I
Давно, уже очень давно, кажется, целую вечность Кейтилин не было так хорошо. Она глубоко вдохнула воздух родного леса и подняла глаза к небу, где сквозь изумрудную крону деревьев пробивался ослепительно яркий свет летнего солнца, которое, как казалось еще недавно, навсегда скрылось от нее.
- Мама! – Кейтилин обернулась на звук родного голоса и увидела стоящего рядом Робба, - мы побеждаем, мама. Ланнистеры отступают, еще немного, и  мы дойдем до Королевской гавани, -  ее родной сын, чью голову венчала корона Короля Севера, сделал шаг ей навстречу, улыбаясь, - скоро все закончится.
- Милый… - мать протянула руки к нему, как вдруг прямо за ее спиной раздался звук, похожий на удар топора по дереву. Испуганно обернувшись, Кейтилин не увидела ничего подобного, но тупые удары начали раздаваться все чаще и чаще, - что это?..
- Леди Старк, - странно было слышать, как Робб обращается к ней как к чужой даме, а не собственной матери, и трудно было сказать, что пугало больше: сыплющиеся рядом глухие удары или обращение ее собственного сына, - леди Старк…
Ее сковал страх.
Усилием воли сделала Кейтилин шаг навстречу Роббу, и неожиданно яркое солнце над головой вмиг погасало, и теперь вместо голубого неба над головой растянулся темный потолок спальни Кейтилин в Риверране.
Это был сон.
- Леди Старк… - снова раздался знакомый стук, и Кейтилин немедля вскочила с кровати, словно предчувствуя беду, и кинулась к двери. Наспех наброшенный на плечи длинный халат небрежно сполз с ее плеча, когда она толкнула дверь, за которой ее уже, кажется, давно ждали, - вам письмо…
Не дослушав до конца, Кейтилин выхватила конверт и резким движением разорвала его. Чувство тревоги и страха сдавило ей горло, а руки отчего-то начали дрожать еще до того, как взгляд упал на роковые строчки.
Рослин, Бран и Рикон были мертвы.

II
Риверран праздновал очередную победу, забыв о тех, кто пролил кровь за то, чтобы эти лорды и рыцари сейчас веселились, предвкушая, как завтра Ланнистеры снова потерпят сокрушительное поражение,  а они продвинутся еще один шаг к долгожданной победе. Выигранная битва пьянила и кружила им головы, им казалось, что это – уже почти конец, осталось совсем немного, и скоро они насадят головы врагов на пики и вернутся домой, горячему очагу, где ждут их жены и дети.
И только Кейтилин Старк была не в силах даже подняться с постели, на которую она села с письмом в руках.
Мир рушился. Не хватало слез, чтобы выплакать все то горе, что Кейтилин принесло это письмо, и несколько раз ей даже казалось, что сейчас она потеряет сознание от переполнившей ее скорби.
Меня даже не было с ними рядом. Я послала Рослин на верную смерть, в то время как это я должна была отправиться к ним. Робб возненавидит меня.
Она не знала, сколько прошло времени, она не знала, который сейчас час, и что происходило за дверями ее спальни, пока она сидела внутри, пытаясь удержать в себе отчаянное горе и жгучую ненависть к Теону, которого она мысленно обрекла на все самые страшные муки.
Я хочу увидеть отца.
Эта мысль пришла к ней так неожиданно, что она схватилась за нее как за спасительный канат, и мгновенно переодевшись, направилась к человеку, который, как ей казалось, сможет ей сейчас хоть как-то помочь. Руки тряслись от бессильного гнева, и неестественная бледность лица ее выдавали ту клокочущую бурю отчаяния и боли, что бушевала внутри.
Кейтилин пустили к лорда Риверрана, но он даже не поднял головы, когда она вошла.
- Отец… - слабо начала Кейтилин, опускаясь рядом.
- А… Лиза… Милая моя, я хотел тебе сказать…
- Отец, я не… - тон голоса ее дрожал.
- Я знаю, милая, послушай, Джон Аррен – достойный человек, уж это я знаю.
Он и сейчас меня не узнает.
- Отец!.. Отец, я не Лиза, слышишь? – срывающимся голосом перебила его Кет, - отец, моих детей, моих младших детей, Брана и Рикона убили! Слышишь? Отец, что мне делать? Я не справлюсь... Я не могу так больше, отец. Я... ненавижу всех. Ненавижу, – она взяла его морщинистую жилистую руку и крепко сжала, - отец, послушай меня…
Но больше ни одного слова не вырвалось из уст Кейтилин. Она обессилено прижала его руку к себе и отчаянно заплакала, опустившись на пол.
Вечер опускался на Риверран.

III
В том темном зале было слишком пусто и тихо для двух отчаявшихся в своем горе женщин, деливших вечернюю трапезу вместе. За все время они не проронили почти ни слова, и каждая была глубоко погружена в свою скорбь о тех погибших, кого они так любили.
- Бриенна, - начала Кейтилин безжизненным голосом, - если тебе со мной скучно, ты можешь повеселиться с остальными.
В зале погас последний факел.
- Видишь, здесь становится все темнее и мрачнее, - Кейтилин посмотрела в свой бокал и поняла, что не сделала ни глотка за вечер, - утром мне прислали ворона.
Слова застряли в горле.
- У меня нет больше сыновей кроме Робба. 

