[AVA]http://1.fwcdn.pl/ph/13/11/1311/331337.2.jpg[/AVA][NIC]Marcus Vinicius[/NIC][STA]vitam aeternam[/STA]Темнеет еще больше, хотя казалось бы, куда уж больше; Виниций и Кротон, оставив далеко позади грека, почти след в след идут за Урсом, стараясь держаться от них все-таки на расстоянии, но не слишком в том преуспевая. Виниций нервно кусает губы, нетерпеливой его натуре изначально противна необходимость ждать и - во имя колесницы Гелиоса! - терпеть, однако гораздо меньше ему хотелось бы сейчас раскрыть себя и тем самым отрезать себе все пути к завершению своей безумной затеи. Кротон то и дело натягивает на самые глаза капюшон - плащ ему мал, капюшон сползает с головы, и Виниций в очередной раз останавливает гладиатора знаком руки, ибо ему кажется, что Кротон только суету нагоняет.
Из-за поворота видна уже громада Номентанских ворот. Урс и Лигия останавливаются, Лигия опускается на колени, что-то подбирает с земли - Виниций, едва успев спрятаться за грудой камней, видит ночью так же ясно, как если бы это было днем. В нем словно разом обостряются все чувства, зрение, слух, память, он видит, слышит, помнит и вспоминает, и только усилие воли, только понимание того, что его план может рухнуть, он остается для нее невидимым, неузнанным, хотя, быть может, она и слышит нечто за спиною, но значения тому не придает. Еще бы она придавала значение, когда об ее безопасности печется Урс. Виницию дыхание перебивает в груди, стоит только подумать, что было бы, позволь Лигия устраивать ее безопасность не Урсу, а ему.
О, он может, действительно может, ей достаточно только сказать. Пусть только попросит, не то, что волос с ее головы - ветер на нее не подует неприветливо, солнце не станет светить неласково. Словно бы все могущество Рима сосредоточено сейчас в его руках, и ни цезарь, ни Петроний, ни кто-либо еще, хоть бы даже и сам этот непонятный Христос, никогда не имели и не будут иметь столько. Он Империю разрушит и выстроит заново, он, если на то будет воля его божества.
Несколько разрозненных людских групп достигают ворот, по двое, по трое входят они в арку и пропадают в глубине изчерна-синего мрака римских улиц. Здесь нет факелов и почти нет дозорных, только двое преторианцев стоят в карауле, но о них незачем и беспокоиться - после полуночи здесь всегда кто-то да стоит, и проще в ворота войти, нежели через них выйти. Лигия с Урсом приближаются к воротам, Виниций нетерпеливо тянет гладиатора за край плаща - здесь, среди молчащих, нависающих над головою домов, куда проще потерять из виду и девушку, и лигийца.
Что-то утыкается ему в спину, словно бы чей-то отбившийся от дома теленок ткнул головой, молодой патриций разворачивается, сбрасывая с головы капюшон.
- Одумайся, последний раз тебя, сын Сераписа, заклинаю, одумайся, это опасная затея. Вернись домой, давай вернемся на Карины, и ты придумаешь новый план, менее опасный, чем этот, я и сам тебе помогу, клянусь, достойный трибун, помогу, только одумайся, заклинаю тебя Геркулесом, не нужно!
- Тихо! - Виниций, как и опасался, видит теперь, что свернул не туда, жгучая досада захлестывает его с головою, и молодой трибун, позабыв об осторожности, сам выходит на середину улицы, пытаясь угадать, в какую сторону направилась теперь Лигия.
- Будь ты проклят, старый осел, - бормочет Кротон недовольно. Виниций обещал ему золотом заплатить за то, что доставит девушку на Карины, теперь же от горячего, скорого на руку патриция разве плетей получишь.
Тень падает на камни мостовой, огромная, густая, плотная тень, а еще через мгновение показывается и тот, кто ее отбросил; Виниций едва успевает свернуть за угол и Кротона за собою потянуть.
Он узнает лигийца, а следом - и идущую за ним, след в след ему, Лигию.
Нет времени дальше тянуть, нет желания больше терпеть. Это место, пожалуй, даже безопаснее самой дороги - там все-таки люди, пусть и немного, а здесь, сейчас, вряд ли кто-нибудь вообще решится выйти из дому, даже если бы на твоем собственном крыльце кого-то убивали. Молодой патриций делает знак Кротону, оба теперь выходят на свет, не таясь, не скрываясь.
- Убей! - Виниций указывает на оторопевшего от неожиданности лигийца, сам же подхватывает Лигию на руки и уносит прочь; на мостовой остается только сброшенный им плащ.