Привыкнуть к бесконечно-белому было нетрудно – гораздо труднее было не трястись, не дрожать и не стучать зубами. Эйрлис заворачивалась в шерстяную накидку, сверху надевала меховой плащ и, если везло, устраивалась где-нибудь под тяжелой шкурой. Во время путешествия, когда приходилось ограничиваться лишь плащом, вся ее энергия уходила на поддержание тепла в собственном теле – она неистово вертела стопами и кистями, сжимала и разжимала пальцы, лишь бы только заставить кровь бежать по венам. Сколько она себя помнила, тепло было необходимым условием ее существования; отчего-то ей казалось, что будет намного проще пережить извергающийся вулкан, чем ветры Севера. И все-таки, в отличии от всех тех, кого сюда сослали, леди Клешни очутилась на Стене добровольно.
Ледяное, серовато-синее море успокаивало ее, как успокаивало и родное, лазорево-бирюзовое. За тем лишь исключением, что при виде его Эйрлис впадала в странное оцепенение, и словно бы пыталась высмотреть другой берег. Но оцепенение стало случаться с ней все чаще, и вскоре Селтигар поняла, что от пейзажа для созерцания это не зависит – степень оцепенения обратно пропорционально количеству травы в драгоценном мешочке. Поначалу она старалась поддерживать прежние привычки, но вскоре осознала, что на Стене волантийских даров ей не достать; тогда леди решила свести курение к минимуму, но через день слегла с легкой лихорадкой и неописуемой головной болью. Все, что осталось ей сейчас – потреблять запасы и ждать, когда всему придет конец, всячески оттягивать тот момент, когда физические мучения вернутся. Вот уж воистину больно отказываться от старых привычек.
Впрочем, с того момента, как Эйрлис оказалась здесь, ей открылась некоторая бесполезность ее предприятия. Непостижимым образом ее маленькие удовольствия, раньше делающие голову беззаветно пустой и легкой, теперь только дурманили и ни капли не спасали. Поначалу она решила, что все от морозного воздуха, прочищающего голову при каждом вздохе, но ее сны все продолжали приходить и плевать хотели на повышенную дозу трав. Хозяйка Клешни смотрела на Красную жрицу, глядящую в огонь, и думала, что это ее рук дело; смотрела на короля Станниса и прятала травы подальше, не совсем осознавая, во что это ей станет, если об ее маленькой привычке узнает кто-то из королевской свиты. Впрочем, как это с ней всегда и было, возможность реальной угрозы волновала ее куда меньше возможности совсем перестать испытывать эффект трав.
Восточный Дозор-у-Моря не был их первой остановкой, но именно здесь у Эйрлис появилась возможность как можно глубже забиться под шкуры. О, что бы она ни отдала за теплое мгновение Юга! Руки пришлось согревать дыханием, пока леди не заснула. Но даже так, даже во сне не покидал ее этот пробирающий до костей холод. Эйрлис нелестным словом помянула Семерых и распахнула глаза, готовая проснуться – под ней лежал далекий и бескрайний застывший во льдах Север, и она чувствовала, как черный камень Стены, на верхушке которой она стояла босая, просачивается в каждую ее пору. Ощущение было сродни головной боли и вдыханию очень густого воздуха. Эйрлис отчего-то не удивлял ни вид снежной пустыни, ни ее босоногость, ни тот факт, что на самой верхушке Стены, на порывистом промозглом ветру и безжалостном снегопаде она – лишь в своей ночной сорочке, сливается с пейзажем такая же белая, такая же ледяная.
Одинокую фигурку, вышагивающую из подъемника, леди заметила не сразу. Она развернула голову в ее сторону на звук похрустывающих шагов, и только тогда осознала, что спит: перед ней, укутанная в северный наряд, стояла валлирийка. Или наследница того, что от Валирии осталось. Такая же, как она сама, и на секунду Эйрлис она показалась знакомой, хотя никогда раньше эту молодую девушку Селтигар не видела. Должно быть, это прошелестело в голосе ветра, отразилось от зеркального льда, но мгновение спустя, и даже будто бы заранее, Эйрлис знала, ко перед ней.
- Здравствуй, Матерь драконов, - улыбнулась леди, склонив голову. Волосы ее, не собранные в прическу, тут же рассыпались по плечам и лицу, стряхнув осевшие снежинки. Ощущение сна с появлением Дейенерис притупилось, хотя становилось все очевиднее, что это всего лишь сон. Эйрлис, впрочем, всегда плохо отличала сны от реальности.