Отредактировано Catelyn Stark (2013-09-16 11:10:16)

Они прислали ему вино. Джейме прополоскал рот и сплюнул. Пойло обожгло глотку кислотой, вырывая из груди хриплый кашель. Не лучший урожай. За семнадцать лет службы у Роберта он неплохо научился разбираться в винах. Но кто бы стал жаловать дорнийскую наливку с королевского стола? Это была лишь пьяная выходка трусливых шакалов. Им показалось до колик смешным - прислать ему кружку в честь очередной победы Севера. Пусть Цареубийца выпьет за славных Старков, Талли и за тысячи понапрасну полегших на поле брани львов, в честь позора Тайвина, проигравшего новую битву и за здравие их благородного ублюдка-короля! Ланнистер усмехнулся. Боятся. Внутренний голос торжествующе шепнул, заставляя шевельнуться потрескавшиеся губы в рваной полубезумной улыбке. Возможно, порой только эта мысль, засевшая в голове так прочно, была единственной причиной, не позволяющей опустить голову, стержнем, благодаря которому он до сих пор не сломался. Гниющий заживо в темницах Риверрана уже год, обессилевший, исхудавший, с тяжелыми цепями вкруг шеи и в кандалах, привязанный к столбу рядом с собственными нечистотами Джейме Ланнистер до сих пор внушал этим людям благоговейный страх и ужас. Иначе они не приходили бы лишь по нескольку человек и лишь во хмелю, не связывали бы так крепко и не ненавидели бы столь сильно. Они нападали лишь стаей, как гиены - трусливо поджимая хвосты, хорохорясь друг перед другом, подбегая неожиданно к обездвиженному противнику, нанося мелкий, но больно жалящий удар и мгновенно сливаясь с толпой. Если бы в моих руках был меч или хотя бы палка, хоть один из вас рискнул бы подойти ближе? За этот вопрос он как-то получил по зубам.
С тех пор как псы ушли, одарив его несколькими ударами по ребрам напоследок, шторф уже наполовину опустел, а мысли в голове то и дело путались, окутанные сладкой дымкой забвения. Они думали, я не стану пить? Рыцарь не боялся, что в напитке мог притаиться яд. Если бы меня хотели отравить, сделали бы это уже давно - что может быть проще, чем подсыпать отраву в еду? Но нет. Цареубийца был ценным пленником и большим козырем, мальчишка Старк не позволил бы просто так лишить его этой карты. А что до морали.. Джейме было плевать. Какое ему было дело до безымянных воинов, отдававших свои жизни где-то далеко в лесах и полях, когда он - здесь, в сыром, темном подземелье, а в его глотке пересохло, и кислое вино - все же лучше, чем никакое. Мужчина вновь поднес кружку ко рту, немного промахнувшись, расплескивая часть содержимого на свою одежду и бороду. И то хорошо. Винные пары ударили в нос, слишком  резко с непривычки, немного ослабляя стойкий запах дерьма и сопрелого сена. Пойло помогало отрешиться от реальности, а большего ему  и не надо. Может быть сегодня, когда я буду засыпать, мне удастся представить, что я где-нибудь еще кроме этой дыры? Например.. в Бобровом Утесе. Почему бы и нет? Там было так хорошо. Ни безумного Эйриса, ни жирного Роберта.. Только я и Серсея. Теплые, томные вечера нашего первого лета. Цветок ее распускающейся красоты, и моя безумная страсть, выжигающая ложную скромность под ее корсажем. Внутри сладко заныло, когда образ сестры, смазанный лихорадкой и одиночеством ожил перед глазами. Джейме протянул руку, чтобы коснуться его, пропустить между пальцев, но ладони ощутили лишь пустоту. Серсея.. Бессильно откинувшись назад, он оперся спиной о прутья темницы. Что она делает? Скучает ли по нему? Тоскует? Кто рядом с ней? Кто защищает ее? Ланнистер коснулся своего лица. Видела бы она меня сейчас..  Ему не давали бритвы с момента пленения в Шепчущем Лесу, волосы и борода отросли, придавая ему сходство с косматым львом. Львом, вывалявшимся в грязи и помоях. Винный смех сорвался с губ, вызвав брань у охранника. Цареубийца вытряхнул в рот последние капли и отсалютовал пустой кружкой часовому.
- Эй ты, не принесешь - ка мне еще выпить? Да захвати закусить ветчины и сыру! В ответ послышался злобное ворчание. - Заткни пасть, пока я не сделал этого сам! Парень на страже был на взводе, оно и понятно. Виданное ли дело - наверху все празднуют победу, а он дежурит тут, на своем посту, в компании заключенных, смрада и крыс.
- Интересно, твои друзья так же говорят твоей жене перед тем, как поиметь ее в рот? Несколько узников рядом заскрипели паскудным смехом. Джейме знал, к чему это приведет. Зачем он делал это? Для того, чтобы в очередной раз попытаться вырваться отсюда или, чтобы, наконец, получить чертову смерть, как освобождение? Что угодно, лишь бы больше не терпеть эту вонь. Рыцарь уже сбился со счета, сколько он предпринимал попыток к бегству, поэтому он и очутился здесь. Сначала его держали в башне. Но смерть мальчишки Карстарка на страже не послужила Молодому Волку подлинной благодарностью за северное радушие и гостеприимство.. Тогда он распорядился отвести мне эти покои. Ланнистер усмехнулся. Темницы Риверрана ни в какое равнение не шли с теми, что каменными палачами таились под стенами Кастерли Рок. Как-то в детстве с Серсеей они сбежали от нянюшки-септы, вниз по лестницам, прошмыгнув, как мышки, мимо охраны и наткнулись на них.. Эта картина до сих пор вставала перед глазами немым ужасом, пуская по телу россыпь мурашек.
Охранник тем временем, извергая потоки ругани, гремел ключами, видимо, все же собираясь войти и поучить его вежливости. Джейме покрепче сжал чугунный шторф в руке и подтянул к себе ногу.
Он знал, что будет делать.

