Люди поговаривали, будто бы Мелисандра — вовсе не человек. Чудовище из старых сказок, которыми так любят пугать особенно неугомонных детей, воплощение какой-то иной сущности, неживое создание самой тьмы, Иная, обманом заставившая всех думать, будто бы в её жилах течёт горячая кровь, — в глазах окружающих она была кем угодно, только не точно таким же человеком, силой веры наделённым особым даром. Ходили слухи, будто бы у неё камень вместо сердца, и если это и могло кому-то показаться отчасти правдой, то в её живости сомневались только самые суеверные и глупые люди.
Не было рядом со Станнисом Баратеоном человека, в груди которого пламя жизни горело бы ярче.
Из раза в раз зажигая ритуальные костры по вечерам, она воплощала собой живое пламя, и зрелище это внушало дозорным если не суеверный ужас, то хотя бы немалые опасения. «Красная Женщина» — здесь все отныне звали её так за глаза, лишний раз подчёркивая, насколько чужой она кажется всем на Стене. Красная Женщина в царстве белого снега — лишняя, отчуждённая, совершенно здесь не нужная, но по какой-то причине продолжавшая мозолить людям глаза своими яркими одеждами и взглядом, заставляющим нутро холодеть.
Впрочем, королеву Селису это, кажется, нисколько не смущало: в отсутствие мужа она всё чаще находила утешение в компании жрицы, подолгу просиживая с ней возле огня, пока Мелисандра молчаливо вглядывалась в пламя. Иногда она спрашивала у жрицы что-то, а иногда молчала часами, чтобы не отвлекать её. Порой Мелисандра и сама начинала разговор, и тогда они могли подолгу обсуждать её прежнюю жизнь в Красном Храме, говорить о пути, по которому их вёл Владыка Света, и о нелёгкой доле каждого, кто избрал своей судьбой борьбу с вечной тьмой.
Сегодня королева была на редкость молчалива, и жрица не спешила её тревожить. По обыкновению сидя в комнате вместе с ней, она смотрела на огонь камина, но не пыталась увидеть в нём какие-то видения: ей было достаточно того, что она узнала прежде. Королю ничто не угрожало сейчас, и даже одичалые, с которыми он отправился бороться, в очередной раз оставив свою верную жрицу в тылу, не должны были стать для него серьёзной преградой. Он выступит против них и одержит блестящую победу, в этом она была убеждена. Поэтому Мелисандра и привела его на Север.
Прижав укутанные в широкие алые рукава руки к себе, жрица искоса глянула на окно, непривычно облеплено снегом, и подумала о том, что выйти наружу, когда вьюга поутихнет, будет неплохой идеей. К вечеру, когда дозорных снаружи почти не останется, она сможет выйти к Стене и сполна насладиться внушительным и диковинным зрелищем, передать всё величие и красоту которого не могло даже пламя. Да, она непременно так и сделает. Когда королева Селиса сполна насладится её обществом.
— Вы слышали новости, ваша милость? — неторопливо заговорила жрица. — В замке то и дело говорят о какой-то болезни, ползущей с юга. Будто бы она идёт настолько быстро, что вскоре вот-вот достигнет Восточного Дозора. Ваши люди перепуганы не меньше дозорных, хотя многие из них убеждены, что никакая зараза не выстоит в холоде возле Стены. Весьма сомнительное, правда, утешение для тех, кто своим примером доказывает: выжить здесь можно, — Мелисандра несогласно качнула головой. 
Не то, чтобы эти слухи особо сильно беспокоили её. В конце концов, доверять россказням простолюдинов, склонных к излишнему преувеличению, можно было лишь отчасти. Но быть запертой между дикими землями Иных и болезнью, которая, по слухам, буквально выкашивала целые деревни, ей совершенно не хотелось. Борьба Станниса с войском мёртвых, с каждым днём подходившем всё ближе к Стене, и без того обещала быть трудной. Незачем было усложнять её вымиранием множества людей, которые в будущем могли бы составить армию Азор Ахая. Иначе, когда Великий Иной придёт, его встретят лишь мёртвые земли, безропотно сдавшиеся во власть нового тёмного властителя.

