Не бывало ещё на свете тех жрецов, которые, верой и правдой служа Р’глору, не были бы награждены могущественным Даром, отличающим их от простых смертных и служащим знаком особого расположения Владыки. Каждый из них обладал некой силой, которая была недоступна как обывателям, так и послушникам, ещё не доказавшим свою верность, но не все могли и хотели развивать свой дар, в полной мере используя то, что Красный Бог щедрой рукой им вручил.
В ордене было немало талантливых жрецов, читающих будущее в пламени. Но Мелисандра была лучшей среди них. Обычные одарённые могли чётко видеть судьбу лишь одного человека, лишь одну из десятков переплетённых нитей судьбы. Мелисандра видела их все. Она открывала взор огню и обнаруживала на его полотне ветвистое дерево событий, которым ещё только предстоит произойти. Она видела, как ветви переплетаются между собой, и пусть эти взаимосвязи подчас были неявными, Мелисандра точно знала, что все видения сшиты воедино волей Владыки. Она знала, что эта цепь была неразрывна, а потому уделяла бессчетное число часов пониманию сложных и тонких взаимосвязей, их деликатному прочтению. Лишь Владыка видел этот густой клубок полностью распутанным, но именно Мелисандра была той единственной, кто, заплатив огненную цену, могла приблизиться в своём всеведении к самому Р’глору.  Хоть иногда. Хоть на чуть-чуть. Когда Владыка позволит своему любопытному чаду заглянуть за занавес, в тени которого укрывались человеческие куклы, приготовленные богом для грандиозного спектакля.
Все её видения в последнее время были связаны со Стеной. И немудрено: будучи сосредоточением великой магической силы, Стена вскоре должна была стать свидетельницей двух грандиозных битв. И если одна из них была лишь схваткой между людьми, коих этот мир успел повидать бессчётное множество, то битва смертных за жизнь против Иных должна была войти в легенды как вторая величайшая победа живущих над мёртвыми. Эта битва приближалась, как Иные приближались к Стене, и Мелисандра, внутреннее опасаясь скорейшей встречи ещё неподготовленного Станниса Баратеона с ними,  особенно внимательно относилась к видениям, которые открывало ей в этом время пламя. В каждом видении могла быть подсказка, в каждой мимолётной картинке мог быть скрыт ключ к победе. Если их упустит она, никто не сможет предупредить Азор Ахая. Никто не убережёт его от беды.
Одичалые нередко являлись ей в пламени в эти дни: появляясь то пёстрой армией, шагающей по снегу вразнобой, то маленькими группками, они неизменно привлекали её внимание, отчего жрица всё чаще начинала задумываться об истинном смысле их похода. О том тайном смысле их появления у Стены, который до сих пор был скрыт от её глаз, но который она упорно пыталась разгадать.
За массивной деревянной дверью раздался громкий стук, и сидящая у камина в окружении свечей Мелисандра не сразу услышала его, находясь в глубоких раздумьях.
— Миледи, — раздалось позади, когда визитёр получил разрешение войти. Судя по голосу, им оказался кто-то из мужчин: один из людей королевы Селисы или братьев Ночного Дозора, других вариантов быть не могло. Повернув голову в сторону двери, Мелисандра утвердилась в своей догадке. — Меня просили передать вам, что пленница готова к вашему визиту. Вы можете немедленно проследовать к ней, я проведу вас.
Пленённая людьми короля одичалая, стало быть. Мелисандра помнила про неё. И очень хотела увидеть, чтобы найти подтверждение своим видениям. Они видела много одичалых, когда те являлись ей в мерцании стихии, но впереди их всех неизменно был их вождь, Манс Налётчик. А ещё — две женщины, неукоснительно следовавшие рядом с ним. Она должна была узнать, могла ли их пленница оказаться столь драгоценна, как приближённая короля одичалых. А если нет, то хотя бы узнать, какая нужда привела почти весь вольный народ к Стене. В любом случае, узница должна была стать для неё полезна. Иначе незавидная участь попасть в руки королевы непременно настигнет её.