Отредактировано Jaime Lannister (2013-09-19 22:20:01)

Поднявшись на ноги, Бриенна последовали за леди Кейтилин. На миг ей показалось, что миледи желает спуститься к пирующим, чтобы оставить ее там, но уже готовая заговорить, она подавила в себе слова, едва ноги переступили чертог темницы. В подземелье воняло испражнениями, гнилью, проплесневевшей соломой и еще семеро-знают-чем. Не понимая, зачем они здесь, Бриенна не стала задавать лишних вопросов, положившись на волю леди Старк. Рассматривая ее стройный стан, сутулые под тяжестью горя плечи, она думала о том, на сколько благородная женщина перед ней находится.
Местью не вернешь моих детей, - сказала ей миледи наверху.
Местью ты не вернешь Ренли, - скала она ей несколькими днями ранее, силком уводя из шатра, где обрело последний покой мертвое тело короля. Бриенна доверилась ей тогда, делала же это и сейчас. Часть ее души не понимала, металась в сомнениях перепутанных с болью. Она хотела бы осознать, вразумить, если не месть, то что? Что принесет облегчение отягощенному утратой сердцу? Что утешит материнское горе, если не месть? Не было для нее никакого другого чувство столь сильного и противоречивого, как желание наказать тех, кто принес горести этой леди из Винтерфелла, матери и жене, желавшей всего лишь жизни своей семье.

Сколько же в человеке должно быть любви, чтобы добровольно оказываться от мести? И почему я не могу покинуть мысли о мести, готовая разрезать каждый гобелен, изрубить каждый кусок стены, где покажется черная тень, похожая на ту, что убила Ренли? Когда это пройдет?

Тюремщик не сразу, но повинуясь приказу матери короля, отворил железную решетку темницы. Бриенна увидела силуэт человека, находившегося внутри.

Цареубийца!

Спутанные золотые волосы свисали немытыми прядями на заросшее лицо. Грязный, в лохмотьях, этот человек казался несчастным оборванцем, но его глаза блестели так живо, что на миг ей померещилась их схожесть со взглядом покойного Ренли. Глаза ее короля были такими же живыми, беглыми, правдивыми. Только Ренли смотрел на нее, а Цареубийца в саму нее, куда-то в глубину нее, от чего большой Бриенне стало не по себе.
- Жди меня здесь, - попросила леди Кейтилин, заходя внутрь камеры. Бриенна коротко кивнула и повернулась спиной к проходу, загородив его перед любым, кто пожелает войти без предупреждения. Она слышала все, что там происходило, но ни жестом, ни словом, не давала понять того, что она об этом думает.

Она - моя госпожа, - думала Бриенна. - Я сделаю все, как она мне прикажет. Если Цареубийца попытается причинить ей вред, я убью его.

Отредактировано Brienne Tarth (2013-10-05 10:53:55)

Нед всегда говорил, что не любит участвовать в балаганных турнирах, дабы не открывать врагу свои сильные и слабые места, и раньше Кейтилин, не ведавшая военного ремесла, не в полной мере понимала слова супруга, хоть и пыталась. Сейчас же она, войдя в камеру Цареубийцы, ощутила себя настолько беспомощной и слабой, словно Ланнистеру было известно о ней ровно все. Его наглый, режущий взгляд встретился с ее, но ничуть не смутился под тяжестью ее взора. Будто он и вправду читал мысли и знал о том, зачем она здесь, а если и не читал, то чуял ее неуверенность, ее боль, ее страх, как львы чуют добычу. Но Кейтилин не желала становиться из хозяйки положения его пленницей, а потом ничуть не изменила своему хладнокровному спокойствию, хоть в душе рокотал океан ненависти.
Цареубийца тоже был пугающе спокоен и слишком уж вальяжен для побежденного, но такова была порода львов из Кастерли-Рок, и в этом закованном цепями человеке чувствовалась вся мощь Ланнистеров. Он, даже сидя на полу каким-то образом смотрел на Кейтилин едва ли не сверху вниз. И с каждым мгновением она все больше понимала, что на самом деле не имела над ним власти, ведь даже его жизнью могла распоряжаться не она, но ее сын.
Ощутив недовольное шевеление за спиной, Кейтилин поняла, что сказанное Цареубийцей задело, завело Бриенну, и та была готова словом и делом доказать Ланнистеру, как он не прав, но не за этим леди Старк спустилась в темницы Риверрана, потому тут же поспешила встать на защиту Бриенны, чтобы та не взбрыкнула и не сорвала план.
- Пусть этот рыцарь – женщина, но смею заверить вас, что она знает о чести больше вашего, - сказала Кейтилин и добавила, почти сквозь зубы, – Цареубийца.
Еще не поздно было уйти. Просить леди Тарт о молчании, запереть камеру Ланнистера и сделать вид, будто и не было этой нелепой короткой встречи, и тогда избежать ей мучительных последствий этого тяжелого решения, этого предательства Короне и… сыну. Отступить назад и уйти из темных подземелий Риверрана, чтобы уединиться у себя в спальне и предаться молитве, как и полагается праведной вдове, святой матери и покорной подданной своего короля, однако миновал тот час, когда Кейтилин надеялась на молитвы. Боги не слышали, не желали слышать ее, сквозь слезы просившую сберечь ее семью от тех, кто желал им зла. Нередко, по ночам, она просыпалась в холодной пустой постели и не понимала, где она, что с ней, почему за окном шумит река, и не слышно воя волков, а потом воспоминания обрушивались на нее волной горя и отчаяния. Неда больше нет, Нед больше не с ней, Нед мертв… Она одна, одна, совсем одна, а теперь еще и младшие ее сыновья погибли, пали невинным жертвами этой жестокой, звериной игры в престолы.
Я и не позволю Ланнистерам отнять у меня еще и дочерей.

