I
- А где Джон? – как только Арья научилась говорить, она тут же начала спрашивать о Джоне. Казалось, он был нужен ей всегда, каждую минуту ее жизни. В руках младшей дочери Старк была игрушечная лошадка, которой она стучала по каменному полу.
Что характерно, о Джоне Арья спрашивала едва ли не чаще чем о Роббе, и эта необъяснимая любовь к бастарду не переставала изумлять и задевать Кейтилин. Удивительно, но к Джону относилась тепло не только Арья, но и другие, и, пожалуй, если бы не страх этих людей перед тем, чтобы впасть в немилость леди Винтерфелла, маленький Джон мог бы стать счастливее.
- Он болен, миледи, - робко ответила одна из служанок, бросив взгляд на леди Кейтилин и тут же испуганно потупив его.
-Болен? – невольно вырвалось у Кейтилин, которую обычно мало заботило то, где находится бастард, и что он делает. Он не отличался безрассудством, посему переживать за его сохранность не приходилось, он также не был задирой, чтобы ссориться с кем-то в замке, а потому Кейтилин всегда была спокойна за него. Она старалась как можно реже его видеть, и в последнее время ей это практически удалось, а потому, если бы не Арья с ее вечной тоской по Джону, Кейтилин была бы даже довольна тем, что Джон временно исчез из поля зрения.
- Болен, - вторил матери малютка Бран.
Болен.

II
- А где Джон? – снова спросила Арья следующим днем. На сей раз тон ее голос был чуть вызывающим, словно если ей тут же не дадут ответа, она пойдет и лично раскроит череп своей деревянной лошадкой тому, кто прячет от нее ее сводного брата.
- Тебе же говорили, что он болен, Арья, - ответила младшей Санса, важно поправляя косу, - и еще…
- А когда он выздоровеет? Когда я болела, мама все время сидела со мной… Мама, ты сидишь с Джоном? – пытливо спросила младшая дочь, глядя упрямым взглядом в лицо Кейтилин, растерявшейся от ее удивительно серьезного взгляда.
- Арья, он же бастард!
- Кто такой бастард? Мама, объясни!
- Миледи, о Джоне Сноу позаботятся, - попыталась утихомирить вновь сцепившихся сестер служанка, - ваша матушка, леди Старк останется с вами, а с Джоном все будет в порядке.
И в это мгновение Кейтилин показалось, словно сама Матерь с укором смотрит на нее с небес.

III
Ночь опускалась на Винтерфелл. Трижды заходило и вставало солнце с того момента, как Кейтилин Старк узнала о болезни Джона Сноу, но порога его комнаты она так и не переступила. Слуги предусмотрительно избегали при ней разговоров о болезни бастарда, но все же Кет не была глухой и слышала, как они перешептывались о состоянии мальчика, которое находили тяжелым.
Постепенно один за другим гасли огни Зимнего городка, и он становился едва различим из окон Винтерфелла, чьи высокие каменные башни утопали в темноте, подпирая черное небо. На Севере почти никогда не сходил снег, и, казалось бы, к этому можно привыкнуть, но Кейтилин по-прежнему иначе представляла себе лето. Летом дети не болеют.
Кейтилин снова чуть замутило, и она сделала несколько вдохов и выдохов, чтобы ее отпустила тошнота. Она положила ладонь на живот и улыбнулась. Лучшее, что может чувствовать женщина, это то, что она скоро станет матерью. И да помогут ей боги родить еще одного маленького Старка.
А у Джона Сноу матери не было. Кейтилин знала, что Нед навещает мальчика, но ничто не заменит нежной руки матери и ее голоса – уж это Кейтилин знала по себе. Скорее всего, о мальчике заботятся, но едва ли рядом с ним есть тот, кто может стереть слезы боли с лица и спеть колыбельную, мысленно молясь о милосердии Матери.
Он всего лишь мальчик, Кет. И не заслуживает твоей мести.
Она знала это. Но ничего не могла поделать.
Ночь укрыла собой Винтерфелл.