— Конечно, — согласно кивнув, жрица поднялась со стула и неторопливой, но лёгкой и изящной походкой покинула комнату следом за мужчиной.
На улице её кожу тут же обдало ледяным ветром, но жрица ни на секунду не дрогнула. Она давно перестала чувствовать холод, равно как и бояться его, чем всякий раз немало поражала дозорных, кутающихся в свои тяжёлые меховые одежды. Удивлённые взгляды провожали леди Мелисандру на протяжении всего пути в сторону темниц, на что та отвечала лишь едва заметной снисходительной улыбкой. Они все поражались ей. И их всех тянуло к её огню.
Большинство темниц, как и ожидалось, оказались пусты: Ночной Дозор редко держал у себя пленников, и даже с дезертирами и прочим сбродом, предавшим их братство, разбирались, как казалось Мелисандре, просто и быстро, пропуская заключение в казематы. Одичалая пленница находилась в самой дальней камере у противоположной стены: жрица увидела её сразу, как только вошла. Подле неё стояли двое мужчин из числа людей королевы, и пока что они оба, присматриваясь к своей новой узнице, не теряли бдительности, держась на безопасном для себя расстоянии.
Оба расступились, стоило Мелисандре шагнуть ближе к решётке, а третий так и остался стоять в отдалении. Жрица жестом велела новоиспечённым тюремщикам также отойти назад и не мешать ей в разговоре, а сама осталась на месте, опустив и сложив скрытые под алыми рукавами руки.
— Меня зовут Мелисандра, — после паузы, потраченной на изучение внешности пленницы, представилась жрица. Без напускной свирепости, без высокомерия и надменности в голосе. Легко и певуче, как она это умела. — А как твоё имя? И кто ты в своём народе?

— И сестра Даллы, жены Манса, Короля-за-Стеной.
Мелисандра недоверчиво сощурилась, повнимательнее присмотревшись к девушке. Она была, без сомнений, красива, даже слишком красива для одичалой, большинство которых представлялись неотёсанными дикарями. Она была величественна, и даже чугунные прутья тюремной клетки не могли сковать её гордость, превратить её из статной женщины в униженную и сломленную пленницу. Но даже это не могло гарантировать Мелисандре того, что одичалая, назвавшаяся Вель, ей не врёт.
Им могли быть безразличны титулы — вольный народ особенно кичился этим, как поняла жрица из услышанных ею рассказов дозорных. Им могло быть безразлично всё, чем живут к югу от Стены, они могли быть невежественными и дикими варварами, как говорили о них в замках Ночного Дозора, но они по-прежнему оставались людьми. И им по-прежнему хотелось жить. А это значит, что ради спасения собственной шкуры они не пренебрегут хитростью и обманом.
Другое дело, что Мелисандра, как и Вель, тоже была здесь чужой, и ей чужды были местные обычаи. Говорить ей о своём родстве с королевскими особами могло быть ещё опаснее, чем молчать об этом вовсе: к королевской крови у красной жрицы, как известно, было весьма своеобразное отношение.
И всё же, нельзя было отрицать, что одичалая, оказавшаяся перед Мелисандрой, кажется ей знакомой. Она столько раз видела одно и то же видение, она столько раз всматривалась в него. Ошибки быть не могло: подле Манса всегда было две женщины, и одна из них вполне могла стоять сейчас перед Мелисандрой. Если жрица, конечно, не ошиблась в своей трактовке видения.
Нет. Этого просто не могло быть. Она всё перепроверила много раз.
Это почти наверняка была она.
— Потому что ты пленница Станниса Баратеона, — коротко ответила Мелисандра, понимая, что вряд ли Вель это о многом скажет. — Но я здесь не затем, чтобы допрашивать или пытать тебя. Я хочу поговорить с тобой.