Кейтилин Старк не ушла.
Ни одна жилка на ее бледном, испещренном морщинами горя и скорби, лице не дрогнула, но сердце отчаянно колотилось, усиливая ток крови. Казалось бы – что может сделать Цареубийца, скованный по рукам и ногам, но тяжесть оков не лишала льва его клыков и зубов, и ведь он непременно, совершенно точно попытается ее ранить.
Но меня уже ничем не ранишь.
- А вы помните нашу первую встречу?
Намеренный то был удар или нет – Кейтилин не знала, но ощутила, как этот неожиданно и, вероятно, обманчиво миролюбивый вопрос едва не выбил почву у нее из-под ног. Он не должен был, не имел права говорить ей этого, возвращать ее в ту реальность, где она еще не волчица, а пока всего лишь юная Кейтилин Талли, невеста Брандона Старка, наследника Винтефелла. Память ничуть не изменила ей, и она помнила не хуже Джейме их первую встречу, но эти воспоминания словно пускали яд в уже зажившие раны, вновь заставляя их плакать кровью.

***
В тот день Лиза была мрачнее осенней тучи. Кейтилин разрывалась между сочувствием и раздражением, но последнее все же перевешивало, когда губы Лизы криво изгибались в капризной, ленивой улыбке. Этот многоугольник на них с сестрой, Петира и Брандона уже порядком постыл самой Кет, давно желавшей положить всему этому конец, потому приезда Ланнистеров ждала как визита самих богов. Больно, о Петире вспоминать было больно, но разве она не предупреждала его? Вот они ваши рыцарские романы - ничто. Одно мгновение триумфа, когда за тебя выходят сражаться, не стоят звона стали и запаха крови.
Кейтилин надеялась, пусть с некоторым страхом, но надеялась на то, что они с Лизой найдут общий язык, ведь они с Брандоном нашли. С утра помолившись Деве о том, чтобы Лиза была очарована Джейме Ланнистером и забыла Петира, Кейтилин ни на минуту старалась не упускать из виду ни сестру, ни Эдмара (последнего на всякий случай). И все же... Когда на горизонте заалели флаги Ланнистеров, Кейтилин почувствовала, как тревога вновь пытается пленить ее душу, но тут же подавила это чувство в себе и попыталась смело выйти навстречу движущемуся на них Кастерли-Рок.
Привычные поклоны, обмены любезностями и осторожные взгляды – все, как тому и полагается, сама Кейтилин прошла через это в приезд Старков, потому знала, как неприятно ощущение, что тебя разглядывают как кобылу на рынке. Старшей Талли можно было с облегчением вздохнуть в этот день, ведь не на нее будет обращено все внимание, но даже Кейтилин было слегка не по себе от взгляда Тайвина Ланнистера. А его сын… Его сын был неуловимо иным. Он не был копией своего отца, но был его прекрасным продолжением.
Вскоре Лиза, Джейме и Кейтилин на пару мгновений оказались одни, пока все носились вокруг, помогая Ланнистерам расположиться в Риверране, и хоть Кет было несколько неловко находиться рядом с сестрой и ее женихом, оставить она их не имела права, да и, кажется, те были не слишком расположены друг к другу…
- Добро пожаловать в Риверран, сир Джейме, - улыбнулась Кейтилин, - мы с сестрой со дня на день ждали вашего появления и рады, что вы добрались до Речных земель, - по лицу Лизы не было видно, что так уж она ждала своего благоверного, и будь у Кейтилин возможность, она бы наступила сестре на ногу, но, увы, та могла громко вскрикнуть, - ведь вы впервые в Речных землях, сир? Я надеюсь, вы получите удовольствие от этого путешествия.

***

Те воспоминания были словно лучом солнца, неожиданно врезавшемся в глаза среди темной ночи. Зачем он это вспомнил? Какое ему дело?
- Помню, - лаконично ответила Кейтилин, - но я пришла к вам не ради вина и ностальгии, - она сделала шаг навстречу Цареубийцы, - я пришла задать вам несколько вопросов, и от того, как вы на них ответите, зависит ваша жизнь.
Кейтилин не была уверена в том, что давить на Джейме так, было верным решением, ведь он явно был не из тех, кого сломит страх боли или смерти, но не могла же она просить его об этом разговоре. В конце концов, он был их пленником, и она имела право на его жизнь.
Но что-то в глубине души подсказывало ей, что не имеет.
Прости меня, Робб.
- Вы отец Джоффри? Бран видел вас с Серсеей, и поэтому вы сбросили его с башни, так? А потом подослали убийцу с ножом.
Семеро, может ли кто-то в целом мире ненавидеть его сильнее чем я?

Истекает золотом камень Утеса Кастерли, захлебывается кровью, слезами и дождевой водой Кастамере, безмолвно плачет она, Кейтилин Старк, каждую ночь, каждый день, каждый миг, но не смеет, чтобы хоть кто-то видел влагу в уголках ее глаз. Ланнистеры – династия краденого золота, краденого замка – так гласят легенды. У них нет ничего своего, ничего настоящего, ничего кроме блеска и звона монет.
Всегда платят долги. Платят ответным ударом, платят не своими страданиями, платят железом и изредка – золотом; но почему же они не платят по тем счетам, что им могут предъявить другие?
Ведь как же ее гнев? Гнев матери, гнев Старк и Талли – неужели в этом нет никакой силы, неужели он ничего не стоит? Разве не имеет она права положить конец этому фарсовому представлению, этой бессмысленной затее, этому пустому разговору и приказать Бриенне убить его? Нельзя, впрочем, та послушается ее охотнее, чем Робба. Семеро, ведь Цареубийца сейчас беспомощнее младенца, и всего один крепкий удар по его шее может оборвать хрупкую нить жизни, положить конец войне одной и открыть начало другой, отомстить тем, кто причинил боль ей и ее семье. Один удар – хищный поцелуй ледяной стали в шею, да так, чтобы до горла, до кости, до самого дна этой жалкой ланнистеровской душонки – и нет Цареубийцы. Его голова упадет, скатится, побежит по грязному полу к ногам Кейтилин, и на целое мгновение она почувствует себя отомщенной. Реки золота не спасут его сейчас от жестокой прихоти Кейтилин Старк, некогда невинной, наивной светлоглазой девочкой с рыжими косами, в которых вечно бесновались лучики солнца. В какой могиле похоронена эта девочка, и кто стоит вместо нее сейчас над Джейме Ланнистером?
Она уже видит, как с непривычной беспомощностью чуть удивленно взглянут на нее два голубых глаза, а окровавленные губы, изломленные издевательской усмешкой, прошепчут посмертное: «Браво, не ожидал». Ему – мертвому – бояться будет нечего.
Но ей – будет.

