Ни один смертный не осмеливался даже приближаться к роще, сказал ей летописец, само собой исключая Рейстлина Маджере из этого ряда. Ни один - и она ни на мгновение не усомнилась в его словах.
Проклятая земля, исполненная порождениями Бездны, немыслимыми ужасами, затянутая, точно туманом, невыразимой тоскою и отчаянием; Крисания была наслышана, как и каждая палантийка, пребывавшая в этом славном граде от самого своего рождения и воспитанная соответствующим образом. Неприкосновенность и угроза столь прочно запечатлелись в сознании горожан, что одно лишь упоминание историй, слабая тень истинного могущества Башни, темного как ночь, в миг пресекли бы всякое любопытство, дерзнувшее возникнуть.
Прежде Крисания и сама не решилась бы, но и дело ведь было не в страхе: дело было в невозможности, а зачем пытаться совершить то, что заведомо обречено на неудачу. Нет, она не была из тех, кто позволял себе напрасно тратить силы и время. Ее поступками неизменно руководил холодный разум, ее действия были направлены на результат, и ни одно из усилий не пропадало впустую.
Так она говорила себе. Страх - это слабость, а слабость недопустима для Посвященной Паладайна. Молодая женщина была убеждена, яро и непримиримо, что знает себе цену. Страх не мог остановить ее. Теперь, когда маг наделил ее правом прохода, даже темные заклятья не могли остановить ее на избранном пути - ничто не могло.
И пусть дорога не должна была оказаться легкой, Крисания ждала восхода Лунитари с жадностью заплутавшего в пустыне человека, узревшего наконец источник живительной чистой воды. Ее испытание, ее судьба!
Разве могла она допустить, что ужасы Шойкановой Рощи будут мукой и для нее, будто она жалкая, бесправная, никчемная смертная, осмелившаяся пренебречь невидимыми, но оттого не менее опасными стражами? Разве могла признаться, что мерзости Темной Королевы, почитаемой жителем и господином этого мрачного места, способны изранить ее тело и душу так же просто, как тело и душу простого человека? Разве было возможным то, что ее сердце подвластно сомнениям, и нерешительности, и смущению?
Крисания твердо знала, что ее воля проведет ее через царство кошмаров, не даст оступиться, что ее вера убережет от всего, что мог изобрести гибнущий разум покончившего с собой мага; что у Башни она предстанет перед Рейстлином строгой и сильной, не утомившейся неприятным переходом и не испуганной тем, что преддверие злой крепости делало со слабыми сердцами. Ее Бог был с ней. Пусть же Маджере увидит могущество Платинового Дракона своими глазами! Пусть узнает, какими силами наделяет своих служителей благословенный свет! Посвященная не знала, что заставляет ее желать уважения Рейстлина, его признания, и предпочитала думать, что причиной всему был лишь ее жреческий долг. Паладайн не зря явился к ней с предупреждением; она вняла Ему, и она предотвратит задуманное магом зло.
Так думала Крисания, вступая под сень мертвых деревьев, уверенная и гордая, когда проклятие рощи настигло ее. Печать мага - женщина все еще чувствовала прикосновение его губ на своей коже - призвана была сохранить ее здесь, провести сквозь мрак, но, казалось, и ее было недостаточно. Холод сковывал, проникал под кожу, щупальцами тянулся к самому сердцу. Ее тело дышало, но разум задыхался от паники. Проклятие жаждало сломить ее, склонить к земле и позволить бледным рукам утянуть ее в самую Бездну. Проклятье жаждало ее крови. Крисания до боли в пальцах сжимала медальон, шепча молитвы, взывая к своему возлюбленному Богу… и не находя отклика. Бог не слышал ее в этом не принадлежавшем его земле месте. Бог не видел свою праведную дочь в этой темноте. Ее призрачные, но не бесплотные обитатели, сдерживаемые печатью, все же не оставляли ее в покое. Крисания то и дело ощущала их жуткие касания, совсем не похожие на жаркие прикосновения Рейстлина. Не сдаваясь, не давая страху взять над ней верх, жрица продолжала свои молитвы, успокаивающие ее несмотря ни на что, но в то же время она думала не только о Паладайне. Не отдавая себе в том отчета, дрожащая и напуганная, она взывала к смертному, черному магу, к тому, что позвал ее сюда.
- Рейстлин… [NIC]Crysania Tarinius[/NIC][STA]воля не моя, но Твоя[/STA][AVA]http://sa.uploads.ru/SY6Jo.png[/AVA]