По большей части это было правдой. Мелисандре не было дела до войн, раздирающих Семь Королевств и истощающих земли лордов, не понимавших истинной угрозы приближающейся армии мёртвых, не было дела до конфликтов людей, оказавшихся по разные стороны от Стены. Она участвовала во всём этом лишь потому, что это было важно для Станниса Баратеона, каждая неудача которого могла в будущем обратиться в самое сокрушительное поражение этого мира.  Это был её долг — сделать всё, что было в её силах, чтобы приблизить его победу. И поэтому она стояла сейчас здесь, посреди сырой тюрьмы, и разговаривала с одичалой, которую без её участия наверняка в скором времени убьют. Потому что у Вель в самом деле могло оказаться то, что было нужно Мелисандре. Потому что никакие другие противоречия, которыми на протяжении многих поколений были связаны жители далёкого севера и остальных Семи Королевств, её не волновали.
— Расскажи мне, почему вольный народ идёт так далеко на юг, к Стене. Чего вы хотите? — жрица чуть помедлила, вспоминая всё, что она услышать об одичалых за те месяцы, что она провела в Вестеросе. — Неужели вы надеетесь завоевать себе хоть кусочек земель за Стеной? Вы ведь знаете, ни один лорд никогда этого не допустит, а король Семи Королевств не потерпит на своей территории ещё кого-то, кто посмел увенчать свою голову короной, — «их и без того слишком много для этой страны». — Так зачем вы здесь?
Мелисандра уже догадывалась об этом. Она уже внутреннее знала ответ на свой вопрос, но не решалась озвучить его вслух. Не решалась произнести фразу, которая будет звучать, как приговор, как начало последнего отсчёта перед днём, который раз и навсегда решит будущее человеческих судеб. Она по-прежнему таила в душе надежду на то, что время ещё не пришло, что тёмные времена, предрекаемые в треске пламени, наступят ещё нескоро. Что у них ещё был шанс подготовиться.
Скажи мне это.
Скажи.
Они.
Уже здесь?

Отредактировано Melisandre (2016-09-13 15:26:58)

Уголок губ Мелисандры дрогнул в короткой улыбке, тут же скрывшейся за прежним выражением невозмутимости. Ни лорд, ни король не запретят им занять эту землю — так говорила одичалая? Увы, но она забыла ещё об одной силе: она забыла о боге, о единственном властителе, которому по-настоящему принадлежала и эта земля, и та, что лежала по другую сторону от Стены, и та, что распростёрлась за Узким морем, и даже та, что была скрыта от других и оставалась пока неизведанной для большинства людей. Только Р’глор и он один мог велеть птицам петь, а рекам — течь. Только ему одному принадлежало право распоряжаться судьбой этой земли и решать, кому стоит оставаться за тысячелетним ледяным монументом, а кому — сгрестись у его подножия. И если он решит, что вольный народ должен будет остаться по ту сторону и быть принесённым в жертву, так оно и будет. «Их судьбу решит Азор Ахай», — напомнила себе жрица. — «И если Владыке Света будет угодно, чтобы вольный народ сложил головы у Стены, в грядущей битве Станнис разобьёт их всех».
Слова Вель удивили Мелисандру, пусть самое главное и не было пока что сказано. Жрица ведь и не думала, что одичалым будет дело до каких-то болезней, терроризирующих южные земли, и уж тем более, что они будут искать способ избежать этой напасти. Даже всезнающим мейстерам едва ли было доступно лекарство от эпидемий, а уж вольному народу, живущему, подобно варварам, это искусство наверняка было совершенно незнакомо. Впрочем, быть может, Мелисандра ошибается? Быть может то, что она слышала об этих людях — лишь преувеличенные слухи и чужие домысли, щедро приправленные ненавистью, которую с давних времён питают к вольному народу дозорные? Ведь стоит же перед ней сейчас Вель — такой же человек, как и все остальные, окружающие её, совершенно разумный человек, не ведущий себя, как безумный зверь. Может статься, вестероссцы, живущие на этой земле ещё со времён своих давних предков, знают о вольном народе ещё меньше, чем она, чужестранка, малознакомая с местной историей, но оттого лишённая многовековых предрассудков.