IV
Солнце взошло четвертый раз, и Кейтилин была благодарна богам за то, что хотя бы под утро ей стало чуть лучше, и она могла поспать несколько спокойных часов, не ощущая накатывающую тошноту. О ее самочувствии справился Нед, несколько дней назад узнавший о том, что под сердцем его супруга вновь носит ребенка, и она постаралась ему ответить настолько стойко и бодро, насколько это возможно после бессонной ночи. И, кажется, ей удалось заверить его в том, что с ней все в порядке.
А вот с Джоном, возможно, дела обстояли куда хуже. Оставалось только собраться с духом и прийти к нему. Чего она боялась?.. Ведь она знала, что имеет полное право даже не смотреть на него, знала и то, что едва ли Джон позволит себе укоризненный взгляд, уж он знал свое место. И во многом благодаря ней.
И все-таки она приняла решение. Так больше нельзя. Такого малодушия она себе больше не позволит, и вскоре она уже была у его покоев.
- Оставьте нас, - сказала она, войдя в комнату, где находился мейстер Лювин и одна служанка, которые подскочили, как ошпаренные, когда она вошла.
Кейтилин Старк приблизилась к постели Джона и взглянула на его больное уставшее лицо.
- Как ты себя чувствуешь, Джон? – спросила она его привычно чуть требовательным тоном.
Во взгляде ее не было ни сочувствия, ни нежности, ни теплоты.
Да простит меня Матерь.

Отредактировано Catelyn Stark (2013-08-12 13:13:28)

I.
Мальчик открыл глаза, и Кейтилин встретил измученный, но бесконечно упрямый Старковский взор, обдавший ее таким неуловимым холодом, от которого она почувствовала легкую дрожь. Может, Кейтилин и померещилось это, но сильный укол совести она все же ощутила, встретившись взглядом с Джоном Сноу.
- Нормально, - с усилием ответил он, но Кейтилин скорее поверила бы в то, что море вышло из берегов, а солнце встало на западе, чем в то, что состояние мальчика действительно было удовлетворительным.
Она медленно приблизилась к нему, и каждый шаг ее гулко отдавался в маленькой комнате с каменным полом. Мужчины… Они ни за что не признаются, даже если будут при смерти. Отец, брат, Нед, Робб… И даже ты Джон Сноу. Кейтилин невольно смотрела на мальчика сверху вниз, и ничего не выражающая маска ее лица не шевельнулась, даже когда она села к нему на кровать.
- К чему ты обманываешь меня, Джон? – Кейтилин ни разу за эти несколько минут не назвала его уничижительной фамилией Сноу, но смягчить голос ей было сложно, - о тебе уже спрашивали Арья и Робб, - рука леди Старк потянулась к железному тазу с водой, на стенке которого висела светлая тряпица.
Кейтилин смочила ее холодной водой из таза рядом, после осторожно положила ее на покрытый испариной лоб Джона и мягко, почти нежно провела по нему.
- Они желают тебе выздоровления, Джон.
Палец Кейтилин скользнул по взмокшим волосам Джона, такого измученного и обессиленного, совсем непохожего на того Джона, что сражался во дворе с Роббом на мечах и играл с маленькой Арьей. Он из крови и плоти, как и любой другой человек, и не заслуживает твоей мести, Кейтилин Талли. Он всего лишь мальчик, нуждающийся в любви и заботе, которые ты могла бы ему дать.
Прошло около получаса, или, может, чуть больше, и Джон снова провалился в сон. Кейтилин встала и долго, почти жадно смотрела на мальчика, желая приоткрыть завесу его недоступной ей души, к которой так страстно тянулись ее дети. Робб, Арья, даже Бран и Санса не имели ничего против Джона, и можно было бы списать это на детскую неразборчивость, но в глубине души Кейтилин знала, что она видит в мальчике куда больше плохого, нежели в нем на самом деле есть.
О чем он думал на самом деле, пока я сидела с ним? Боялся ли меня или ненавидел? А, может, просто не мог понять, что я здесь делаю? Семеро мне послали его в качестве испытания…
Но Семеро сохраняли привычное молчание.