— Грехи узурпатора Робба Старка не подлежат сомнениям, но, как и всякий грешник, он утаскивает за собой в обитель демонов всех остальных, — объяснила Мелисандра. — Его земли — это земли короля Станниса Баратеона. И ваши земли, ваша милость, пусть северяне и не хотят пока признавать законную власть. И это не вызывало бы у меня никаких опасений, если бы… — сделав паузу, жрица немигающим взглядом продолжила наблюдать за огнём в камине, словно читая в нём слова, которые ей посылал сам Владыка. — ...если бы эта болезнь не угрожала вам и всему войску короля.
Нельзя было отрицать очевидное. Несмотря на то, что Мелисандра не питала ни капли любви, жалости, сострадания или уважения к Молодому Волку, а сердце её не трепетало при мысли, что многие селяне могут погибнуть от возможной эпидемии, реальную угрозу она вполне осознавала. Ей даже не нужно было обладать каким-то стратегическим талантом, очевидная угроза была слишком явной, чтобы она не заметила её.
— Если эта эпидемия действительно существует, она будет продвигаться дальше. На юг, на запад, на восток. Но, что самое страшное для нас, — она будет идти и на Север. И тогда мы окажемся зажаты здесь, подле Стены, которая служит нам нерушимой защитой от демонических слуг Великого Иного, но станет нашей тюрьмой и могилой, когда зараза доберётся до замков Ночного Дозора, — спокойно, без излишнего в данном случае паникёрства рассуждала Мелисандра, выдвигая разумные, как ей, по крайней мере, самой казалось, доводы. — Отсюда будет некуда бежать, ваша милость. И если мы с вашими людьми ещё сможем уйти отсюда по морю, то войску короля не добраться до берега живыми. Хворь раздавит их у земель одичалых, и смерть нечистая, недостойная, постигнет их всех. А души их никогда не обретут покоя под сенью Владыки.
Неожиданно для себя Мелисандра вспомнила, что уже и забыла о такой беде как болезни. Попав в Красный Храм, она оказалась под опекой Р’глора и его верных жрецов, часть из которых была наделена даром исцеления и чьими силами избавляли от болезней всех служителей ордена. А позднее она и сама стала невосприимчива и к ядам, а возможно и к любой чуме. Шутка ли, но с тех пор она ни разу не заболела, а если какая-то зараза всё же норовила к ней пристать, её наверняка испепелял огненный щит Владыки Света.
Она видела, как умирали от яда на улицах Асшая люди, рискнувшие испить воды из его рек, она видела, как просят милости те умирающие, чьё тело давно уже стало похоже на корм для червей, но ничего из этого не касалось её настолько тесно, чтобы вызывать у неё беспокойство. Она никогда не думала об эпидемиях: её взор был устремлён в другом направлении, она читала чужие судьбы во вспышках и пепле. Это были красивые судьбы, это были низменные судьбы, но все они неизменно были очерчены пламенем. Болезнь не была очерчена пламенем. Она тонула в смраде и изувеченной мертвечине, а обрамлением ей служили крысы.
— Впрочем, я, возможно, слишком преувеличиваю важность этих слухов, простите меня, — повернувшись к королеве, Мелисандра улыбнулась в извинении. — Но их, быть может, стоит хотя бы проверить, чтобы это не стало неприятной неожиданностью для вас и для короля.

Отредактировано Melisandre (2016-09-02 18:30:47)

Быть может, счастливого брака у четы Баратеонов и не вышло, а о любви и подавно не могло быть и речи, но со временем они со стороны начали производить впечатление идеальной пары. Оба — всегда неизменно хмурые и глубоко погружённые в собственные думы, оба с виду безжизненные и строгие, словно высеченные из камня, различающиеся только тем, насколько сильно это отразилось на их чертах. Королеве Селисе пока что, к её собственному счастью, недоставало гранитной строгости её мужа, но уже сейчас, после многолетнего брака, она была пугающе на него похожа.
