Harry Gregson-Williams — The Wardrobe
В скором времени стало понятно, что это необходимость — перевести Джейкоба Мюррея в отдельную палату. Беспокойный пациент, иначе не назовешь. Его амнезия стала сложной задачей для Джоан — не всегда просто бывает подобрать ключ к неудачному волшебству, — и чем-то тревожным для других детей. Их пугали приступы — рассеянный взгляд, непонятные слова на чужом языке и действия, которых мальчик не мог объяснить. Страх в их глазах, непонимание, порой насмешки, в свою очередь, ничем не могли помочь Мюррею — разве что сделать хуже. И этого допустить было нельзя.
Ночные кошмары только подливали масла в огонь. Справиться с ними, казалось бы, куда уж проще, когда есть зелье сна без сновидений. Джоан дала его мальчику однажды — все от этого выиграли одну спокойную ночь, — но была против использовать постоянно: ничего хорошего не выйдет, если он к зелью привыкнет, не говоря уже о том, что проблему это не решит — страхи никуда не исчезнут и не затянутся раны.
Нужно было искать другие пути и для начала помочь ему почувствовать себя в безопасности. Они не сдвинутся с мертвой точки, если реакция других детей все время будет поддерживать или усиливать в нем тревогу.
«Это не наказание», — предупредила Джоан днем, раскрывая перед Джейкобом дверь новой палаты, и постаралась объяснить, что в этом нет его вины, просто так для него будет лучше и беспокоиться здесь вовсе не о чем.
Она помогла мальчику перенести вещи, а после написать памятку — на тот случай, если он снова все забудет и рядом не будет никого, кто мог бы помочь. Оставалось только надеяться, что записка не потеряется где-нибудь под подушкой, не завалится под кровать и в нужный момент окажется под рукой.

~

День был сумрачным и дождливым — вечер стекал на Лондон мутной, ленивой рекой. Сначала очертания домов и скверов размывались за серой пеленой дождя, позже истаяли в сумерках, растворились в темной воде декабря, которая прибывала с каждым часом и обратилась беззвездной ночью, как только наполнила город до краев.
Дождь не прекратился и после полуночи — Джоан слышала, как он стучит в окно ее кабинета, как следует за ней по коридору, мелкой дробью передразнивая каждый шаг, как ветер пригоршней бросает капли в стекло, стоило ей только приоткрыть дверь палаты.
Джоан заглянула в нее осторожно — в душе надеялась, что мальчик видит десятый сон, но все же не удивилась, обнаружив, что он не спит, — на самом деле от первого дня она и не ждала больших результатов. Ему нужно привыкнуть.
Дверь за ее спиной закрылась с тихим щелчком. Покорные жестам ее волшебной палочки в палате свечи разгорелись чуть ярче, заставив темноту спрятаться по углам.
— Как ты? Снова плохие сны? — спросила Джоан и опустилась на стул у кровати. Она, быть может, подумала бы, что ему просто на новом месте не спится, но смотрела на него, вглядывалась в потерянное лицо и чувствовала, что это вряд ли. Пустая бессонница не заставила бы его сидеть, поджав под себя ноги и обхватив себя руками. — Расскажешь?
Говорят, подобное помогает. Страх и боль, разделенные с кем-то, становятся меньше. Кошмар, облеченный в слова, перестает быть таким ужасным. Пусть даже не сразу.[nick]Joan Reiner[/nick][status]but we are not "most people"[/status][icon]http://funkyimg.com/i/2BkLs.png[/icon][sign]
and     every    mile     adds    up    and    leaves     a    mark    on    us
and sometimes our compass breaks and our steady true north fades
w e ' l l     b e     j u s t      f i n e[/sign]

Отредактировано Sansa Stark (2018-01-17 20:41:51)

Mother cannot guide you; now you're on your own.
Only me beside you — still, you're not alone.