***

- Надеюсь на это, - улыбнулась Джейме Кейтилин и украдкой взглянула на сестру, чье лицо не желало менять маску капризной вежливости на хоть какое-нибудь расположение по отношению к ее будущему жениху. Не так давно отец отослал Петира в Персты, и с тех пор Лиза казалась рассеянной, потерянной и чуть ли не обреченной. В каждом слове ее, в каждом жесте и движении Кейтилин чудилась тоска, и сколько она ни пыталась взбодрить сестру, ей это плохо удавалось. И вот Джейме Ланнистер был надеждой Кейтилин на чудесное исцеление сестры, ведь разве может златовласый рыцарь не покорить сердце юной леди, тем более, столь романтичной, как Лиза?
Однако… Пока будущий брак не подавал признаков счастья.
- Может, ты изволишь оказывать Джейме Ланнистеру чуть больше милости? – сказала Кейтилин сестре вечером, - откровенно говоря, я тебя не понимаю, Лиза. Тебя хотят выдать за самого Джейме Ланнистера, а ты… такая вялая и скучная, что мне становится стыдно за тебя.
Лиза тут же, конечно, не минула напомнить сестре, что та и сама недавно была влюблена в Джейме. Ну и занозы же эти младшие сестры. С остроумными и своевременными ответами у Кейтилин проблемы были еще тогда, поэтому она не нашла нужных слов, но понадеялась, что сестра ее поймет и хотя бы сыграет роль невесты на выданье. Ведь Кейтилин, она уже как взрослая, она уже невеста, почти жена. За нее даже бились на дуэли. Впрочем, последнее – не то, чем Кейтилин любила хвастаться.
Следующий день не оправдал надежд Кейтилин, и Лиза вела себя примерно так же, что раздражало. Вот и пир в честь приезда Ланнистеров из Кастерли-Рок проходил куда менее весело, чем помолвка Кейтилин и Брандона Старка. Мало того, что и Хостер Талли не был уж очень веселым, так и Тайвина шутником не назовешь – вот и сидели они угрюмые и смотрели на всех сверху вниз, а их детки вторили своим отцам и тоже не очень радовались происходящему. Одним словом – праздник.
- Я еще никогда не видела, чтобы ваш отец, лорд Тайвин, улыбался, - призналась Кейтилин, когда у нее появилась возможность, - я за ним давно наблюдаю. Вы с братом и сестрой пошли не в него.
Почему же? Он никогда не любил, этот лорд Тайвин? Или его никогда не любили? А вот она, Кейтилин, любила, любит и полюбит своего мужа еще сильнее, а потом детей… У нее совершенно точно в жизни будет любовь, иначе и быть не может.

***

А потому голова Джейме Ланнистера остается на его царственной шее.
Кейтилин Старк пропускает слова Цареубийцы об Эйрисе. Ave, Ланнистер, засчитано – нечем крыть. Мучительно подбирая довод, Кейтилин спотыкается о мысль, что ей действительно нечего сказать о Безумном короле. Ее муж, ее отец, ее погибший жених пошли против него, а потому имеет ли она право даже пытаться возразить Цареубийце? Не смеет. А потому карта бита – Кейтилин нечем крыть, ее ответ – в ее горящем ненавистью взгляде, но на большее она не способна.
- Вы думаете, я боюсь смерти? – что ж, хоть в чем-то мы схожи, Цареубийца, - нет ничего хуже женщины, пытающейся своим умом восстановить цепочку событий.
- Пусть не своей, а смерти вашей семьи? Мой сын одерживает победу за победой, а ваш отец – увы.
Семеро, когда я успела стать… такой?
- Хотите сказать, это ложь? – Кейтилин протягивает руки ладонями вверх Цареубийце, - эти шрамы я бы не оставила себе сама. Посланный вами с Серсеей убийца попытался напасть на Брана, которого вы перед этим сбросили с башни.
Всего одна мысль о Бране и Риконе – мука. Как будто сотни и тысячи орудий впиваются в сердце, входят до основания, входят до дна, которое раньше и не чувствовалось. Раньше сердце казалось бездонным, оно было способно вместить в себя весь мир, но сейчас его едва хватало на то, чтобы помнить, что ты – не палач, не убийца, в конце концов, не бессердечная, а потому пора было выходить на берег из океана безбрежной, темной ненависти.
- А если не вами – то Бесом. В конце концов, это его кинжал, он выиграл его у лорда Бейлиша, поставив на вас в поединке с Лорасом Тиреллом.
Ведь Петир мне не мог солгать.
Наверное.
Семеро, помогите мне.

Сдержанность Кейтилин хрупка, как необожженная глина; этого не скажешь о Цареубийце, чью броню почти вальяжной безмятежности не пробьешь острием резких слов или ненавидящего взгляда. Это раздражало, это выводило Кейтилин из себя только сильнее, ведь это она держит в руках его жизнь, но это словно и не пугает его. О, как хотелось сказать такое, чтобы и он хоть на мгновение потерял равновесие и рухнул с высоты своей гордости вниз, как бы Кейтилин тогда торжествовала! Наследник львиного прайда, некогда королевский гвардеец, брат своей венценосной сестрицы, но все-таки – Цареубийца, запятнавший драконьей кровью свой снежно-белый плащ. Кейтилин никогда до этой войны не испытывала к Джейме глубокой неприязни, только из солидарности с Недом недолюбливала его, но сейчас… Нед… Воспоминание о нем, что весенний ветер, в один миг всколыхнул душу Кейтилин.

