"Lost in winters weave - in woods so cold
This world have lost it's soul - don't you know, don't you know
Unleash the winds - and bought in awe
When the twilight falls - upon us all."
Of the wand and the moon - Wintry Mantle.

Страшной была ночь, что накрыла Винтерфелл перед самым отъездом леди Старк в Королевскую гавань. Ночь, когда часы бессонницы сменялись неожиданными глубокими и тяжелыми снами, вернее, кошмарами. Один хуже другого.
Кейтилин Старк горячо молилась весь вечер, отдав дань уважения и Старым богам , которых хоть и не понимала, в глубине души все же уважала, надеясь, что они будут добры к тем, кто сохранил им верность. Богороща была пронзительно тиха, и леди Старк, так и не научившаяся любить ее, ощущала себя там не слишком комфортно, тем более что теперь она была там одна, без Неда.
Покинув богорощу, Кейтилин направилась в септу, где почти все ее молитвы были обращены к Матери, к чьему милосердию она взывала, прося уберечь ее детей от горя и страданий. Кейтилин отчаянно хотелось защитить каждого из них, но она ощущала полное бессилие, думая о последних событиях. Ее сердце съедала тревога, которую она не чувствовала еще никогда в жизни. Никакие переживания за Брандона и его сестру, прекрасную Лианну или переживания за Неда, когда тот воевал с Таргариенами, не могли сравниться с тем гложущим страхом, что поселился в ее душе. Несчастная женщина, она не могла справиться даже с той бедой, что постигла ее любимого сына, с которым она сидела днями и ночами первое время. Боги свидетели, сколько молитв о жизни Брана вознесла она небесам.
А ведь у нее таких еще было четверо, и каждый нуждался в заботе и любви не меньше Брана, но еще несколько дней назад мысли Кейтилин были только о среднем сыне. А вчерашним вечером она молила о прощении Матери.
Когда пришла темная ночь, и Кейтилин осталась наедине с собой в спальне, она ощутила почти свинцовую усталость, но сон к ней так и не шел. Вместо этого перед глазами мелькали разные воспоминания ее жизни: вот они с Лизой бегут вдоль реки. Кажется, ей тогда было семь или около того. Лиза упала, а Кейтилин подняла сестру и помогла ей отмыть платье холодной водой из реки. Они всегда были близки не в пример Сансе и Арье, но кто знает, что могло произойти за столько лет? Зачем я вспомнила это?..
А спустя десятилетие через эту же реку будет переправляться она на лодке с маленьким Роббом. Лишь боги узнают, увидят ли ее дети хоть раз прекрасный Риверран, в котором прошло столько счастливых лет. Отец, как ты мне нужен сейчас.
В комнате царил холодный мрак, и Кейтилин было не по себе. Всю жизнь она ощущала себя защищенной за плечами мужчин. Отец, Брандон, Эддард, даже младший Эдмур или любивший ее Петир – с ними Кет чувствовала, что она защищена, но сейчас… Рикону три года, Бран при смерти, и даже старший Робб – еще такой ребенок.
Она была одна. Совсем одна.

Спасение пришло в виде раннего утра, когда настало время сбросить с себя оковы страха и сомнений, чтобы пуститься в дорогу. Дорогу опасную и долгую, но иного выхода Кейтилин не видела. Она почти не могла есть, и ей совсем не хотелось ни с кем разговаривать. Мысли были ее о Неде и детях, ради которых она и затеяла все это.
Утро встретило ее морозцем, от которого чуть знобило, и лаем собак на псарне. Когда я вернусь сюда? И вернусь ли вовсе?
Кейтилин знала, что не имеет права не вернуться. Но только боги ведают, увидит ли она когда-то еще эти стены…
- Мама! – тишину прорезал тонкий голосок ее младшего сына.
Рикон…
Мальчик чуть не упал в грязь, и от одного его растерянного вида у Кейтилин защемило сердце. Она так боялась, что-то ее остановит, прежде чем она выйдет за ворота, и вдруг перед ней был самый младший и самый беззащитный из ее детей. И она его покидала.
Мой маленький...
- Рикон!.. – воскликнула Кейтилин и бросилась к ребенку, опустившись к нему. Она оглядела его: какие-то странные одежды, испуганный вид, ничего не понимающий взор… - Рикон, что ты здесь делаешь? Почему ты не спишь? Кто тебя выпустил? Рикон… - она крепко прижала его к себе.