Once Joan lost her family too. She was a child, just like Jacob, and for a while she believed that her parents' death wasn't real — it was just a stupid mistake. As soon as the war is over, she will meet mom and dad again. Joan thought so. But standing over their graves, she realized it was an irreparable truth. She cried, she was afraid and sad, but she wasn’t alone; and, actually, she hadn’t a time for loneliness.
But it was more difficult with Jacob. He was lost and scared — and it was okay. That's how it works. He's going through what has ruined his life. The trouble lies elsewise: he hadn’t anyone around to keep him calm or to take care of him or to not let him feel alone.
Dean and Else Murray were dead, but what about other relatives? Joan made a request to the Ministry for family tracing, without result. There was no one left to miss the boy or wait him at home. That was exactly what she found the worst thing.

Nothing’s quite so clear now. Feel you've lost your way?
You are not alone, believe me, no one is alone.

Joan was looking at Jacob and listening carefully. It was obvious to her how hard it was to him to tell his dream. But it wasn't some kind of reluctance, she thought. Sharing feelings is never easy. However, he did it, and his words appeared to her like a thin, fragile thread of trust. Joan wanted to keep it; then maybe she would be able to help him.
“Jacob,” the woman started with a soft, gentle voice and moved to the edge of the bed to get the boy's hands out of his face. “Look at me. The person who's smashed the clock is never coming back,” Joan told this firmly, like no one’s gonna harm you. It wouldn’t be surprising if he was afraid of people that killed his family. She had been afraid of air raids for several years after the war. Having been in grave danger, it’s hard to believe that you are safe.
But, of course, all those fears were nothing compared to longing for parents.
“One day you’ll see the clock is whole again, it won’t be the same, but... Can we do something to fix it, what do you think?”
Joan asked the boy earnestly as if the clock was real. She said “we”, not “you” to make him feel: you’re not alone in this.
It was out of her hands to bring his family back, but Joan wanted to give Jacob the other end of the dream. The clock, like his life, was broken in pieces. So, she believed, both could be fixed, even when it seemed impossible. There’s a whole life ahead of him, and oblivion and the pain of loss shouldn’t be the end of his story.
But what his future would be? It looked uncertain and raised questions. But, in fact, did the future matter while he's cursed? But Joan felt like she do care about it although she couldn't tell why.

[nick]Joan Reiner[/nick][status]but we are not "most people"[/status][icon]http://funkyimg.com/i/2BkLs.png[/icon][sign]
and     every    mile     adds    up    and    leaves     a    mark    on    us
and sometimes our compass breaks and our steady true north fades
w e ' l l     b e     j u s t      f i n e[/sign]

For in dreams, we enter a world that's entirely our own. Let them swim in the deepest ocean or glide over the highest cloud.*

Но во снах Джейкоба Мюррея не было ни таинственных глубин космоса с мириадами звезд и неизведанных планет, ни загадочного океана, где волны синие-синие, как лепестки васильков; где на дне растут невиданные деревья и цветы — огненно-красные и темно-голубые, трепещущие, как живые, при малейшем движении воды, сверкающие, как огоньки.

Нет, ничего этого не было — лишь безжалостный, страшный отсчет.
Тик-так. Тик-так.
Мама и папа. Прежняя жизнь — какой она была для Джейкоба, к чему он возвращался во снах? — а затем тени, темные тени вокруг. Джоан не сложно представить, как все это жутко, и она продолжает держать мальчика за руку, другой рукой ласково поправляет разлохматившиеся от тревожного сна волосы.

You're safe now, Jacob.
Джоан не говорит этого вслух — он не поверит. Это трудно, ей ли не знать. Она все еще помнит, как просыпалась ночами и напряженно вслушивалась в тишину — вот-вот, ей казалось, вдалеке загудят самолеты, темное небо окажется вспорото лучи прожекторов, а следом — свист и грохот взрывов.