Прости меня, Эддард, за то, что я становлюсь не той, кого ты прежде любил, за то, что я не смогла, не сумела сберечь нашу семью, наш дом, наших детей, и ветром войны раскидало нас по склепам-темницам Вестероса. Мне никогда не хватит духу взять пера и написать эти строки, да и ничего хуже письма без получателя. Ты был моей силой, моей любовью, моей крепостью, и что-то сломалось во мне, сгнило, потерялось, когда я получила темнокрылого ворона с письмом о твоей смерти. Я воскрешаю, возрождаю тебя из пепла, возрождаю бескровно, тихо, без слез, без богов и молитв, возрождаю только своей любовью, а она, Смерть, все равно не отдает мне тебя. Ведь она тоже всегда любила тебя, и тело твое испещрено шрамами, ее жадными поцелуями – она тебя тоже ждала, но тогда я отмолила тебя у всех Богов, и ты живой вернулся с войны, а сейчас – я не сумела. И вот ты с ней – со Смертью! Если бы я тогда только знала… Знаешь, я отчего-то чудовищно плохо помню нашу последнюю встречу, впереди была пыль дороги, и я и не чувствовала, что больше тебя не увижу, я верила, что мы будем жить, как завещают в сказках, долго и счастливо. Помню только, как ты прикоснулся к меди моих волос, ты всегда их любил, хоть это и не самый дорогой металл: не золото, не серебро, всего лишь медь, но я верю, я помню, я знаю, что она была тебе дороже всех других. А я…  а я подвела тебя. Ты говорил мне оставаться в Винтерфелле, а я, такая напуганная и разгневанная, рванула к тебе в Королевскую гавань, а потом еще и схватила Беса – что глупее, правда? Знаешь, иногда я думаю о том, что не тебе, а мне бы следовало покинуть этот свет, ведь ты мог бы дать сейчас Роббу несравнимо больше, чем даю ему я, всего лишь слабая женщина с зияющей раной в сердце. Я даровала ему когда-то жизнь, но что я могу дать ему, кроме своей любви и своей боли – ничего. Ничего, ничего, я ничего не могу, Нед, понимаешь. А тебя рядом нет, тебя больше нет, ты знаешь?
И я не ведаю, как с этим жить.

- Это ложь! Бран никогда не стал бы за вами шпионить! – в унисон с Цареубийцей сказала Кейтилин, чувствуя, как в ней сгущается, концентрируется темнота, готовая разорвать тонкую ее кожу и выплеснуться наружу, захлестнув все вокруг, - а вы просто взяли и выбросили его из окна, а ведь он был всего лишь мальчиком, - последние слова едва слышно, чуть дрожа.

Прости меня, Брандон: я даровала тебе жизнь, и я бы сотню раз умерла, лишь бы ты остался на этом свете, видят Боги, видят люди мои раненые руки – я не лгу. И все равно меня не было рядом, когда ты очнулся от своего мертвого сна, ровно, как и тогда, когда ты снова им уснул – на сей раз навсегда. Прости за то, что я не желала тебя отпускать в Королевскую гавань, прости за то, что я молилась небесам, чтобы ты остался в Винтерфелле, прости за то, что не в моих силах вернуть тебя назад, на землю, прости, прости, прости… Прости, Рикон, что я так легко, неосмотрительно, бездумно дала тебе жизнь, и не было меня рядом, чтобы укрыть тебя от жизнь у тебя эту отнявших. Верно, ты и забыл уже меня, ведь в последние месяцы не я гладила твои, поцелованные солнцем, волосы, и не я укладывала тебя спать, не я будила по утрам, не я защищала, не я держала за руку, когда длинные щупальца тени вырвали тебя из нежного моря детских снов и вышвырнули на берег. Ты так мало успел увидеть, услышать, почувствовать – я совсем ничего не успела тебе открыть. Морозная вязь – я помню, как ты прикоснулся к этому хрустальному кружеву и пролепетал «красиво», а еще я помню пролитое с неба молоко первого снега – ты ничему так не радовался, как этому. Но и тебя теперь нет, мой маленький мальчик, и я никогда не прощу себе твоей смерти. Прости, Рослин, это я толкнула тебя в объятия смерти, когда мне надо было оставить свой речной дом и вернуться в Винтерфелл к своим младшим детям, рядом с которыми ты и уснешь навсегда в темной крипте. Такая же юная и прекрасная, как сестра моего мужа – ее звали Лианной, ты знаешь, это имя знают все. Я никогда ее не знала, но всегда скорбела о ее судьбе, молясь, чтобы моих дочерей не постигло такое унижение и такая боль. А вот теперь и ты почти повторила ее судьбу, бедная девочка. Прости, что я не дам Роббу долго хранить тебе верность и заставлю его жениться вновь, прости, что это не я, а ты погибла там, в Винтерфелле, прости, Рослин.
А ведь знаете, что в этом самое трагичное и смешное? Я без слез плачу о вашей смерти, а вы все трое живы, и, быть может, я так и не узнаю об этом.