Отредактировано Dacey Mormont (2017-01-08 15:32:17)

Уважения! Она заслуживает его уважения! Сердце женщины забилось быстрее; от подъема ли по узким лестницам Башни, от страха, что довелось пережить ей совсем недавно или… от чего-то другого?
Его слова заставляют ее позабыть о том, что она собиралась сказать. Негодование, что маг не встретил ее там, внизу, негодование, сменившее растерянность вместо облегчения, которого она так ждала в конце пути - никто не встретил ее у подножия цитадели, никто не провел ее, никто из живых так и не повстречался на исходе дороги мертвых - это негодование стихает. Крисания не замечает, что все еще дрожит: зло, живущее в этих стенах, тяготило ее.
- Здравствуй, маг, - сдержанно произносит она. Тусклое свечение ее медальона гаснет и растворяется в густом, тяжелом воздухе кабинета. Несмотря на пламя очага, живое и теплое, в комнате все равно господствует мрак, и жрица, замершая в нерешительности на пороге, не может этого не замечать. Словно что-то останавливает ее, словно что-то противится пребыванию праведной дочери Паладайна в вотчине служителя Такхизис. Нет, она выше этого, она сильнее! Крисания корит себя за испуг; понукает, убеждая войти, но решается лишь представив, как, должно быть, глупо она выглядит сейчас перед ним. Румянец вспыхивает на ее мраморно-белых щеках. Эхо упрямых, поспешных отчасти шагов разлетается по углам и тонет в почти осязаемой тьме.
По крайней мере, думает Крисания, он не видел, какой напуганной, потерянной, ослабевшей она была в роще. Какой… недостойной. Или видел? С магами ни в чем нельзя быть уверенным.
Башня принадлежит ему, и все в ней принадлежит ему; распространяется ли его власть так же и на земли, окружающие этот маяк зла? Очевидно, да. В противном случае она не сумела бы прийти.
В противном случае его печать ничего бы не значила.

Она подходит к нему, не глядя по сторонам, не видя ничего, кроме него. Здесь холодно; ей холодно, холод разливается отовсюду, незримо стекая с бесчисленных книжных шкафов, просачиваясь из стен, из каменного пола, спускается с высоты потолка. Посвященная продолжает идти вперед, где единственным источником тепла и света служит старый камин, и дрова в нем трещат так весело и живо, но на самом деле - и где-то в глубине души она, возможно, даже знает это - она идет только к Рейстлину. Она пришла бы к нему, даже останься камин далеко позади, в той стороне, у самого входа. Крисания не обращает внимания на холод.
Мерцание серебряной нити на его одеждах завораживает ее. Неторопливые, осторожные движения мага поднимают в памяти их последнюю встречу, вернее, их расставание. Он был так болен… Ну конечно! Он ведь болен и сейчас, ни к чему ему тратить силы на лишние переходы, на эти бесконечные лестницы, она в состоянии и сама найти дорогу, ничего ей для этого не надо, ни провожать, ни встречать.
- Ты хорошо себя чувствуешь? - мягко спрашивает она.
Он сказал тогда, что эта болезнь - плата за его силу, и ему не избавиться от нее никогда. О, если бы она могла вылечить его! [NIC]Crysania Tarinius[/NIC][STA]воля не моя, но Твоя[/STA][AVA]http://sa.uploads.ru/SY6Jo.png[/AVA]

Отредактировано Dacey Mormont (2016-12-17 18:43:11)