И все же смотрит она чуть нахмурившись: нехорошо, что он думает о мести. Такие мысли не позволят забыть о том, что ему пришлось пережить, они не помогут принять утрату. Джейкоб должен идти дальше, Джоан верит, что у него все еще впереди — но раздумья о мести, будут что камень на шее, они не дадут сделать и шаг. Вдобавок ко всему он ребенок — и с него станется убежать ради исполнения своего плана. Такого нельзя было допустить.

— Эти люди не вернутся, Джейкоб, — Джоан чуть склоняется к мальчику, стараясь поймать его взгляд и удерживая его руки в своих. — Они не смогут больше причинить вреда ни тебе, ни кому-нибудь другому. Их наказали за совершенное зло и отправили туда, откуда не удавалось сбежать ни одному волшебнику, — знать о магической тюрьме и дементорах ему, пожалуй, пока рановато.

Есть и другая вещь, о которой Джоан ему не расскажет пока. Он, конечно, хотел свои часы и не хотел другие, но и те, что возникнут на месте осколков, будут ничем не хуже и научатся отсчитывать счастливые моменты. Джоан это знала: однажды она потеряла семью, но годы спустя обрела новую. У нее был Бернт, были Анета и Алеш — не самые простые страницы, но и за них она была благодарна. Но Джейкоб не готов такое принять. Ему нужно время.

Джоан послушно всматривается в книгу, оказавшуюся у нее на коленях.
— Давай посмотрим.
Ее не удивляет то, что часы из его сна были похожи с часами из сказки — он, наверное, часто их перечитывал.
— Тот, кто сделает самое невероятное, возьмет за себя принцессу, а за ней в приданое полкоролевства, — неторопливо начинает Джоан, и сказочное королевство ломает голову над тем, как удивить судей, что бы такого сделать, чего никто бы сделать не смог. — ...Взорам судей представилась целая выставка невероятных вещей, но скоро все единогласно решили, что самой невероятной из них были большие столовые часы.

С каждым ударом сменялись картинки — как в диковинном страшном сне. С последним ударом вокруг расцветали розы и обращались в ангелов — с последним ударом сон Джейкоба Мюррея наполнили кровь и осколки. Самым невероятным оказалось то, что у кого-то поднялась рука эти часы разрушить. Но на этом, история, разумеется, не заканчивалась.

Невероятные часы к жизни вернуло чудо, божья искра. С Джейкобом было, конечно, сложнее — он не механизм, а живой маленький мальчик, потерянный и напуганный. Ему было нужно не чудо — семья, которой у него больше не было. Возможно, родственники или друзья семьи могли бы о нем позаботиться, но никого из них разыскать не удалось.

Пройти через это одному — худшее, что могло с ним случиться. Джоан чувствовала себя обязанной найти выход, но понимала, насколько скользкой тропой может повести эта мысль: мальчик не должен был к ней привязаться — пройдет время, и Джейкоб поправится, тогда Министерство подыщет ему новую семью.

Секундная безумная мысль — она и Бернт могли бы подать заявку, — даже и думать об этом не стоит. Джоан не имела права подвергнуть Джейкоба опасности, приведя в дом, в котором живет обскур. Она должна была думать о своей семье — как защитить Анету от самой себя, от внимания общины, от того, что происходит вокруг. Прислушаться ко всем этим доводам было бы просто, когда бы мальчик не оказался триккером. Скорее всего, его не было в списках Хогвартса, значит, семью будут подыскивать среди магглов — для волшебного дара участи хуже и придумать нельзя, не легче было бы и с родителями-магами — Джейкоб другой и всегда будет другим. Оставалась община — но черта с два Джоан бы позволила кому-то из людей Штернберга к мальчику подойти.