Тяжёлая ноша для женщины, которая, должно быть, всегда мечтала быть красавицей, выйти замуж за благородного и сильного лорда и родить ему много здоровых сыновей. Но королева несла своё бремя стойко и верно, находя свою силу в вере, и тем заслуживала одобрение Мелисандры. Всякому в жизни доводилось познать боль и тяготы, но если жрецы Владыки Света были готовы к этому, то в сердцах простых людей не всегда находилось столько же верности и покорного смирения. Распорядись Р’глор иначе, королева могла бы стать жрицей, сполна награждённой за свою веру. Но Красному Богу она нужна была подле Станниса, и нужна была простой женой, а не могучей жрицей. Он уберёг её от тяжёлой участи нести на своих плечах бремя целого мира, отдавая и душу, и тело во власть огня. Но оставить её счастливицей тоже не было в его планах.
— Боюсь, мы не сможем просто уйти из этого замка, ваша милость, — жрица качнула головой. — Король неспроста оставил нас с вами и прицессой здесь, вдали от битвы. Ещё неизвестно, что для нас окажется опаснее: сражающийся с захватчиками замок или земли, охваченные приближающейся эпидемией. Кроме того, мы можем попросту мешать. Женщины в армии только обременяют быт солдат, — «а моё время ещё не пришло», — закончила про себя Мелисандра, очевидно не причисляя себя к числу простых женщин, бесполезных для короля на войне. — Мы в сложном положении, ваша милость, ведь нужно ещё как-то обезопасить принцессу Ширен. Дитя, столкнувшееся со столь ужасной болезнью, как серая хворь, может зачахнуть, как цветок, при малейших признаках появления новой напасти.
Мелисандра вновь повернулась к огню, сложив руки на подлокотниках своего деревянного стула. Ей пока нечего было предложить для того, чтобы защитить юную Ширен, но вот на вопрос королевы она ответить вполне могла.
— Владыка Света не велит нам уходить, — начала она. — Наше место пока что здесь, и мы нужные ему, чтобы войско Азор Ахая, принявшего сражение к северу от Стены, не потерпело крах, когда хворь придёт сюда. Король неспроста оставил нас здесь, ваша милость, — повторилась Мелисандра, вкрадчиво заглянув в глаза леди Селисы. — Это было повеление Владыки Света. Мы должны были остаться здесь, чтобы предотвратить появление напасти, идущей с юга. Чтобы стать живительным огнём, который очистит земли от этой хвори.

Неожиданное оживление, с которым королева заговорила об идее Мелисандры, жрицу несколько удивило. Мало кого обрадовали бы вести о том, что часть прилегающих территорий предстоит предать огню, чтобы сохранить от напасти самые дальние районы, до которых хворь ещё не дошла. Но леди Селиса этому, кажется, даже немного обрадовалась, иначе что это за искра скользнула в её взгляде при этих словах?
Порой Мелисандра замечала, что королева проявляет себя не только как искренне верующая, но и как человек, всеми силами стремящийся оказаться как можно ближе к этой вере, приобщиться к ней, подражая её апостолам. Она так горячо молилась, так часто упоминала имя Его, как, наверное, не делало большинство жрецов в Красном Храме. Она старалась принять тот путь, по которому велено было идти каждому, уповающему на милость Владыки Света, и стремление это временами казалось Мелисандре самую малость неестественным, словно проявляемым через силу. Леди Селиса полностью отказалась от своих старых богов — в этом у асшайской жрицы не было сомнений. Но духовную пустоту она стремилась заполнить настолько рьяно, что порой немало удивляла своим рвением — похвальным и ставящим в тупик одновременно. Быть может, сейчас она тоже хотела таким образом показать, что в полной мере приобщилась к своей новой вере?
Жаль, что набожность своей жены никак не разделял Станнис Баратеон. Будь его сердце наполнено верой так же сильно, как сердце его супруги, Семь Королевств давно бы уже содрогнулись перед мощью пламени, покорившегося его воле. Не было бы постыдного поражения в битве при Черноводной, не было бы оскорбительного молчания Робба Старка и недоверия Железного Банка: только он и целый Вестерос, преклонивший перед ним колено и признавший его власть не только по праву достойнейшего, но и по праву сильнейшего. Оставалось лишь надеяться на то, что того доверия, которое Р’глор усилиями Мелисандры смог завоевать у своего ставленника, хватит на то, чтобы в приближающемся сражении он не дрогнул и не свернул назад.