Бокал в ее руке все еще хранит тепло его красивых, тонких, изящных пальцев; Крисания задерживает на них взгляд и затем безмолвно кивает - она не могла не прийти, не тогда, когда он позвал, даровав ей это исключительное право. Живительное тепло наполняет ее продрогшее тело уже с первым глотком, и она, конечно, узнает густой, терпкий вкус дорогого вина. Когда она оставила дом и вместе с ним - всю прежнюю жизнь, все знания, почерпнутые ею за долгие годы роскоши и богатства, все прежние умения и навыки, какими бы они ни были, никуда не исчезли. Крисания из рода Тариниев безошибочно определяла все то, что стоило дорого, не затрудняя себя целенаправленным усилием. Вот и сейчас, отметив бездумно качество угощения, жрица тотчас же об этом позабыла. Ее память ныне призвана была хранить лишь истинно важное.
Молодой женщине начинало казаться, что комната была почти уютной. Должно быть, всему виной разительный контраст меж нутром Башни и той стылой мерзостью, что ее непосредственно окружала. Внутри этих стен жизнь ее обитателя, казалось, шла своим чередом, и происходящее в роще нисколько на ней не отражалось. Осматривая убранство кабинета, Крисания неосознанно избегала смотреть в окно. Так можно было ненадолго позабыть, что именно в это место стекались злые силы Кринна, но стоило ей неожиданно осознать это, она рассердилась на себя за минутную слабость.
Разумеется, она здесь не для того, чтобы забыться.
Она здесь для того, чтобы помнить и - если понадобится, а она с самого начала полагала, что понадобится - напомнить ему.
Напомнить, что он заблуждается: в своем превосходстве, в своей уверенности, в праве власти. В выборе служить Темной королеве.
В том, что он одержит победу в задуманном им.
Она не позволит.
Сам Паладайн избрал ее для этой задачи, и она его не подведет.

Тепло окутывает ее, тепло подпитывает ее упрямство и решительность. Крисания знает, что она права. Появившаяся на губах мимолетная улыбка не красит ее строгое лицо, не смягчает серых, стальных глаз: она исполнена холодной снисходительности, столь привычной, а потому не замечаемой за собой для всех без меры горделивых и самоуверенных людей.
Она знает, что неправ Рейстлин.
- Не суть важно, какой из сторон придерживается летописец.
Важно, что ты, маг, сторонишься света.
Облекаешь себя в черные мантии, делаешь это нечистое место своими владениями, прячешься в тени, будто нечто неугодное Солнцу и самой жизни.
Черная луна, этот невидимый непосвященным провал, эта незаживающая рана на небосводе - разве она осветит путь? Разве дарует цель и укажет к ней дорогу?

Разве это затворничество тебе по нраву?
- Пока он пишет свои книги, он не позволит отвлечь себя от работы, а значит, не станет и вмешиваться. Нет, это не его забота, - пусть он и знает, пусть он и читает их помыслы и надежды, пусть он предполагает - располагает лишь Бог, - только наши деяния, - и она, будучи проводником его воли, - могут что-то изменить, - может что-то изменить.
Пока плоть не вернется к праху, а кровь не истает на теле земли, они, смертные, проживают историю; это они творят будущее, это они задают направление ходу событий.
Крисания была рождена для этого, и душа ее трепетала в предвкушении.
- Ты говоришь, тебе не все равно, - и она пришла, не убоясь зла Башни и зла его собственного, не устрашившись Шойкановой рощи и самой печати, которую он ей дал. - Чего же тогда ты хочешь? [NIC]Crysania Tarinius[/NIC][STA]воля не моя, но Твоя[/STA][AVA]http://sa.uploads.ru/SY6Jo.png[/AVA]

Повелительный голос Рейстлина звучит словно внутри ее головы; она не замечает этого, как не замечает и того, что его влияние, его над ней странная, непостижимая власть - которую она, конечно же, не замечает также - лишь растет с каждым часом, с каждой минутой, с каждым глубоким вдохом, с каждым биением ее неискушенного сердца.
Крисания знает, что с гостями обращаются не так. Крисания знает, что с гостями говорят не так.
Крисания знает очень многое, но до тех пор, пока взгляд его проклятых глаз удерживает ее сильнее всякого заклятья - до тех пор ее сознание остается удивительно опустошенным.
Крисания делает очередной глоток. Она не чувствует жажды, она согрелась, она, кажется, вообще больше не хочет вина, но ничего из этого совершенно не приходит ей на ум.
Маг стоит так близко, что она чувствует тонкий аромат розовых лепестков, исходящий от его черных одежд, и других, незнакомых ей трав.   