Леди Старк продолжила слушать, сама не зная, как ей хватает сил не схватить валяющийся в грязи под ногами штоф и не разбить его о непростительно спокойное лицо Джейме Ланнистера. И вот он закончил, он замолчал, выдержав драматическую паузу, и Кейтилин осталась на съедение тому, что узнала. «Я вам не верю» едва не срывается с ее бескровных губ, как вдруг все встает на места, ложится, как на ладони, и леди Старк понимает, что Цареубийца действительно никогда бы не послал кого-то, чтобы заставить его выполнить грязную работу, он сам бы пришел и заколол Брана, если бы только мог. Но пришел другой, другой сказал что-то о милосердии и вытащил нож, а Кейтилин не дала ему убить ребенка, она, как волчица, денно и нощно, сидела у сына и сторожила его мертвенный сон, она голыми руками вцепилась в острое лезвие, лишь бы сохранить мальчику жизнь, а Смерть, вот предательница, все равно забрала его себе!
Нога Кейтилин случайно встала все на тот же штоф. Пустая бутылка от выпитого вина. Рука едва не хватает найденное, но Кейтилин остается неподвижной, держа под уздцы свою ненависть. Хочется, Кейтилин невыразимо хочется, расшибить бутылку прямо об лицо Цареубийцы и посмотреть в его глаза, в его мертвые глаза, ведь бить Кейтилин будет наверняка – так, чтобы и духу не осталось в этом теле. Что-то темное, что-то бесконечно беспечное и покойное лежит на дне холодных его зрачков, словно всю жизнь его готовили к этому разговору, и вот он может совладать с собой, а она, хозяйка положения, – нет. Кейтилин подходит еще ближе к Джейме и с силой ударяет его по небритой щеке. Ей хочется, чтобы ему было больно, но наверняка – больнее ей самой, она чувствует, как от удара уже ноет давно раненая рука. Вцепиться бы в горло, да посильнее сжать его, перекрыть воздух, но ее не хватило даже на сильный удар, неужели сможет она его задушить? Не сможет, конечно, не сможет, а потому после пощечины рука Кейтилин обессилено опускается, не пытаясь схватиться за горло Цареубийцы. Семеро, да что же она сделала с собой!.. Чудовище.

- Все беды в мире происходят от таких людей, как вы, и я могла бы убить вас прямо сейчас, - а голос чуть ли не дрожит, - а, если мне не хватит сил, то это сделала бы стоящая за моим плечом. Цареубийца, - сквозь зубы выплевывает она его прозвище, - но я предлагаю вам сделку. Обмен.
Чудовище. Он тоже чудовище.
***
В Джейме сочеталась трогательная юношеская честность и ослепительная, но не режущая взгляд, уверенность в себе. Казалось, он знал, что делает, он был тверд и спокоен, а потом раз – и маленькая брешь в его речи, вот он уже и смотрит слегка мученически, отчего Кейтилин стало очень смешно, но она только улыбнулась в ответ на его попытку выкарабкаться из сложного разговора о женщинах. Сможет ли Лиза стать ему достойной женой, а он ей – достойным мужем? Хотелось бы верить. Ее рыжую голову сейчас занимает Петир, а занимает ли кто его сердце?
- Мой отец тоже вдовец, - ответила Кейтилин, - мать умерла родами, и родившийся сын – вместе с ней. Но отец все равно улыбается, - золотая рыбка посмотрела в сторону сидящего отца и подумала, что по нему и не скажешь, - но, правда, не сейчас, - Кейтилин легко рассмеялась, глядя на хмурую прорезь на лбу отца, - я хорошо помню мать, хотя иногда мне кажется, что недостаточно, - вот глупость сказала! – вы понимаете, да? – чуть менее уверенно спросила она, осторожно посмотрев на Джейме (Неведомый, как он все-таки красив!), - все говорят, что она была удивительной женщиной. Очень красивой, у нее был нежный голос – что-то я помню, да… Правда, иногда мне кажется, что про всех, кто умирает рано, говорят только самое хорошее, - и зачем ты начала про смерть, Кейтилин Талли?
Мужи гибнут в битвах, женщины в родах – бесконечная песнь этого мира. Может, и она не переживет испытания кровавого ложа и отойдет в мир иной, оставив Брандону ребенка. Может, он женится второй раз, может, забудет ее, может, она и не сможет даровать ему сына – как страшно! От одних этих мыслей – холодок по коже.
- Я ничуть не осуждаю вашего отца, даже, если могло показаться так, - мягко продолжила Кейтилин, - а Лиза… - старшая Талли посмотрела на сестру, - у нее большое и чистое сердце, я очень люблю сестру. Как и вы – свою, наверное.
Все это было правдой, чистой правдой, и маленькая Лиза действительно всегда была добра ко всем, правда, слабовольна, а еще ленива, капризна и уж очень рассеянна, но в ней жила, трепетала, дышала живая душа, и если бы только жизнь ее сложилась счастливо, она могла бы стать совсем не такой, какой увидела ее Кейтилин спустя много лет в Орлином гнезде.
Может, сложись их судьба иначе, и на Джейме Кейтилин смотрела бы не как на врага, но на союзника. Может. Но слишком много «может» на одну короткую историю.

[AVA]http://s2.uploads.ru/LTi5W.gif[/AVA]

the outward cost
of all we've lost
as we looked the other way
we've paid the price for this cruel device
till we have nothing left to pay

Когда-то в детстве пугали: если очень много плакать, то можно выплакать все без остатка, и сердце засохнет без слез, а Кейтилин, пожалуй, и хотела, чтобы у нее омертвело сердце. А оно будто и впрямь стучало скорее по привычке и медленно каменело, потому Кейтилин и не смогла ничего ответить Джейме в ответ на его дерзкий выпад об убийстве маленьких детей, у нее просто не было сил, да и какое все это имеет значение, если Бран и Рикон уже мертвы? Подлая шутка, отвратительная шутка, но если она ударит Ланнистера еще раз, она может уже не остановиться, а так нельзя.

the river goes where the current flows
the lightning must destroy
events conspire to set a fire
with the methods we employ