Отредактировано Aerlys Celtigar (2016-11-08 21:13:51)

Встречались ли они когда-нибудь раньше? Не в реальности, нет – запомнила бы Эйрлис, если бы видела Дейнерис во снах раньше? Девочкой, когда отец был в Совете, Эйрлис приходилось бывать в столице, но она плохо помнила те времена и с уверенностью не могла сказать, похожа ли стоящая перед ней девушка на братьев. Впрочем, имело ли это значение: они все призрачное, блеклое, кристальное отражение друг друга; не важно, какого цвета глаза Дейнерис Таргариен и как сильно они отличаются от ее собственных, неважен оттенок ее волос и как хорошо говорит она на Высоком Валирийском – Эйрлис поймет ее на любом языке, за версту почует запах крови и огня. Невидимой нитью древнее родство, будто сама магия жизни, тянется от одной к другой, и совсем неудивительно, что знакомство давно состоялось.
То, что ее здесь нет, Селтигар ясно без особых умствований. Ее самой здесь тоже нет, на высокой неприступной кромке Стены – она в кровати в замке, чувствует густую шерсть под ладонями и, кажется, почти ощущает реальный мир. Это привычное для Эйрлис состояние – находиться в двух местах сразу и ни одному не отдавать предпочтение. Однако этот раз другой: не часто доводилось ей быть не просто наблюдателем. Дейнерис ее видит, и Эйрлис способна почувствовать тепло ее чуть обветренных горячими песками рук – от нее пахнет пустыней и пряностями, и подбитая мехом накидка ложится на плечи валирийки, словно тончайшая волантийская парча.
Должно быть, что-то не так с этим местом. А, может, это сказывается отсутствие трав и долгие разговоры с Красной жрицей, ее бесконечное пламя и местные легенды о строителях Стены. Как бы то ни было, Эйрлис практически впервые делит свой сон с кем-то таким же наблюдающим со стороны, как и она. Это приятное ощущение, и хочется верить, будто не с проста именно Матерь Драконов оказывается здесь. Эта связь, в которую Веларионы верят так же подлинно и рьяно, как и в своих богов – это она всему причиной? Спрашивать у королевы, часто ли она видит сны, Эйрлис не решается.
— Где ты сейчас? – она указывается на одно из зданий по правую руку от них и ухмыляется.
— Я точно знаю, что тебя там нет, - глаза ее пристально изучают лицо собеседницы. – Но уже скоро. Тебе пора вернуться. Почему ты не возвращаешься, королева Андалов, Ройнар и Первых Людей? Я слышала про твоих драконов – здесь боятся их и надеются, что они не пересекут Узкое море. Дело в армии? – Эйрлис знает, что дело почти всегда в армии. Но у Дейнерис есть ее Безупречные, и Селтигар хочется прямо сейчас убедить ее вернуться на престол, забрать его силой и пламенем, лишить власти узурпаторов, сделать Семь королевств тем, чем они должны быть – едиными под началом крови драконов. – Слишком давно я не получала весточки от Вариса.
Королева обращает свой взгляд за пределы стены, на юг, и Эйрлис знает, кому служит. Да, гляди туда, королева таргариенской крови. Гляди и запоминай каждую тропинку, теряющуюся в лесу, каждую деревню на пути, каждое вспаханное поле; запоминай бескрайнюю Долину и широкий Простор, неспокойный Штормовой предел и ворота Белой Гавани – представляй, как она раболепно распластается перед пламенем твоих драконов, как падут все ложные кумиры с волосами под тусклое золото, семь выдуманных божеств; гляди туда, где в самом центре замка запрятан уродливый кровавый трон, принадлежащий изгнанникам от крови Валирии.
- Что ты видишь? – Все возвращается: красная комета, давно забытые боги, умершие герои. Прошлое, возможно, определено ошибочно – может, оно вовсе не позади, может, это совсем не линия, а замкнутый круг или сталкивающаяся в оборотах спираль.