— Вы всё правильно поняли, ваша милость, — Мелисандра кивнула. — Но у вас может оказаться слишком мало людей, чтобы зайти так глубоко на север, поэтому нашей заботой пока что будет не полное избавление от болезни, а предотвращение её продвижения ещё дальше, к Стене. Пока король занят усмирением вольного народа, мы можем обеспечить его людям прикрытие и сдержать напасть, не допустив, чтобы она перекинулась на его войско и дозорных. Для этого людей, оставленных вам, вполне хватит. Кажется, недалеко отсюда есть земли, на которых ещё живут люди… Как вы их называете? — то ли «вольность», то ли «дар» — Мелисандра слишком мало интересовалась географией совершенно чуждого ей севера, который вживую могла увидеть только со Стены, чтобы настолько точно помнить все названия.
Ей ведь даже не довелось ступать ногами по этим промозглым землям: в Восточный Дозор они прибыли по морю, поэтому единственное, что она знала о географии этих мест, это примерное их расположение в масштабах всего континента, которое она успела запомнить, пока изучала расписной стол на Драконьем Камне. Оставалось уповать только на то, что королева Селиса, будучи образованной особой благородных кровей, имела достаточно знаний для того, чтобы ориентироваться на местности получше иностранки. Или на то, что во всём этом крошечном замке найдётся хотя бы одна карта.
— Мы можем начать с них и проверить, если ли там заражение. А после — очистить эти земли от него. Чтобы зараза не добралась в один день до нас.

Можно ли было счесть беспокойство Селисы за проявление заботы? Несмотря на то, что, по настоянию самой королевы, Мелисандра проводила много времени вместе с ней, она не могла сказать, что стала близка с леди Селисой. Как заморская жрица оставалась для уроженки Вестероса образом малопонятным, но почитаемым, так и местная дворянка была для Мелисандры чем-то совершенно чужим, незнакомым, непривычным. Они сошлись под одним флагом, прибыв из двух совершенно разных миров, и не могли никак друг друга понять. Более того, они не хотели друг друга понимать.
Несмотря на то, что королева Селиса была приближена к Станнису, Мелисандре уже давно удалось добиться более высокого фактического статуса при короле. Сама же Селиса участником исполнения великой миссии не являлась, а потому была малоинтересна жрице. Одна из самых верных последователей Р’глора в Вестеросе среди простых людей, не посвященных в таинства жрецов, способная, к тому же, силой вверенной ей власти обратить в эту веру своих вассалов — вот, с какой точки зрения Мелисандра смотрела на эту женщину. Относясь к ней с уважением как к глубоко почитающей её религию верующей, но не более того.
Для самой же Селисы Мелисандра, как жрице казалось, была сродни духовному наставнику. Объектом восхищения, поклонения, уважения и того доверия, какое и должны испытывать верующие к тем, чьей миссией было нести слово бога. Облачившийся в плоть глас Владыки Света — вот, кем была Красная Женщина. Не больше и не меньше.
Её саму, впрочем, это совершенно устраивало.
Но отчего же тогда так напугана была королева?
— Владыка Света уберёг меня в Асшае — краю столь же опасном, сколь далёком, — накрыв холодную руку королевы своими горячими ладонями, жрица крепко сжала их, словно передавая Селисе свою уверенность. — Ни одна вестеросская зараза не сравнится с теми болезнями, что бродят по улицам подле Края Теней. И ни одна сила в этом мире не сравнится с мощью Р’глора. Лишь в его власти решать, когда мне умереть, и если смерть настигнет меня в тех краях, значит, такова его воля. Но кто, кроме меня, способен будет принести его очищающее пламя на эти земли? — вкрадчивый взгляд алых глаз Мелисандры, в полутьме промозглой комнаты кажущихся тёмно-бордовыми, поднялся прямиком на Селису. — Принести то пламя, что струится из самого его сердца?