сейчас не были правдой, и твой муж оказался не таким, каким ты представила его сейчас. Ведь… Если его защищает твой брат, быть может, он чего-то и заслуживает, Лианна?
Конечно. Конечно, Кейтилин Талли видела пьяного, разнузданного Роберта Баратеона на первом пиру и радовалась, что ей предстоит пойти не за него, но не могла же она сейчас признаться Лианне в том, что Роберт, в самом деле, не тот рыцарь, о котором мечтается во снах.
Ведь что бы могла сделать Лианна? Что бы могла сделать Кейтилин? Ничего, ровного ничего, а потому остается только горькое смирение.
И надежда. Надежда тоже остается.
Вера моя
Крепче каменных стен
[AVA]http://s6.uploads.ru/KGIR7.png[/AVA]