[nick]Joan Reiner[/nick][status]but we are not "most people"[/status][icon]http://funkyimg.com/i/2BkLs.png[/icon][sign]
and     every    mile     adds    up    and    leaves     a    mark    on    us
and sometimes our compass breaks and our steady true north fades
w e ' l l     b e     j u s t      f i n e[/sign]

Сплин — Пой мне еще

Сложно все это объяснить, малыш.
Мюрреи-старшие ничего плохого не сделали, но, поддавшись инстинкту исследователей, не в добрый час навестили Магическую Британию — в час, когда сохранившие в себе искру волшебства палочки стали огромной ценностью. Им обоим повезло иметь рабочую сердцевину и не повезло привлечь к себе внимание охотников — тем было все равно, чьи жизни пойдут в расход, лишь бы добыть редкий нынче товар.
Любой, чья палочка еще работала, был обречен соблюдать осторожность и держать свой дом под куполом всех доступных защитных чар.
Джоан, тяжело вздохнув, смотрела на мальчика — как объяснить ему, что это война? И на войне такое происходит — гибнут люди, которые ничего плохого не сделали, люди, у которых были семьи и чьи жизни могли бы сверкнуть в этом мире яркой звездой.
— Сейчас дурное время, Джейкоб, — что вообще он знал о стране, в которую попал? Немногое, пожалуй, иначе не оказался бы в Косом переулке в день раздачи волшебных палочек. — Магия уходит из этого мира, и никто не знает почему. Некоторых людей это делает злыми, они пытаются сохранить силу страшной ценой — убивая других и забирая их волшебные палочки.

Книга сказок позволила ей выиграть время. Джейкоб, казалось, немного успокоился, а Джоан получила возможность подумать, как его защитить — от себя самого, от страшных воспоминаний, которые врывались в его сны. Им нужно было что-то придумать — вместе. Талисман или, может быть, ритуал, который оберегал бы его во сне и наяву прогонял бы остатки кошмара. Нечто похожее на Патронуса.
Спасти его жизнь там, в переулке, было куда проще — достаточно было заклинания, волевого усилия, чтобы не дать ему упасть под ноги толпы. Сражение каждую ночь с кошмарами было лотереей — Джоан не у кого было спросить, к чему он привык и как прежде справлялся со страхами. Она могла только пробовать — одно, другое, третье. Читать ему сказки. Придумывать их, если понадобится. Говорить с ним.
С Анетой все было иначе — Джоан почти никогда не читала ей перед сном. Не потому что не хотела или боялась остаться с ней наедине — она чувствовала себя неуютно под настороженным, недоверчивым взглядом падчерицы, она боялась спугнуть ее или сделать что-то не так. Анета нуждалась в тепле, но боялась его принять; Джейкоб тоже нуждался — и он его не отталкивал.
С Джейкоба нельзя было спускать глаз. Стоило только на несколько минут задержать взгляд на страницах, как мальчик нашел себе новое приключение.
— Джейкоб! — Джоан встревоженно подалась следом за ним, стараясь ухватить за руку, но опоздала. Она помогла ему подняться на ноги, а затем встряхнула головой, будто отмахнувшись от чего-то. — Не трогай! Это исчезнет... само, — такое происходило время от времени. Проклятие Джастин Мэннинг цеплялось ко всем, кто ее навещал, ошметки, обрывки нитей рассеивались со временем — вреда от них не было, и Джоан перестала о них беспокоиться.
— Стой смирно, — она потянулась за палочкой и прошептала заклинание, чтобы остановить кровь. Осмотрела его лицо, коснувшись пальцами подбородка, и чуть поджала губы, прежде чем коротко, но удовлетворенно кивнуть — ничего серьезного с мальчиком не случилось. Еще одно заклинание — и темные пятна исчезли с его лица и пижамы и с ее рук. — Если ты видишь нити, это не значит, что их стоит хватать руками, — говорит Джоан строго, но видно — не сердится. — Ты можешь пораниться сам или случайно причинить вред другим.
Она вглядывалась в его лицо и не была уверена, что может все ему рассказать. Он ведь ребенок — сумеет ли промолчать, если узнает, кто он такой? Нельзя, чтобы после мальчик говорил о триккерах на каждом шагу. С другой стороны, она должна была ему объяснить, что бездумно сплетать магические нити нельзя — для его же блага.
— Ты умеешь хранить секреты, Джейкоб?
Джоан и сама не могла объяснить, что чувствовала всякий раз, когда понимала: they were the same. Сначала это было лишь смутной догадкой — она чувствовала в нем способность к беспалочковому волшебству, но не была уверена до конца. Она присматривалась и присматривала за ним, и с каждым днем различала все больше и больше — и это отзывалось волнительно, одновременно тепло и тревожно.[nick]Joan Reiner[/nick][status]but we are not "most people"[/status][icon]http://funkyimg.com/i/2BkLs.png[/icon][sign]
and     every    mile     adds    up    and    leaves     a    mark    on    us
and sometimes our compass breaks and our steady true north fades
w e ' l l     b e     j u s t      f i n e[/sign]