Жить и не ощущать ничего – чудовищная легкость бытия, но бедное сердце, оно измаялось, извелось, может, ему и пора на покой. Как было бы просто тогда существовать: не совершать ошибок, не страдать и даже не радоваться, потому что любому счастью однажды приходит конец, а все солнечные дни – лишь отсрочка перед вечной зимой. «Valar morghulis», - так говорят на Эссосе, но в речном краю не знают валирийского, зато знают лучше других, как мало нынче ценится бесценная жизнь человека. Исколотый, истоптанный, измученный войной родимый край – Речные земли в огне, а Кейтилин уже давно забыла о десятках сожженных деревень, о сотнях искалеченных людей, о тысячах мертвых тел, камнем легшими на дно Трезубца и зеленых долин, она помнила только о двух маленьких девочках, ради которых она бы отдала жизнь свою и жизни других.
- Моих дочерей, - закончила Кейтилин за Цареубийцей, сказав то, что он наверняка понял и сам, он даже уже согласился, иначе бы не спросил ее, - Ланнистеры всегда платят по счетам – так вы любите говорить? Я освобожу вас сейчас, а вы вернетесь в Королевскую гавань и вернете мне моих дочерей, - Кейтилин не просила, она диктовала условия, потому что знала, Ланнистер согласится на все, он согласится даже на то, чтобы возродить из пепла ее сыновей, если она попросит, он сделает все, лишь бы выйти отсюда, но ведь если не он, то кто?

Вот и все, вот уже почти и закончено начатое, вот уже и почти нестрашно, только руки отчего-то дрожат все сильнее, а сердце, которому полагалось уже умереть, бьется о ребра все настойчивее. Неосознанно сжав кулаки, Кейтилин тут же разомкнула пальцы, чувствуя, как отозвалась в ладонях старая боль – жадный до крови поцелуй валирийской стали. Кейтилин и не хотела, чтобы руки заживали – эти два глубоких шрама были двойниками тех шрамов, что оставили на сердце смерти младших детей, а это и все, что у нее осталось от них. Тогда, больше года, назад Кейтилин не побоялась кинуться на нож, лишь бы уберечь Брана от смертоносного укуса валирийского клинка, Старые и Новые Боги, она бы пожертвовала собой сотни и тысячи раз, лишь бы только вернуть всех детей под крыло. О, кажется, она все больше понимала Лизу! Нервный смех встал комом в горле, а синие озера глаз Кейтилин вновь покрылись коркой слез.
- Я даю вам жизнь и свободу – отдайте мне их жизни и свободу, - вдруг отвердевший голос снова дрогнул, - у меня больше нет детей кроме девочек и Робба.

***

А прежде все было проще, Семеро, во сто крат проще. Каждое утро Кейтилин Талли просыпалась в своей теплой комнате Риверрана и слышала, как за окном льется нежная музыка бегущей реки и шумящего леса, впрочем, тогда, в приезд Ланнистеров с Утеса Кастерли, кажется, была зима, злая и жестокая, она унесла не одну сотню жизней людей, предвкушая кровавое Восстание, еще одно пиршество смерти. Вот только тогда все эти войны для Кейтилин и Джейме по-прежнему существовали лишь в песнях и книгах – дети лета, дети искрящегося, безудержного лета, которым не было дела ни до чего кроме себя самих, даже если им казалось обратное. Только спустя много лет Кейтилин поймет, что значит – существовать в других и ради других, пока она, хоть и любила семью, дом и даже народ, еще не знала, как много на самом деле можно охватить ее сердце, как многих может укрыть в нем, не знала, но уже дышала, жила своим полудетским искренним чувством к Брандону Старку. Кейтилин смотрела на Джейме, смотрела, как он бесконечно красив, даже изящен, но в то же время очень мужественен, но не ощущала в груди никакого трепета, что несомненно радовало, ведь это значит, что ее любовь к Брану самая настоящая!

И все же не восхищаться Джейме было нельзя. Он говорил что-то странное, Кейтилин не до конца была уверена в том, что понимает его, но не хотела упасть в грязь лицом, когда он рассуждал о яме и стимулах, а поэтому просто кивала, не зная, что ответить. А потом вдруг златоволосый юноша начал об обиде на покойников, и тут Кейтилин окончательно запуталась в том, что он хочет сказать.
- Я… Я не держу злобу ни на кого из тех, кто уже умер, сир Джейме, нельзя дурно ни говорить, ни даже думать о них, что вы, - Кейтилин почувствовала, что надо перевести тему, пока юный лев не скажет что-нибудь еще такого, что способно поставить ее в тупик, - скоро грядет Харренхольский турнир. Вы отважитесь выступить на нем? – что-то озорное промелькнуло во взгляде Кейтилин, когда она задала этот вопрос, потому что теперь Джейме не имел ответить ничего кроме «да, разумеется».

***
these dead men walk on water
a cold blood runs through their veins
the angry river rises
as we step into the rain

Цареубийца и клятвопреступница – они друг друга стоят. Джейме Ланнистера прикончил своего короля ударом в спину, и то же делала сейчас Кейтилин. Разбила узы обещания верности сыну, впрочем, нет, даже хуже – он этой клятвы даже не спросил, ему присягнули все кроме матери, ведь ее верность была очевидно. Само собой разумелось, что она – с ним, за ним и за него, она по эту сторону глубокой реки, она всегда будет рядом и вдруг… Отпускает Ланнистера, стоящего целое состояние, целые жизни, целую войну, отпускает ради двух девочек, до которых и нет дела большинству северян.
- Бриенна, вы пойдете вместе с ним, - это должен был быть вопрос, но у Кейтилин не вышло сменить тон, поэтому она просто обернулась и впервые за все время пребывания в камере посмотрела на Бриенну, и этот взгляд умолял отчаяннее всяких слов.

Ведь если не вы, то кто?