II.
За дверью Кейтилин вскоре встретила мейстера Лювина, к тому моменту уже сумевшего скрыть свое изумление, столь ярко отразившееся в его глазах, когда леди Старк вошла в комнату Джона полчаса назад. Старик сказал, что многие силы брошены на то, чтобы мальчик поправился, но уверенности в его голосе почти не было.
- Что вы хотите сказать, мейстер? – напряженно спросила Кейтилин, уже зная, каким будет ответ.
- Только боги вольны распоряжаться нашими жизнями, - спокойно ответил он, но в его взоре мелькнул огонек тревоги, - мы делаем все, что в наших силах, миледи.
- Я зайду к нему вечером, мейстер.
- Как вам будет угодно, миледи.
Шаги Кейтилин были быстрыми, настолько быстрыми, насколько они могут быть у леди и беременной женщины. Она шла вперед, словно опасаясь, что едва уловимый намек мейстера о смерти настигнет ее, схватит костлявой рукой и зловеще прошепчет: «Это твоя вина…» Казалось бы, если мальчик умрет, насколько все станет проще, но Кейтилин не ощущала ни малейшей радости от осознания того, что Джона может не стать. Напротив: эта мысль давила на нее мертвым грузом, и она не знала, что ей делать, чтобы спасти ребенка, смерти которого она не могла допустить вопреки всей своей ненависти.
- Мама! – окликнул Кейтилин Робб, и она, обернувшись, увидела своего первенца, который сейчас казался ей особенно похожим на своего сводного брата, отчего у нее защемило сердце.
Леди Старк остановилась и подошла к Роббу, чуть раскрасневшемуся с мороза.
- Матушка, я хотел спросить о Джоне…
- Джон тяжело болен, мой милый, и… - глядя в бесконечно ясные глаза сына она не смогла сказать, что Джону плохо, очень плохо, - будем молиться, чтобы он шел на поправку.
Я не верю, что Новые боги здесь не слышат меня. Я верю, что мои Боги слышат меня каждую минуту моей жизни. И я буду молиться. Пусть я не мейстер и не знахарь, но я способна на что-то.

III.
Следующий раз Кейтилин зашла к Джону поздним вечером, когда солнце уже опустилось за горизонт.

Отредактировано Catelyn Stark (2013-08-31 12:39:07)

Было бы нелепым ожидать, что Джон, увидев Кейтилин, обрадуется и кинется ей в объятия, но что-то болезненно кольнуло ее, когда она вошла и увидела, как с его лица мгновенно стерлась улыбка, словно ее и не было. В любой другой день она бы и внимания не обратила на это, более того, иной раз ее почти раздражало, как Сноу смеется или даже улыбается, но сейчас, когда она пришла к нему, чтобы справиться о его самочувствии, это было почти предательством со стороны Джона. Разумеется, Кет знала, что неспроста такое его отношение к ней, ведь никто иной как именно она всю жизнь, с самой первой их встречи, когда Джон был еще неразумным младенцем, сознательно отталкивала его от себя.
Возможно, она и вовсе не пришла бы сейчас, если бы не то, что вспомнилось ей в септе. Ее мать, родившая пятерых детей потеряла двух старших, когда те были еще совсем маленькими. Пусть кто-то скажет, что у нее осталось еще трое, но дети у матери подобны пальцам на ладони людей. Отрезать два и оставить три - возможно ли легко жить после этого? Едва ли. Там, в холодной септе, где горели свечи, отбрасывая странные тени на стены, Кейтилин вспомнилось, как ее мать безутешно проплакала несколько дней, и даже они с Лизой не смогли быстро залатать дыру в несчастной душе матери. Две дочери не отходили от мамы, пытаясь напомнить о себе, о том, что они тоже нуждаются в ней, но горькие слезы леди Талли не высыхали на ее бледном лице несколько дней.
Может, и там где-то, на далеком юге есть та, кто молится за Джона каждый день, не ведая даже о том, что с ним сейчас?
Была ли она шлюхой или благородной леди, она все равно оставалась матерью вне зависимости того, кем она родилась. Может, ее и вовсе уже нет на этом свете, но от мысли, что за ней с небес может с укором смотреть женщина Джона Сноу, Кейтилин сделалось не по себе. Взгляд Кейтилин пал на лик Матери, и леди Старк отчего-то через пару мгновений потупила взор.
И вот она снова здесь, чтобы успокоить душу.