Отредактировано Catelyn Stark (2013-09-01 16:35:59)

"Я тебе ничего не скажу,
И тебя не встревожу ничуть,
И о том, что я молча твержу,
Не решусь ни за что намекнуть."
Афанасий Фет

Никогда прежде Рикон не казался Кейтилин таким крошечным и беззащитным как сейчас, в тот миг, когда она с минуты на минуту должна была покинуть Винтерфелл. Говорят, мой дом - моя крепость, и темная твердыня Старков действительно была местом, где, как казалось Кейтилин, не может произойти ничего по-настоящему дурного. Иначе зачем были возведены эти мощные стены как не ради защиты тех, кто жил там? Древние Короли Зимы сидят на своих тронах под землей, и, пускай на земле уже истлели их кости, но их духи вечно будут хранить Винтерфелл о тех, кто захочет посягнуть на него.
А Королевская Гавань в представлении Кейтилин и была цитаделью смерти и боли, где люди заживо сгорают в огне интриг и козней. Триста лет назад Таргариены возвели свой великолепный уходящий ввысь огромный замок, назвав его Красным, и внушающая страх и трепет история богоравной династии от крови дракона подтвердила, что это имя было дано ему неслучайно. И в эту соленую от крови и морской воды Королевскую гавань Кейтилин предстояло держать путь на правах не леди Старк, но почти беззащитной странницы. Менее всего сама она хотела расстаться с сыновьями ради такого опасного путешествия, но она знала, что так будет правильно. Нед должен знать правду о Ланнистерах.
А Рикон... А Рикон был здесь, рядом с ней, такой маленький и теплый, и так не хотелось, чтобы и его связала паутина скользких интриг. Кейтилин постаралась как можно крепче прижать к себе мальчика и укрыть его широкими меховыми рукавами, чтобы тот не дрожал словно листик на утреннем ветру, и он податливо прижался к матери в ответ. На пару мгновений Кейтилин прикрыла глаза и осторожно губами прикоснулась к розоватой от мороза и волнения щечке младшего сына.
Дети растут неумолимо быстро, и если еще вчера она могла держать у груди Робба или Брана, то сейчас уже и неловко проявлять к ним чувства на глазах тех других, что могут потом посмеиваться над ними, называя "маменькими сынками". Но с Риконом Кейтилин не боялась, что тот смутится, когда она снова захочет подержать его на руках или взъерошить его кудрявые, обожженные летним солнцем волосы, что он унаследовал от Талли.
Мои дети растут так быстро, а я вынуждена ехать на чуждый мне Юг. Вдруг, когда я вернусь, он забудет меня или станет неуловимо взрослым...
Почти невесомые прикосновения пухлых детских ручонок мягко, но крепко обняли шею Кейтилин, притянувшей ребенка к себе. В душе матери что-то сжалось, когда мальчик всем тельцем прижался к ней, словно зная, что ей предстоит трудная и опасная дорога, и только Боги знают, свидятся ли они вновь еще когда-нибудь. В его почти детских и отчаянных попытках оставить мать здесь, рядом с ним, крылся столько неосознанной боли, которая, возможно, самому еще ему не до конца понятна, но нельзя было не заметить страха и непонимания в больших глазах мальчика, вцепившегося в маму что были силы.
- Милый мой, - заговорила Кейтилин, разжав объятия, - я уезжаю не из-за тебя, - губы ее тронула нежная улыбка.
Как мне объяснить тебе то, что я и сама не до конца понимаю?
- Родной, я вернусь. Разве я могу бросить вас надолго?
Подавив ком в горле, она продолжила, взяв маленькие ручки Рикона в свои еще не зажившие после той ночи, когда Брана пытались убить.
- Знаешь, милый, это просто такая игра, - начала свою импровизацию Кейтилин, - взрослые ведь тоже играют, ты знаешь? Но не только на турнирах. И в этой игре твой папа - главный герой. Как во всех сказках, что рассказывала Нэн? Ты ведь гордишься своим отцом, правда? Он совершил уже много ратных подвигов на этом свете, но ему предстоит совершить еще больше, и в этом я должна ему помочь. А ты пока должен помогать Брану и Роббу, - сердце болезненно сжалось при упоминании старших сыновей, - Бран пока спит, но ты должен заботиться о нем и во всем слушаться Робба, иначе, когда я вернусь, я очень расстроюсь, если увижу, что у вас что-то не в порядке, - она улыбнулась ребенку, - мы скоро увидимся, обещаю.
Старые и новые Боги, пусть я окажусь права, и это наша не последняя встреча.
Волны темного океана тревоги затопили душу Кейтилин, и она бы уже захлебнулась в своей боли, если бы не понимание, что надо держаться вопреки всему. Ради семьи, самого дорогого, что было подарено ей Богами в этой жизни.