Tangled OST — Healing Incantation

Heal what has been hurt
Change the fates' design
Save what has been lost

С каждой минутой Джейкоб удивлял ее все больше и больше. Мальчик не только видел нити, но и пытался понять, какую магию они несут: например, черное, значит, плохое. Он мог наступать на них, но в руки они не давались — брови Джоан приподнялись немного, и женщине пришлось сделать усилие над собой, чтобы не усмехнуться: такого способа колдовать еще точно никто не видел.
— То, что создало эти темные нити, действительно было плохим, но сами они вреда не несут. Это... своего рода плата за помощь другому человеку, — объяснять ему волшебство было непросто — он ведь ребенок, и темное проклятие, терзавшее Джастин Мэннинг, его не касалось. Но отмахнуться от слов Джейкоба Джоан не могла — ей нужно его доверие, поэтому она с ним говорила даже об этом. Как могла.
— Что происходит, когда ты наступаешь на нити? — женщине и в самом деле любопытно — за собой она такого не помнила. Первое заклинание, конечно, далось ей не сразу, — тогда она задернула нить случайно; после приходилось прикладывать усилия, чтобы удержать их в руках — магические переплетения то и дело норовили выскользнуть или рук или разойтись, не желали подчиняться так просто.
— Однажды ты сможешь достать их, — улыбнулась Джоан и чуть было не добавила: я научу тебя. Ей хотелось этого, очень хотелось — рассказывать ему об этом мире и дальше, учить его волшебству, видеть, как он улыбается и делится с ней успехами, а не кошмарами. — Всему свое время.
Что будет, когда это время придет? Нет, нельзя думать об этом — проблемы стоит решать по мере их поступления. Волноваться сейчас, когда кошмары и приступы потери памяти настойчиво мучили его, о том, куда он отправится дальше, — тратить силы и время понапрасну.
Джоан не хотела признаваться в этом даже себе, но она ревниво боялась, что община дотянется и до Джейкоба. Примет под свое крыло и вобьет в голову дурацкие правила, по которым живет. Спору нет, дом Юргена Штернберга для многих триккеров был спасением, но не для Джоан.
Но дело было не только в общине. Джоан не могла не замечать, что мальчик выделял ее среди прочих взрослых — это одновременно было хорошо и не очень. Однажды он должен будет покинуть больницу. Ему найдут новую семью — если он слишком сильно привяжется к ней, это будет непросто.
— Ты не сделал ничего плохого, — женщина протянула руку, чтобы мальчика успокоить. — Но больше об этом ни с кем говорить не стоит. Это будет нашей тайной, хорошо? — она чуть наклонилась вперед, чтобы их лица оказались на одном уровне. — Видеть нити могут только особенные волшебники. Их так мало, что другие маги не верят в подобное и считают их либо выдумщиками, либо больными, — ее лицо стало серьезнее. Отношение волшебников к триккерам — не шутка. Джоан не хотелось бы, чтобы мальчик столкнулся с тем же самым, что и она: взрослые считали, что она выдумывала и требовали перестать, дети говорили, что она спятила. — Поэтому мы скрываем свои способности.
Джоан помедлила, прежде чем продолжить; она хотела дать мальчику то, чего не смог бы никто — Джейкоб должен знать, кто он такой. И все же опасность этих чувств понимала, идти у них на поводу было нельзя. Он всего лишь ребенок — может быть, сейчас он искренне намерен обещание сдержать, но случается всякое. Нельзя учить его колдовать, нельзя говорить ему о триккерах слишком много.
А подарить чудо — можно?
— Я покажу тебе кое-что, — она осторожно взяла его за руки и перевернула их ладонями вверх. — Закрой глаза, Джейкоб, — не выпуская рук мальчика, она подцепила пальцами нити — золотистые, теплые — и сомкнула его ладони вокруг них. — Представь те часы, которые ты видел во сне — целые. Ты должен заставить их стрелку идти в правильном направлении, не назад. Еще там были картинки, помнишь? — осторожно запутывая его пальцами нити в узел, Джоан ощутила волнение — будто бы это ей нужно было переломить ход кошмарного сна, не ему. Вдруг не получится?
— Помести на первую из них счастливое воспоминание. Расскажи мне о нем — так будет проще, — Джоан говорила мягко, помогала удержать нити в руках, но что из этого выйдет, зависело только от Джейкоба: угаснет ли волшебство в его руках, не выдержав натиска страха и горя, или сорвется с пальцев светящимся шаром.[nick]Joan Reiner[/nick][status]but we are not "most people"[/status][icon]http://funkyimg.com/i/2BkLs.png[/icon][sign]
and     every    mile     adds    up    and    leaves     a    mark    on    us
and sometimes our compass breaks and our steady true north fades
w e ' l l     b e     j u s t      f i n e[/sign]