Впрочем, уже через пару мгновений живой интерес к вольному народу уступил интересу к тому, что для Мелисандры было по-настоящему важно. Не скрывая внутреннего напряжения, она нахмурилась, слушая слова Вель, заставляющие её каменеть внутри.
Это правда. Видит Р’глор, это правда! Они — те, чьи кости сплетены из морозных глыб и в чьём сердце не нашлось места даже крошечному огоньку; те, чьё дыхание — точно порыв вьюги и чья поступь — будто неумолимое приближение зимы; те, кто не знают жалости и не чувствуют жизни, чьё пристанище — густая тьма и чьё время — Вечная Ночь. Те, кому имя — бессмертие, кому имя — проклятье, чья воля — ледяной исполин и чей единственный страх — огонь.
Войско Иных, жуждущих превратить весь мир в ледяную гробницу, застывшую в морозной вечности, — оно, наконец, прибыло.
Их палачи — они уже здесь.
— Вы бежите, — тихо, вкрадчиво произнесла Мелисандра, уставившись на Вель немигающим взглядом своих глубоких алых глаз. Так, словно сама пыталась в полной мере осмыслить сказанные слова. Принять ужасающую правду о том, что счёт отныне шёл не на годы — на дни. — Но ваше бегство не увенчается успехом. Король Станнис разобьёт ваше войско, ибо в руках его — сила Владыки Света, — как и прежде в словах Вель, в речах Мелисандры не было угрозы. Наоборот, в них даже чувствовалось… Сочувствие? — Вольный народ не перейдёт Стену, если не согласится принять поражение — я вижу это в пламени. Смерть от рук живых — вот, что ждёт вас у ворот, если вы не сложите оружие. Азор Ахай — Принц, что был обещан, — уже здесь, и он прибыл, чтобы сразиться с врагом, который дремал в ледяных пустошах много лет. Теперь он не остановится ни перед чем, чтобы одержать победу, и, сражаясь друг с другом, живые лишь ускорят приближение своей кончины.
Жрица сделала шаг вперёд, приблизившись к решётке. Бесстрашно, без малейших опасений, будто уверенная в том, что одичалая ничего ей не сделает. Не успеет. Не сможет.
Не станет.
Да, не станет. Мелисандра — не враг ей, коли они обе знают, кого по-настоящему стоит бояться. Коли им обеим лучше прочих известно, что древним легендам свойственно оживать, и что угроза, исходящая от оживших мертвецов из сказок куда страшнее людских склок.
Вель знала это. Должна была знать — Мелисандра надеялась на это.
— Те, кто живут по эту сторону Стены, не отдадут вам земли просто так, если вы придёте на них с боем. Но если битва, навстречу которой вы идёте, состоится, вольный народ погибнет, и тогда враг — наш истинный, общий враг — обретёт силу, с которой живым справиться будет ещё труднее.
Мелисандра умолкла. Лишь на секунду, чтобы ещё раз мысленно удостовериться в том, что она согласна с мыслью, посетившей ещё.
— Эта битва не должна состояться.

— Ты права, — коротким кивком головы подтвердив своё согласие, уступчиво произнесла жрица. — Южане совершенно ничего не знаю о нраве вольного народа, а уж я подавно. Но даже мне известно, что каждое живое существо стремится к огню. И теряет подчас в нём свои крылья, спасаясь от холода, губящего всякую жизнь, с надеждой выжить даже такой ценой.
Мелисандра была уверена в своей правоте. Несмотря на то, что одичалые с древнейших времён превыше всего ценили и ревностно оберегали свою свободу и независимость, даже их непреклонный дух сломят студёные зимние ветры и чудовища из легенд, чей взгляд селил в душе не просто холод — вводящий в оцепенение ужас. Те, кто лишь слышали об этой угрозе из чужих рассказов, могли ещё упрямо противиться судьбе, могли бороться и стоять на своём. Но те немногие, на чью долю выпало встретиться с ожившим кошмаром лицом к лицу и выжить, по убеждению Мелисандры, должны были лишиться всякого упрямства. Нет лучше урока, чем тот, с которым ты столкнулся вживую, лично. И нет сильнее желания, чем желание выжить любой ценой, когда смерть уже схватила тебя гниющей рукой за пятку.