- Один лишь Бог знает, что нам на самом деле причитается, - твердо отвечает женщина.
Люди слабы. Люди склонны к заблуждениям, люди обманывают и обманываются, люди предвзяты, поспешны, низменны, ненадежны. Даже лучшие из них - с этим ничего не поделаешь.
Ничего не поделаешь с тем, что огонь Элистана угасает день ото дня. Но и он - брат, учитель, друг - не совершенен, не всесилен.
Истинный судья лишь один, это она знает точно. Этот стержень - ее искренняя, безграничная вера - был единственно истинным в ней, единственно вечным, единственно божественным.
Единственно незыблемым.
Никакие чары, никакие черные маги не могли смутить это знание, переплетенное столь сильно и неразрывно с чистой верой; сколько раз она ощущала, как теплом разливается по смертному ее телу Его прикосновение, сколько раз видела, как жизненные силы возвращаются к измученным, больным только от певучей молитвы Посвященных, сколько - сколько? - слышала Его голос, взывающий к ней, наставляющий ее, указующий…
Он ответил мольбам праведной своей дочери, она исполнит Его волю. Рейстлин Маджере неправ.
Рейстлин Маджере не победит, и обмануть себя она не позволит.

Люди слабы, и она слаба. Крисания делает шаг в сторону - в сторону от него, - она подходит к окну и обращает свой взгляд на темные небеса. Две луны открыты ее глазам: рубиновая, кровоточащая, и целительно-серебряная, чей мягкий, ласковый свет, чудится ей, загадочным образом нагревает медальон на ее груди. Не потому она отворачивается от мага, что признает свою слабость, пускай Солинари и придавала молодой женщине уверенности всякий раз, как отражалась в ее зрачках.
Не потому, что признает свою слабость, но потому, что не признает, не видит, не хочет видеть. Всего пара шагов, она слышит его голос по-прежнему четко, но странное колдовское сочетание, дурманящий, приятный ей отчего-то запах уже не тревожит ее.
Крисания не понимает.

Ей кажется, он играет с ней.
Она перебирает в своих воспоминаниях все, что когда-либо слышала о нем, все, о чем знала и догадывалась. Все.
Этого мало. Все не то, не то!
Она наслышана о нем, она, в некотором роде, изучала его, но при всем этом она совершенно его самого не знает. Не знает ход его мыслей. Не может просчитать его поступки. Не догадается, о чем он думает.
Она даже не знает правил игры, в которую так осознанно и вместе с тем безрассудно вступает. Может ли она с этим что-то поделать?
- Нет.
Крисания снова ловит его взгляд, острый, насмешливый, такой легкий и одновременно такой тяжелый, что у нее перехватывает дыхание.
- Скажи мне.
Это игра с огнем, внезапно думает она.
Рейстлин Маджере не победит? [NIC]Crysania Tarinius[/NIC][STA]воля не моя, но Твоя[/STA][AVA]http://sa.uploads.ru/SY6Jo.png[/AVA]

- Мне нужна ты.
Может ли она в это поверить?
То, чего ему не доставало - так, кажется, он сказал. Маг никогда не врал ей - с самой их встречи у летописца - нет, ни одного лживого слова, только правда, его правда, во всяком случае, он никогда не обманывал ее.
Так может ли она поверить ему здесь и сейчас?

Попробуешь отгадать?

Его тихий, шелестящий голос звучит для нее громче всего остального, заглушает даже ее мысли, взметнувшиеся, словно стайка птиц, лишь от нескольких простых слов. Мне нужна ты.
Может ли она поверить в то, что не была готова услышать? Не была, потому что к этому невозможно быть готовой, о, как она боялась услышать эти слова, как отчаянно страшилась и в то же время, да, в то же самое время как отчаянно желала услышать именно их.
Она не могла в этом признаться даже себе. Особенно себе.