- Здравствуй, Джон, - с уст едва не сорвалось привычное "Сноу", - я вижу, тебе лучше?
Она чуть приблизилась к нему.
- Если ты не поправишься сегодня или завтра, Арья разнесет весь Винтерфелл, но найдет тебя.
Тем более, что это правда.
Леди Старк захотела сказать что-то еще, но на долю мгновения ей показалось, что твердый камень замка закачался, словно действительно сама Арья превратилась в великаншу из сказки и затрясла Винтерфелл своими сильными руками в поисках сводного брата. В глазах чуть потемнело, и Кейтилин ощутила, как к горлу подкатывает отвратительная тошнота. Протянув руку, чтобы опереться на кровать, Кейтилин схватила воздух и едва не упала, но вовремя нащупала спасительное дерево постели Джона и взяла его.
Было в этом что-то до унизительное - оказаться слабой перед Сноу, но она ничего не могла поделать. Слава Семерым, она хотя бы не упала, уж этого бы не пережила. Первые месяцы, когда под сердцем растет ребенок, пережить не так легко, как может казаться мужчинам. Им вообще все кажется легким, что не относится к ратным подвигам, и мысль о том, что рожать и растить детей не легче чем рубить головы не всегда посещала их головы.
Интересно, он вообще понял, что со мной сейчас было? Вряд ли. Откуда бы ему.
- Голова закружилась, - наконец смогла выдавить из себя леди Старк и во избежание повторения подобных неприятностей, села на краешек кровати, чего не планировала изначально. Ей не хотелось снова садиться рядом, но ее тело решило иначе.
Кет не могла даже встать, чтобы гордо уйти и привести себя в порядок, поэтому ей ничего не оставалось как отдышаться пару минут рядом с Джоном Сноу. Ей было неприятно думать о том, что он видит ее такой, но она ничего не могла с этим поделать.
- Ты делаешь все, что говорит тебе мейстер? - с трудом начала она, чтобы перевести тему, - послушно пьешь все лекарства и не встаешь с постели?
Я бы даже не отказалась сейчас оказаться на твоем месте.

Отредактировано Catelyn Stark (2013-09-30 10:18:06)

Давным-давно, когда еще не было ни Винтерфелла, ни этой темной комнаты с густым запахом отваров и снадобий, когда Кейтилин еще никакая не Старк, а всего-то Талли, девчонка лет десяти от роду, может, меньше, сестре своей говорила, дескать, мы с тобой матушку помним хорошо, а вот Эдмар не очень, и он, бедный, наполовину сиротка, а потому заботиться о нем нужно особенно. Они тогда с Лизой, кажется, чуть не до крику заспорились, кому быть Эдмару «мамой». У Кейтилин был аргумент тверже каменных стен Риверрана: она была старшей. Но Лиза уже тогда была упряма донельзя и отказывалась наотрез допускать и мысль о том, чтобы уступить сестре заботу о брате, она-то ведь тоже Эдмара любила и тоже хотела быть матерью.
Септа тогда отчитала обеих и сказала, что матушка смотрит на них с Седьмого Неба и стыдится своих дочерей. Откровенно говоря, было за что. В споре, кстати, конечно, победила Кейтилин, потому что маленький Эдмар хоть и любил обеих, безошибочно чувствовал, где сестра старшая, а где младшая, а потому предпочел от греха подальше принять сторону Кет.
Лизе Талли, к слову, и в дальнейшей жизни повезло с детьми куда как меньше. Кейтилин много молилась о том, чтобы Матерь смилостивилась над ее младшей сестрой и даровала ей здоровых, живых деток, в которых Лиза могла бы найти счастье и покой, но год от года надежды на это было все меньше. Только это все другая история.

А эта история о том, что сироты с самых зеленых лет вызывали у Кейтилин жалость и любовь, она всех хотела пригреть и защитить, но именно тот, кого ей следовало бы если не принять как родного, то хотя бы не отворачивать от себя, она ненавидела и даже не стыдилась в этом себе признаваться. Лишь иногда, когда Кейтилин видела скорбный укор в лике Матери на стенах винтерфелльской септы, ей становилось не по себе от мысли, что она перед взором всех Семерых отринула милосердие и думала лишь о себе, лишь о своем несчастье, о своей ревности, о своей любви.

Но разве не было права у нее на это? Ее супруг, только взяв ее в жены, ушел на войну, а оттуда вернулся с победой и ребенком. Немыслимо. Это немыслимо, ведь, если он забрал его с собой, значит, та женщина имела какое-то значение, и каждый день Джон напоминает об этом. 
– Да, миледи, я бы хотел наконец выздороветь.
Впрочем, было бы удобнее обратное. Если Джон Сноу умрет, то все сразу в разы упростится. Пусть Нед, если хочет, хоронит его в винтерфелльской крипте, если осмелится его положить бастарда рядом с отцом, братом и сестрой, ей до этого дела нет. Злое что-то застряло под прутьями ребер, какой-то грязный сгусток обиды, ревности и отвращения к самой себе. Она же мать. Она же супруга лорду Старку. Она не имеет права так думать. Смерть сына – пусть даже бастарда – ранит Неда, и сколько ни саднила эта мысль, Кейтилин не хотела причинять мужу боли.