Отредактировано Sansa Stark (2018-02-04 22:56:30)

Red — Pieces

Джоан принимала риск, понимала, что у Джейкоба может не получиться — слишком мало времени прошло, и все еще распахнуты края зияющей раны, ночные кошмары и беспамятство по-прежнему что бездна.
Ему нужно время. Может быть, много времени — Джоан ли не знать, как непросто бывает с детьми. Она уже проходила через это с Анетой — потеряв родителей, едва не убив по случайности человека, пережив несколько ужасных лет в приюте, девочка долгое время нуждалась в помощи — и не давала себе помочь, не хотела впускать в свою душу кого-то еще, кроме брата.
Иногда Джоан с горечью думала, что они опоздали — если бы Алеш нашел Бернта раньше, возможно, многих бед можно было бы избежать.
Возможно, поэтому она, сама того не сознавая, торопилась — боялась Джейкоба упустить, боялась, что все повторится. Не замечая того, сравнивала его с Анетой — и все на том же подсознательном уровне чувствовала с толикой облегчения: он был другим.
Он доверял ей, иначе бы не рассказал о нитях. У него никого не осталось в целом мире — и это, как ни парадоксально, позволило ей войти в его мир хоть немного.
Анета отвергала волшебство как часть себя, вместо познания — подавляла, запирала в себе, покуда оно не обернулось против нее, не разрослось в разуме и теле темной опухолью. С Джейкобом было иначе. Он принимал свою силу и учился ее использовать — чего стоили одни его попытки наступить на магические нити ногами!
Он говорил — и искры вспыхивали среди нитей, которые Джоан по-прежнему помогала удерживать. Едва соткавшийся огонек в руках затеплился робко, задрожал, будто пытаясь пробиться через заслоны боли и страха, одиночества, неясного будущего. Мгновение — и сияние разлетелось пеплом, голос мальчишечий взвился криком, и ладони его вместе с нитями выскользнули из ее рук.
— Джейкоб... — Джоан подалась вперед, перехватывая его руки снова, чуть наклонилась, чтобы заглянуть в его лицо. — У тебя почти получилось. Я видела. Если ты будешь стараться, то сможешь однажды.
Ей хотелось заставить его поверить, что это возможно, но она не была уверена: получилось ли. И не надеялась на успех с первого раза; но Джейкоб боролся — пусть сегодня боль и кошмары взяли верх, он не сдался им сразу.
Джоан не уходит — помогает ему улечься обратно в постель, поправляет одеяло, спрашивает о волшебных тварях, о книге и сказках, о пациентах, с которыми Джейкоб успел познакомиться. Позволяет мальчику держать себя за руку и не уходит до тех пор, пока сон — спокойный и мирный — не примет его под свое крыло.