Мне нужна ты.
Как ласкает ее слух эта неприукрашенная истина, как глубоко задевает струны ее души его странный, пугающий и вместе с тем неуловимо приручающий взгляд. Нужна, нужна!
Рейстлину Маджере, великому черному магу, Повелителю настоящего и будущего, что на два долгих года затаился в Башне-склепе, предпочтя темное одиночество людской жизни под солнцем. И этот человек, так явно отринувший мирское, действительно нуждался в ком-то, этот человек - он нуждался в ней?
Нет, невозможно было бы ему не найти отклика.
Тщеславие, честолюбие, гордыня - все это было ей знакомо, все это было и оставалось ее, сколь много грехов для одной Посвященной Паладайна, сколь много было в ней от последнего Короля-жреца, кто бы, право, мог подумать. Крисания бы непременно рассмеялась - тем холодным смехом, что ранил не хуже осколков стекла - случись кому сказать ей об этом, Крисания бы не разгневалась, ведь глупость и нелепость достойны лишь презрения, но не гнева.
Крисания была, в некотором роде, слепа.
Она не видела и не понимала истинной ценности внимания, оказываемого ей Рейстлином, не замечала, что выделяет его внимание, его признание над всеми прочими, но ощущала всю ту силу, ту чистую бесконечную власть, которой она безропотно себя подчинила - однажды и навсегда.

Может ли она поверить ему?
Слабое, растерянное «я не знаю» так и не выходит из ее уст. Ей стоило бы, верно, усомниться, стоило задать себе хоть один вопрос - но она не задает, не позволяет себе сомнений; она сдается, но не ему.
Крисания сдается целому вороху ни с чем не сравнимых чувств, что наполняют все ее существо, стоит ему только оказаться рядом. Всего лишь в поле ее зрения, как было в начале. Или близко, так невыносимо близко, как сейчас.
Здесь и сейчас.
- Я верю тебе, - говорит она.
Все просто. На самом деле... это он был нужен ей. Это она нуждалась в нем, здесь и сейчас, и всегда.
Не потому ли она покорилась без боя, и не просто без боя - с жаждой, с вожделением.
Не потому ли она вообще осмелилась явиться в это проклятое место.
Он был нужен ей.
- Я верю, - Крисания находит его ладонь и накрывает ее своей, - что нужна тебе. - Чтобы направить, чтобы исправить уже совершенное, не допустить того зла, о котором Паладайн предупреждал ее. - Я помогу тебе, - это будет ей по силам, - найти правильный путь.
Только позволь мне это. [NIC]Crysania Tarinius[/NIC][STA]воля не моя, но Твоя[/STA][AVA]http://sa.uploads.ru/SY6Jo.png[/AVA]

Крисания смотрит снисходительно и едва улыбается; так смотрят, наверное, на ребенка, не соглашаясь с ним, - да что может он понимать - но и не тратя времени, чтобы его переубедить. Смотрит свысока, но без раздражения или злобы - как покровитель, позволяя и дальше пребывать в заблуждении, раз он так упрям, до тех пор, пока она не докажет ему обратное. А она ведь непременно докажет. Ему нет нужды говорить больше, она уже услышала самое главное. Она нужна ему - он и сам не представляет, насколько прав.
Не представляет, насколько заблуждается.
Она знает, что не могла опоздать, и направит все свои силы на то, чтобы преуспеть.
Что можешь знать о свете ты, выбравший тьму, что можешь знать о правильном и неправильном? Что же, она здесь именно за этим.

Она покажет, что целительный свет бесконечно превосходит ничтожество и злобу мрака, он отвернется от тьмы, спасет свою душу - благодаря ей!
Она, праведная дочь Паладайна, уничтожит нависшую над миром новую угрозу, сосредоточенную в этом несчастном черном маге. Она превратит его из слуги Такхизис в еще один столп из тех, на которых держится свет! Зло обращается против себя и себя же пожирает - так говорил им Элистан, так было записано на дисках Мишакаль, так чувствовала Крисания в своем сердце. Сам Бог велел ей остановить эту разрушительную цепочку для Рейстлина Маджере.
Он может еще сойти с этой дороги, нужно лишь подсказать, направить, о, она сумеет. Она справится. Она помешает ему уничтожить мир.