Отредактировано Catelyn Stark (2013-10-04 19:52:37)

песен ещё не написанных
сколько?

Это очень плохая игра… Избитая истина о младенцах, с уст которых, будто по ступенькам, сходит истина, вновь подтверждала себя; это очень плохая игра – так сказал Рикон Старк, младший из детей лорда и леди винтерфелльских, так он сказал, изможденный и измученный непониманием, в которое его грубо толкнули, так сказал он и, конечно, был прав; тысячу раз прав. То не для слабых игра, не для детей, не для тех, кому есть, кого любить и, как следствие, кого терять, не для многих, может, даже для единиц: для тех, чье сердце, в паутине жил и вен спрятанное, не колется на части от острых игл расставаний и прощаний.

Это очень плохая игра. Я знаю, мой хороший, я знаю это лучше вас всех, ибо знаю финал, но если бы что в нашей воле с тобой было… Мысли потерянные, слова несказанные – можно ли выразить в одном прощальном объятии ту любовь, что в лучших из мирах движет солнца и светила, а в худших, в худших, в худших… В худших давится от крови, растоптанное теми недобрыми, кто эту злую игру и вовсе затеял. Руки-змеи Кейтилин Старк все еще держат ребенка, не отпускают, жмут к себе, как будто это что-то изменит, как будто пара украденных у времени монеток-минут от этой очень плохой игры их всех сберегут. Это очень плохая игра. Худшая из всех. Ни Кейтилин, ни Рикон, да и, в общем, никто из винтерфелльских волков, кроме Тихого, и не узнает, что игра эта – в престолы, но что Кейтилин, что Рикон за версту чуяли: от нее разит смертью.

– Робб никуда не уезжает, мой милый, – ласково сказала Кейтилин, напрягая голос, чтоб тот не дрожал подобно натянутой тетиве, – и я скоро вернусь. Вот увидишь, время пролетит совсем незаметно, и мы… мы все вместе отправимся к отцу и девочкам в гости. Король тебя очень ждет, и принц Томмен тоже. Помнишь, как вы славно играли с ним? – неловкие, ломкие ветки-пальцы перебирают, как осенние листья, растрепанные волосы Рикона, зарываются в них и после рассеянно приглаживают; щека к щеке вновь прислоняется мать к ребенку, с непередаваемой нежностью тонкими губами касается его виска и ушка, а после усилием воли разрывает кольцо рук и ладонью проводит по летней, персиковой коже ее младшего сына. Какой же он крошечный.

– Ты сын лорда Эддарда Старка из Винтерфелла, Хранителя Севера, – голос матери звучит почти строго, но все-таки скорее грустно, – ты не должен бояться. С тобой Робб, и тебе нужно заботиться о нем и о Бране. Обещай мне это.

Обещания по северу рассыпаются небесными лепестками роз, растекаются по тонким трещинам во льду брусничными реками крови, теряются в румяных листьях древних чардрев – как было предсказано, так и сбудется. Сколько выбито клятв, сколько выплакано слов, сколько вышито молитв, да только Боги на кончиках пальцев своих держат судьбы.