You mustn't swim till you're six weeks old,
Or your head will be sunk by your heels;
And summer gales and Killer Whales
Are bad for baby seals.*

Предрождественская суета опутывала госпиталь щупальцами разноцветных гирлянд, топила в шумной неразберихе и вразнобой звучавших гимнах, заполняла все ароматами хвои, имбирного печенья и мандаринов. И разливалась морем забот, конечно.
Последние дни до Рождества всегда были жаркими: подготовка больницы к ежегодной встрече заслуженных целителей; растущее число просьб от пациентов — всем хотелось встретить праздник дома, но не всем это можно было позволить; приготовления к празднику дома — к первому Рождеству впятером: Алеш собирался представить приемным родителям будущую жену.
Тревожно укололо среди всего этого приглашение Штернберга на ужин в общину — желая обсудить это с Бернтом, Джоан позволила себе отлучиться в обед, пройтись немного по припорошенной снегом улице — даже движение в центре Лондона еще не успело убить свежести легкого мороза.
Отказаться было нельзя, — мысли Джоан все еще были заняты предложением Юргена, поисками подвоха в его словах и возможности защитить Анету от внимания общины, когда к своему удивлению в холле больницы она заметила Джейкоба. И рядом с ним девушку — темные волосы, острые плечи, тонкая, невысокая фигура — губы сами собой сжимаются от недовольства и тревоги. Мало Нильссон было принести войну в их дом и встретить обскура лицом к лицу, теперь взялась промывать мозги Джейкобу? Что-то едкое про переломанные кости и воспаление хитрости крутится у Джоан на языке. Неприязнь к пташке Астрид застит ей глаза, заставляет не замечать очевидного — волшебница, что говорит с мальчиком, самая обычная.
Джоан торопливо пробирается мимо радостно-шумной толпы, ее цепляет волной конфетти, и целитель сердито стряхивает разноцветную россыпь с мантии, не замечая, что в волосах осталось еще.
— Джейкоб! — она не сердится, всего лишь волнуется, но по голосу так и не скажешь. Здесь слишком шумно и многолюдно, а он не в порядке — Джоан ловит его потерянный взгляд, а после, обернувшись к девушке, понимает вдруг, что обозналась. Выражение ее лица смягчается до скользнувшей по губам удивленно-учтивой улыбки. — Целитель Джоан Райнер. Надеюсь, мой подопечный не причинил вам беспокойства.
Она торопится снова вернуться к Джейкобу, опуститься рядом с ним на одно колено, коснуться осторожно его предплечья.
— Я отведу тебя в палату, хорошо?

[nick]Joan Reiner[/nick][status]but we are not "most people"[/status][icon]http://funkyimg.com/i/2BkLs.png[/icon][sign]
and     every    mile     adds    up    and    leaves     a    mark    on    us
and sometimes our compass breaks and our steady true north fades
w e ' l l     b e     j u s t      f i n e[/sign]