Маг, казалось, намеренно делает ее задачу труднее.
- Как смеешь ты говорить такое, - гневно восклицает жрица. - Во мне нет тьмы, и ты, как, впрочем, и любой другой, должен это знать. - Белые жреческие одежды в любом обществе видны были издалека, а с ними, как подразумевалось, демонстрировались и благие цели Посвященных. Молодая женщина искренне считала себя чистой и праведной, какой и должна быть последовательница и возлюбленная дочь самого Господа, а ее гордыня, на которую маг так умело сделал ставку, не позволяла ей смиренно сносить подобные утверждения. Пусть он очевидно не делал своей целью оскорбить ее этими словами, она не могла бы воспринять их иначе. Подумать только, какое унижение!
- Моя жизнь принадлежит Паладайну, и помыслы мои происходят от Его воли. Как смеешь ты обвинять меня в греховности! Я здесь потому, что это было угодно Ему, и только.
Ей следовало бы выдернуть руку, не позволять ему вести, - ни сейчас, ни когда-либо - следовало бы убежать и никогда не возвращаться - нет, это, конечно, слишком. Но что могла она поделать с тем, как кружит голову его близость? Что могла противопоставить его бархатному голосу и уверенным прикосновениям?
Нет, ему не удастся запутать ее. Нет ничего невозможного для праведной дочери Паладайна, нет ничего, что могло бы помешать ей исполнить Его волю.

Крисания гордо вскидывает голову.
- Тьма не нужна, - резко произносит она. - Зло было изгнано из мира, и теперь он поживает весьма неплохо.
Крисания не понимает, что неосознанно повторяет слова своего наставника. Но, что хуже, она не понимает того, что он пытался до нее донести. [NIC]Crysania Tarinius[/NIC][STA]воля не моя, но Твоя[/STA][AVA]http://sa.uploads.ru/SY6Jo.png[/AVA]

Отредактировано Dacey Mormont (2017-01-08 15:29:48)

Что она видит? В самом деле, что?
Такой простой вопрос, даже слишком простой - возможно, именно потому Крисания и не может до конца честно ответить на него пусть и перед собой.
То, что она видит, испугало ее однажды. Ну а кто неподготовленный сумеет без содрогания встретить этот взгляд, почувствовать, как проклятые бездонные глаза смотрят словно сквозь тебя, видят самое сердце, изучают самую душу? Нет, Посвященная не боялась черного мага. Напротив, к своему удивлению, она странно чувствовала себя в безопасности рядом с ним, убаюканная его спокойной учтивостью и тихим голосом, и все же было в этой безопасности что-то тревожное, уязвимое. Что-то, чему молодая женщина не могла подобрать слов.
Нет, она не боялась Рейстлина Маджере, но, пожалуй, опасалась - сама не зная чего.
Она не видела в нем зла, действительно не видела, хотя, признаться, искала, пыталась найти - но не находила. Как не слышала лжи в его словах и злого умысла между строк.
Как же так?
Что поняла она неправильно в повелении Платинового Дракона?
Ужели она позволила колдуну обмануть себя?

Не забывайся, праведная дочь Паладайна. Помни, зачем ты здесь.
Помни, зачем здесь он.
- Я вижу черную мантию на твоих плечах, маг. Я вижу, что ты избрал покровительство Такхизис над всеми прочими. И после всего этого ты говоришь, что желаешь истребить зло? Насколько, по-твоему, я глупа, - Крисания сердито хмурится, отвергая саму мысль о том, что кто-то мог так низко ее оценить - что он мог так низко ее оценить, - чтобы поверить в это? Не может быть у меня одной цели с тем, кто служит Черной Королеве.
Потерянное время. Вот, что она здесь делает - теряет время. Горечь сожаления оседает на языке вместо винного вкуса. Вот и все. Выходит, зря она здесь, зря она приходила к Астинусу тогда и просила прийти его. Ей не помочь ему, ей не спасти его - нет, когда он мнит ее такой... неразумной, внушаемой, что? - она бесполезна. Она бессильна.
Разве может она донести до него свет истины, коль скоро он ни во что ни ставит ее разум?
Слуга Такхизис собирается истребить зло, восстать против своей темной госпожи? Звучит до смешного нелепо. Это противоестественно, это противоречит самой его природе, так как же мог он думать, что она, Посвященная, поверит в такую очевидную бессмыслицу... до смешного?
До боли, пожалуй, так будет вернее.