– Обещай мне быть сильным.

По трущобам земных широт
Рассовали нас, как сирот.

У детей, что у котят или щенят, ручки цепкие, когтистые и жадные. Что угодило в лапки – тому там и остаться навеки. Рикон обвивает шею матери, не зная, как у той набухают почки слез на тонких ветвях рыжеватых ресниц. Кейтилин не хочет плакать, она хочет уехать и поскорее, она хочет в Королевскую Гавань, она хочет к своему супругу-деснице, она хочет поскорее забыться в кудрявом ветре и не чувствовать на себе тяжести детских ручек.
Как будто и без них ей мало груза.

– Нет, ты не поедешь со мной, Рикон, – почти строго говорит Кейтилин, но голос изменяет ей и звенит тревогой и страхом, – не поедешь. Брандон твой брат, и никакая Нэн не может позаботиться о нем так же. У Робба… и без вас будет полно хлопот в Винтерфелле, а ты должен беречь Брана, слышишь?
Крепкие руки матери подхватили ребенка подмышки и отлепили от собственной шеи. Кольцо волчьих лапок невольно разорвалось, и вот маленький Старк стоял перед матерью, маленький, напуганный, несчастный. Кейтилин с жадной нежностью взглянула на сына, словно желая запомнить его так ярко, так живо, чтобы в пути воскресать его образ и не слишком тосковать. Глупость, конечно.

– Я скоро вернусь, – в сотый раз повторила мать, пряча хрупкие, почти игрушечные ладошки сына в своих искусанных валирийской сталью руках, – а ты должен вернуться в Винтерфелл. Идем, я отведу тебя в замок, – леди Старк кинула быстрый взгляд в сторону ожидающего Родерика Касселя, взяла сына за руку и пошла в сторону замка.
Жаль было задерживаться, жаль было терять каждую минуту, ибо все могут выиграть Ланнистеры, а Кейтилин не желала давать им даже доли возможности победить. Но не могла же она бросить Рикона одного посреди двора… Кейтилин чувствовала, как их с сыном провожают разные взгляды рано встававших жителей замка, и в некоторых чувствовалось совершенное равнодушие, в некоторых – сонливая заинтересованность, но пусть смотрят. Серая земля, едва тронутая льдом, шуршала, как листы пергамента, а ветер, казалось, проходил сквозь кожу и остужал в теле кровь, но это ничего. В дороге должно быть теплее.
– Я отведу тебя в палаты, Рикон, – рассеянно повторила Кейтилин, думая о том, что не завидует тем, кто недоглядел и выпустил ее четырехлетнего сына в такую рань на улицу, тем более, когда она собиралась.
Она вообще не слишком завидовала тем, кто дерзнул бы встать сейчас на ее пути. Счастье Джона, что он был на своей Стене или хотя бы по дороге на этот мерзлый край света. Но это, конечно, уже слишком. И все же даже Робба Кейтилин встретить сейчас не желала, чтобы – упаси Семеро – не начать сомневаться в своей затее.
–  Как ты вообще смог убежать?

Не смотрели на него! Не смотрели. Не смотрели на пускай младшего, но все-таки родного и законного сына Хранителя Севера. Будь у Кейтилин Старк чуть больше времени, она бы не поскупилась на жестокую искренность в словах и действиях. Пусть уходят на скотный двор эти служанки и няньки, может, за отпрысками коров и свиней у них получится приглядывать лучше, а наследники Севера достойны большего внимания. Велико было счастье тех, кого Старые Боги миловали, избавив от встречи с рассерженной Кейтилин Старк, и даже те, кто попадался ей в коридоре, предпочитали искать спасения у носков своей обуви, вежливо поклонившись леди Винтерфелла и ее сыну.
Она должна была уже уехать. Не нужно было это все. Стены держат ее здесь, липнут, что паутина, и она никак не может избавиться от ощущения, что если только она уедет, то все сломается, раскрошится, будто снежный замок. По-волчьи сильная, по-детски мягкая ручка Рикона теплится в ладони матери, и отпускать ее страшно, но нужно.