— Вполне вероятно, что с вас действительно потребуют признания власти Станниса Баратеона, — «в этом я уверена абсолютно», — но это не сделает вас его безропотными рабами. Как король будет заботиться о том, чтобы у ваших воинов были силы и оружие для того, чтобы воевать, а у детей и стариков — огонь и пища, чтобы выжить в эту суровую пору, так и с вас он будет  требовать верности его приказу и храбрости в бою, от которого зависит существование каждого из нас. Так скажи мне, разве не равноценен такой обмен?
Одичалых нельзя было упрекнуть в том, что они совсем не знают южных лордов. По правде говоря, они во многом были правы, презирая народ «поклонщиков» за то, с какой лёгкостью они отдавали себя в рабство алчным самодурам, жаждущим утолить лишь свои собственные амбиции. Но, будучи наслышанными лишь об этой стороне жизни, они запросто могли упустить подлинную суть. Того, в чём на самом деле заключался связанный клятвой верности союз вассала и его сюзерена.
Короли не просто требовали со своих подданных непоколебимой верности: они также гарантировали свою верность им, обещая, что за своё служение человек непременно будет вознаграждён. Долг слуги перед господином был равноценен долгу господина перед слугой: они оба клялись защищать друг друга, ибо без одного не может существовать и другой. Ныне же короли Вестероса совсем позабыли об этом, лишь требуя без конца со своих подданных и ничего не отдавая взамен. Но Станнис не забыл, лучше прочих зная о долге короля перед своим государством. И вольному народу чрезвычайно повезло, что именно он, а не маленький Ланнистер, вышел им навстречу.
— Мне известно о легендарном Роге, — Мелисандра неспешно прошлась вдоль железных прутьев, словно рассуждая вслух. — Однако какой тогда смысл в том, чтобы так стремиться к Стене, если с её падением мы все будем обречены? Вместо того чтобы проделать такой долгий и тяжёлый путь, вы бы могли за это время построить корабли, лодки, любые судёнышки, и уплыть на них туда, где легион мёртвых не доберётся до вас.  Но вы решили, что укрыться здесь будет безопаснее, поэтому подошли к самой Стене, — жрица остановилась, взглянув на Вель с выражением человека, глубоко убеждённого в своей правоте, и задала всего один простой, как ей казалось, вопрос, — Так стоит ли рушить вместе с ней все ваши надежды на спасение, когда жертв и без того было принесено немало? 
Мелисандра умела выглядеть невозмутимо. Уверенность и твёрдость чувствовали в каждом её жесте и слове, но это вовсе не означало, что внутри она не испытывала сомнений. Весть о том, что одичалые раздобыли Рог Зимы, оказалась для неё большой неожиданностью, хоть и не вызвала должного беспокойства. Легендарными артефактами не завладевают просто так, и то, что в руках Манса Налётчика оказался именно тот самый Рог, было весьма сомнительно.
И всё же. Рог Зимы — чёрное творение, по преданию способное разрушить одно из величайших чудес, сотворённых под сенью Владыки Света — здесь, у Стены. Невероятно, немыслимо. Опасно. Такие вести нельзя было оставлять без внимания, пусть и панику поднимать пока было рано. Ей непременно нужно было проверить это.
— Ты действительно ничем не поможешь мне из этой клетки. Но и выпустить тебя просто так я не могу. Выходит, только вместе мы можем сделать хоть что-то, попытавшись убедить непреклонных королей в том, что их бескомпромиссные требования — не единственный выход, — и, чуть помедлив, словно решив дать Вель возможность поразмыслить над этим, Мелисандра добавила, —  Если вольный народ, конечно, готов увидеть иной исход.