- Я не понимаю тебя, Рейстлин, - с тоскою говорит Крисания. - Зачем ты говоришь мне все это?
Мозаика отчаянно не желает складываться. Победить Такхизис... совершенно невозможно. Совершенно невозможно победить ту, что уже была побеждена - ему ли не знать, ему ли не знать, что она знает, ему ли не знать, что она не глупа.
Он же сам признал ее достойной его уважения, но теперь... что теперь?
Он желает, чтобы она поверила в невозможное? [NIC]Crysania Tarinius[/NIC][STA]воля не моя, но Твоя[/STA][AVA]http://sa.uploads.ru/SY6Jo.png[/AVA]

Пусть дурная слава Маджере опережала его самого, страдания черного мага не могли оставить жрицу равнодушной. Все ее сомнения отошли на второй план, стоило ей только услышать, как страшный кашель раздирает его горло и легкие, стоило увидеть, как болезнь снова ломает его и без того измученное худое тело. Она не могла просто стоять и смотреть, слишком ужасным для Посвященной Паладайна был вид его мучений - какой бы холодной и сдержанной ни была Крисания, какой бы твердой ни была броня ее веры в Бога и в свое особое предназначение, что надежно оберегала ее от внешнего мира, сердце ее все же было не из камня.
Из плоти и крови, обычной плоти и крови, как и у всех, ей стоило получше об этом помнить, прочих людей. Рейстлин Маджере тоже был человеком, и, хоть тяжело было женщине видеть его таким, бездействовать, верно, было бы еще тяжелее. Если вообще - возможно.
Все остальное становится неважным. Большая красивая комната будто теряет краски, растворяется, оставляя ее вниманию только одно. Одного.
Крисания стремительно шагает вперед, преодолевая расстояния между ними так быстро, как только может. Она помнит, как он оттолкнул ее руки тогда, в Библиотеке, но это также становится неважным - как, впрочем, и цвет его одежд. Ей не нужно задумываться, чтобы начать целительную молитву, не нужно делать над собой усилие, чтобы вспомнить ее слова; это словно инстинкт или рефлекс, это так же естественно для нее, как дыхание. Все ее существо тянется к тому, чтобы помочь ему, облегчить его боль - разделить с ним, если потребуется, но облегчить, поддержать, удержать от падения.
Удержать на краю.

Он, очевидно, во всем привык полагаться лишь на себя.
Справляться с этими приступами самому. Балансировать на грани - самому.
Не трать на меня своих молитв, праведная дочь Паладайна.
Слишком свежи еще воспоминания об их встрече у летописца, но не будь их, стань она свидетельницей проклятой его слабости не во второй, но в первый раз - неужели она осталась бы в стороне? Неужели он думал, что она останется в стороне?
Руки Посвященной уверенно и ласково опускаются на плечи мага. Не Мишакаль была первой ее госпожой, но и ее Бог даровал своим последователям власть истинно исцелять ближних.

- Как же ты просишь моей помощи в великом, если не принимаешь ее в малом, - она бы ничего за это не попросила. Никакого равноценного обмена. Только бы позволил помочь себе.
Сердце разрывается видеть, как он отворачивается от нее в своих страданиях, будто его болезнь - нечто постыдное.
Как он отпускает ее, хотя звучат его слова будто приказ, а не дозволение.
Крисании не хотелось уходить, только не в этот момент, но он, казалось, дал понять, что считает разговор законченным; так она и колебалась между мыслями о том, что уже злоупотребила его гостеприимством, и скрытым от нее самой желанием найти предлог - и не уходить. Еще нет.
- У тебя кровь.
Его разрушает изнутри собственное зло. И она, Посвященная, готова была бросить его в такой час?
Неужели она забыла, как благодарила Паладайна за ниспосланное ей испытание и клялась ни за что не подвести Его?
Не подводила ли она Его уже сейчас?  [NIC]Crysania Tarinius[/NIC][STA]воля не моя, но Твоя[/STA][AVA]http://sa.uploads.ru/SY6Jo.png[/AVA]