- Нельзя вернуться туда, где никогда не был. Ни драконы, ни войско не сделают меня здесь своей, - говорит королева, и Эйрлис, спокойная, как будто вечная, чувствует себя как-то слишком разочаровано. Мир не смущает ее, волнения не трогают ее сердце – она созерцает жизнь отстраненно, и проведенный в довольствии и богатстве двадцать один год ничем для нее не отличается от нескольких последних месяцев путешествия, разве что физическим трудом. Сердце Эйрлис не обуревают волнения, не касаются сильные эмоции, она не испытывает острого любопытства к жизни, но всегда слегка безучастна, словно не умеет отличить реальность ото сна. Здесь же, во сне, острота происходящего как будто наконец настигает ее, сильнее, чем могла бы в реальности; Эйрлис не умеет отличить настоящее от небыли и потому, видимо, небыль так в ней откликается. Не имеет никакого значения, видит ли она таргариенскую королеву вживую, если слова ее звучат отчетливо и голос ее мешается с пургой, не имеет никакого значения, здесь ли она, если речь ее откликается в Селтигар так, как ничто до этого. Здесь, в сгущенной магией пурге, на стене, построенной великими мастерами прошлого, принадлежавшими ее сонному миру, она ощущает то, что обыкновенно людям несет реальность; здесь Эйрлис может чувствовать глубоко, волнительно и зыбко.
- Не имеет значения! – резко отзывается она, игнорируя статусы и прозвучавшую в речи королевы тоску. Дейнерис думает так, потому что еще здесь не бывала, Дейнерис думает так, потому что она еще совсем девочка, - это леди Селтигар видит четко. У юношества есть эта неотвратимая черта – бороться со всем на свете, у юношества есть пылкость, тяга к противостоянию. И Дени, оставаясь за узким морем, борется со своей судьбой, с тем что, думает Эйрлис, предрешено не ими – не им с этим спорить. Она всю жизнь видит будущее неотвратимо, и ни разу чье-то волевое упрямство не отменяло ее сны. Дети леса, думает Эйрлис, недавно получившая рукопись про этот народец, с местных книжных полок, нашлись бы, что на это сказать. – Чтобы править народом, не нужно быть одной из них. Уважение, любовь, почтение – все это приходит лишь от справедливости, жесткой руки и правильного расчета времени. Чувства – верные последствия принятых решений. Все, что важно – ты нужна здесь. Не только мне и тем, кто назвал тебя королевой, не только тем, кто хочет процветания Вестеросу, но и тем, кого нужно спасти от неминуемой гибели. Этого ведь ты хочешь – спасать? – Эйрлис смотрит прямо на снежный призрак королевы, и в глазах ее ни капли мечтательности. Она может похвастаться редкой проницательностью, но не может – пониманием человеческой природы, до которой ей редко есть дело. Она, впрочем, столько всего знает о той, кого назвала своей королевой, что Малый совет в Красном замке может взять ее советником по делам Таргариенов. – Или я не права? Потому что здесь это рвение очень пригодится, - валирийка ежится не от порыва ветра, а от видений про мертвых с горящими синими глазами. Уже скоро.

Эйрлис смотрит туда, куда указала Дэни, и видит поднимающийся от горизонта дым. Красная жрица. Женщина эта проникла даже в места, к ней не относящиеся – Эйрлис полагает, что ее сны ни коем образу Мелиссандру не касаются. За долгое путешествие они не раз не сходились во мнениях, и все же жрица знала о магии (Эйрлис бы не хотелось думать, что сны ее – то самое, что зовут в Вестеросе этим словом, а не наследство валирийцев) куда больше юной Селтигар; короткие, скупые рассказы ее были увлекательны, и в каждом виднелась крупица истины. Эйрлис нравилось слышать о Красном боге от того, кто ему служит – это придавало всему какого-то аутентичного очарования.
Сейчас она не могла гарантировать, что это горит селенье, а не жертвы Р’глора. Криков, впрочем, слышно не было – возможно, их унес ветер.
- Приказ короля, - спокойно отзывается Эйрлис. Она впервые думает, как ничтожно мало знает о своей королеве, как быстро и неизбежно начала служить Таргариенам – всегда служила, и валирийская кровь единственное, чего бы ее семья никогда не предала. Можно сказать, что у нее не может быть на этот счет личного мнения, можно сказать, что она обречена служить королеве с белыми волосами, несмотря на все личное. Но чтобы служить королеве, королеву нужно сначала сделать, и Эйрлис необходимо вернуть девушку в Вестерос. Они незнакомы, и Селтигар не понять ее упрямства, желания быть матерью чужим детям – она надеется лишь, что упрямую драконью кровь возможно переубедить. – Огонь отгоняет холод, - так говорит Красная жрица, что служит огненному богу. Ей верят. Впрочем, от драконьего пламени ее любовь к огню ее вряд ли спасет, - беззлобно хмыкает Селтигар. - Они не будут тебе союзниками. И они не спасут Вестерос. Как и те люди за Стеной

Отредактировано Aerlys Celtigar (2017-04-29 03:02:05)