Ланнистеры. Это все Ланнистеры. Видят Боги, все платят свои долги, а про Ланнистеров говорят, будто у них это и вовсе первый закон. Однажды наступает час расплаты, и у каждого время свое, но все же рано или поздно оно приходит. Так пусть и они заплатят. За дорнийскую принцессу и ее детей. За Джона Аррена. За Брана. За это расставание. Гнев внутри Кейтилин закипал медленно, но неумолимо. Как посмели эти обнаглевшие кошки с Утеса заползти на их, отнюдь не принадлежащие им земли, как посмели руку поднять они на безвинных? Ну ничего. Отец им судья. И Кейтилин молилась лишь о том, чтобы милосердие Матери не спасло всех тех, кого она внутренне обрекла на долгие муки в огне.

А тем временем Рикон снова заплакал и снова вцепился в нее. Рикон... Сердце Кейтилин, что запертый в клетку зверь, рвалось и выло от страха и тоски, но она должна была уехать. Эддард. Он нуждается в ней. Она должна рассказать ему правду.
– Рикон, слушай меня!  – Кейтилин смогла отцепить от себя детские руки и опустилась вниз, – ты останешься здесь, в Винтерфелле. С Роббом и Браном. Ты будешь во всем слушаться Робба и будешь заботиться о Бране. Если бы только отец видел, как ты ведешь себя сейчас! – она крепко держала его за плечи и говорила так решительно и так строго, что, может, даже и старшие дети четы Старков испугались бы перечить матери, – ты Старк. И ты не должен бояться. Робб будет вместе с тобой.
Робб… Как она раньше не додумалась? Кейтилин подхватила на руки ревущего сына, не сдержавшись от быстрого поцелуя где-то между виском и щекой, а после уверенно пошла в покои старшего сына. Вмиг к леди Старк подлетели служанки, готовые взять у нее ребенка из рук, но она едва удостоила их коротким кивком и раздраженным взглядом. Не нужно путаться у нее под ногами сейчас. По пути Кейтилин вдруг встретился мейстер Лювин, медлительный, но все же надежный человек, которому бы она могла доверить свою жизнь, ибо знала, что он не пожалеет жизни ради них с Эддардом и их детей.

– Мейстер Лювин, я вас прошу: отведите Рикона к Роббу.

И позаботьтесь о нем.

– Не подведи нас с отцом и слушайся Робба, – еще раз повторила Кейтилин, посмотрев на Рикона, – я скоро вернусь, – почти шепотом добавила она, приблизив лицо к рыжей головке Рикона.
А после поставила его на пол и, едва заметно кивнув мейстеру Лювину, отвернулась от сына не в силах видеть его раскрасневшееся от волнений личику. Она по-прежнему слышала его тихий плач, но время утешений ушло. Прав был Нед: детям не вечно быть детьми, вот уже и младшему приходится постигать первые уроки горькой жизни. Бедный ребенок. Едва ли запомнит сильные руки отца, его добрый взгляд, его крепкую нежность, доставшуюся лишь тем, кого он любил, кого он берег, а теперь где он? Служит на юге своему королю. Бедный Рикон. Ему нескоро почувствовать на себе легкие поцелуи Сансы, ее по-детски крепкие, по-женски осторожные поцелуи, ему нескоро услышать, как сыпется по двору звенящий смех Арьи. Ему нескоро играть с Браном. А теперь еще и она, его родная мать, покидает.
Но какой у нее выбор?

За спиной по-прежнему слышен детский плач, и сердце матери вторит ребенку, но глаза ее остаются сухими. Она не может плакать. Не должна. Она должна быть сильной, она должна все выдержать. Но не дай Отец никому слышать, как за спиной плачет твое дитя.

~~~
Вьется впереди дорога длинная, и под копытами коней устало что-то шепчет земля. Сколько путников таких она уже встречала, сколько слез — материнских и детских — глотала. Спать хочется. И назад.
— Вы утомлены, миледи? — Спрашивает Родерик Кассель.
— Ничуть, благодарю, — коротко отвечает Кейтилин Старк. Дорога им предстоит длинная, и не время отдыхать.

Она ведь обещала вернуться.