– Здесь очень скучно, и я скучаю по… Арье.
Едва ли не впервые они говорили так, словно их не разделяло холодное озеро долгих лет. Скучно, ему здесь скучно – как будто ее хоть сколько-нибудь это занимает. Зачем ей нужно это, зачем ей все это про Арью? Кейтилин и без того почти обижалась на младшую дочь, что та предпочитает любовь своего сводного брата, а не Робба, к чему ей лишнее подтверждение этой крепкой связи между Джоном и ей?
– Ты увидишь ее не раньше, чем окончательно поправишься, – холоднее, чем стоило. Семеро, почему она ничего не может сделать с собой, почему? Кейтилин Старк не хотела ненавидеть Джона Сноу, but she did.

~~~

А потом сумерки капнули на Винтерфелл. Леди Кейтилин давно покинула покои заскучавшего мальчика и уже почти думать забыла о нем, все больше как-то беспокоясь о том, как бы хворь не взяла и Брана, а то он несколько раз за вечер шмыгнул носом. И Санса сшила куклу для Арьи, а та ее тут же потеряла. Под звуки детского воя старшей сестры Арья вместе с Роббом на пару ходили по покоям в поисках злосчастной игрушки, счастливое обретение которой должно было бы успокоить вконец расстроенную сестрицу. Санса так долго и печально плакала, что ее красивое личико раскраснелось, и она стала в самом деле похожа на морковку, о чем ей не минул сказать Робб. Арья рассмеялась, а Санса расхныкалась пуще прежнего, и даже найденная кукла не могла успокоить уставшего ребенка.

Вечер сменился ночью, и все дети, как фигурки кайвассы, лежали по своим постелькам, укутанные ласковыми, яркими снами, в которых замки уходили вверх аж до самого неба, и каждая битва была победой, и каждая любовь – вечной. Но последнее сниться могло, пожалуй, только Сансе, что после тяжелого вечера было нужным завершением одного дня и добрым началом другого.

Леди Кейтилин не спала. В Ночном Дозоре был вновь дезертир, и по зову черных братьев Эддард Старк, взяв тяжелый меч правосудия, отправился на Север. Она не сказала ему про дитя. Пусть вернется, и она расскажет. Время еще есть.
Дрожала свеча, и кривые тени корчились на стене. Тихое одиночество собственных покоев Кейтилин переносила с достоинством, равно как и привычное недомогание женщины, в чьем чреве загорелся фитиль новой жизни. Только вот мысли липли ненужные. Джон Сноу. Сноу. Имя холоднее камня и стали, в нем много презрения, в нем мало чести – имя ублюдков, имя лишних, ненужных детей.
Но таких же живых, как и те, кого она в лоб целовала перед сном.

~~~

Кейтилин Старк и сама не поняла, в какой момент она решила не попытаться сомкнуть глаза и забыться во сне, надеясь, что завтра вернется Нед, а Джон Сноу пойдет на поправку, но, взяв свечу, самой отправиться в покои пасынка. Там у его постели был мейстер Лювин, и второй раз за день Кейтилин видит на его лице замешательство. Немудрено. Он неуверенно склоняет голову, приветствуя свою госпожу.
– Ему так же плохо?
– Даже хуже, миледи, – в голосе мейстера слышится печаль, и Кейтилин почти раздражается. Лучше бы его так же беспокоили законные дети лорда Старка. Но это все несправедливо. Она знала, как любит их, как печется о них мейстер Лювин.
– Ступайте, – ответила Кейтилин, – вам нужно отдохнуть.
Недоверие и непонимание проскользнули на лице мейстера, но возражать он, конечно, не стал. Не про него.
– Я сама останусь с мальчиком.
Ей, в общем-то, и самой странно. От слов своих, поступков. Зря она это, наверное. Кто ей поверит? В Пекло. Она все равно останется с ним. Даже если он никогда не узнает и не вспомнит об это – пусть. У мальчика нет матери. И не будет.
Но будет та, что в час боли и мучений останется подле него до конца, каким бы он ни был. Кейтилин села рядом и заглянула в потемневшее от страданий лицо ребенка. Второй раз за день, второй раз в жизни она прикоснулась к нему, вновь положив на лоб смоченную холодной водой тряпку.
– Матерь, Матерь всеблагая, помилуй наших сыновей... – тихо запела леди Старк, ощущая сквозь мокрую ткань накаленный лихорадкой лоб мальчика.