«Миссис Райнер».
И Джоан выдыхает, наблюдая за тем, как расступаются тяжелые волны забытья, чтобы мальчик мог вынырнуть на поверхность; как его взгляд — что осколок крошечный неуловимо колет в сердце, — обретает осмысленность; как испуганно и тревожно цепляется он за нее. Облегчения целитель не испытывает: приступ прошел, но это победой — даже малой — не назовешь.
Дни складываются один к другому в стопку больничных листов — история Джейкоба рядом с историями многих других; чьи-то имена, к счастью, стираются быстро, чьи-то из раза в раз повторяются — есть клубки заклинаний, что распутать не просто, есть раны, что зельями не залечишь.
Дни складываются один к другому в стопку больничных листов — и Джоан не замечает, как медленно, капля по капле, в ее сердце входит что-то другое. Не только сострадание и желание помочь — что больше, сильнее и крепче.
Что-то такое, что способно встать рядом с тревогой о приемной дочери, потеснить мысли о том, как оградить ее от внимания общины, узревшей в обскурах один из возможных ключей к загадкам угасающей магии.
Беспокойство за Джейкоба врастало в женщину постепенно — Бернт теперь замечает, что о нем она говорит больше, чем о других пациентах, что в мыслях к нему возвращается и думает о том, как быть дальше. Джоан отвечает, что тревожится просто и хочет другой судьбы для мальчика, чем вечная скорлупа светлых стен Мунго — у него ведь вся жизнь впереди. И не замечает, как ревниво в душе своей к нему относится — никто без ее позволения не имеет права вмешиваться в жизнь Джейкоба Мюррея. По крайней мере, пока он находится в Мунго.
Но на этот раз, кажется, никто и не пытался — иллюзия присутствия Астрид, которой так и хочется засунуть длинный нос всюду, рассыпается, стоит Джоан только встретить девушку лицом к лицу. Целитель благодарит неизвестную за то, что она задержала мальчика в холле, не позволила случиться ничему серьезному, а та, кажется, не без облегчения избавляется от неожиданной компании.
Джоан уводит Джейкоба обратно, в переплетение больничных коридоров и лестниц и крепко держит его за руку. Это в холле суетливо и шумно, брызжет во все стороны конфетти и предчувствием Рождества, в глубине же больницы все притихло и опустело — те, кто мог, отправились праздновать дома. Среди немногих оставшихся были и те, кто не осознавал, какой сегодня день и год, и те, кому некуда было возвращаться — и одним, и другим не до праздничной атмосферы было.
Джейкоб рассказывает ей о необычной волшебнице — и Джоан видит добрый знак в том, как он, кажется, отвлекся от неприятности. В том, как вдруг растворяется тревожное и страшное — не исчезает, все еще таится по углам, но расступается.
Она смотрит на мальчика заинтересованно, слушает внимательно — не отмахивается, не считает его слова плодами слишком живого воображения.
— Это и правда удивительно, — улыбнулась она и сделала мысленную пометку спросить об подобном Бернта. Ведь Джейкоб — ребенок. И чувствительнее к дару, чем она — Джоан без труда различала лишь сотворенное волшебство. Возможное, чужие склонности и таланты — все это если и давалось ей, то с трудом. Она какое-то время даже не была уверена наверняка триккер ли мальчик.
Как будто отдала часть своего чутья взамен на возможность использовать палочку.
Джоан помедлила немного, прежде чем продолжить, остановила Джейкоба, пропуская вывернувшие навстречу с одного из этажей волшебные носилки и пару целителей.
— Когда они стали белыми? Как ты думаешь, что это значит? — спросила Джоан совершенно серьезно, когда они разминулись достаточно, чтобы их разговор не услышали. Он видел угрозу в обрывках, что прицепились к ней после визита к Джастин, потому что они были черными, так что скажет теперь?
Впрочем, ответа верного Джоан не знала и сама. О чем это говорило? О потенциале волшебницы — не темном и не светлом, не устоявшемся? О каком-то волшебстве? Да нет же, это ей и самой бы бросилось в глаза. Как и наличие артефакта.[nick]Joan Reiner[/nick][status]but we are not "most people"[/status][icon]http://funkyimg.com/i/2BkLs.png[/icon][sign]
and     every    mile     adds    up    and    leaves     a    mark    on    us
and sometimes our compass breaks and our steady true north fades
w e ' l l     b e     j u s t      f i n e[/sign]