Она предупреждала. Она тысячу, миллион раз предупреждала Станниса о том, что без неё в битве у стен Королевской Гавани он обречён на поражение.  Он не желал её слушать, с него довольно было её магии, и когда он решил отвернуться от своей судьбы и пренебречь даром Владыки, пренебречь той силой, которой он через Мелисандру готов был поделиться со своим ставленником, Р’глор жестоко покарал короля за своеволие. Она видела, видела в пламени, как будут гореть его корабли, как сотни душ будут превращаться в крошечные огоньки, в едином полёте возвращающиеся к костру Владыки, и сейчас, зная о том, что видение её сбылось в точности так, как она и предсказывала, жрица не чувствовала торжества. Досада — вот то, что острой иглой впивалось в неё изнутри. Она не смогла остановить Станниса. Она подвела Его, подвела Владыку.
Мелисандра была практически единственной во всём Вестеросе, кому под силу было остановить рвущуюся на свободу стихию. И она была единственной из сподвижников Станниса, кто действительно мог это сделать. Единственной, кто смог бы усмирить даже дикий огонь, пожиравший корабли короля с ненасытностью волчьей стаи, единственной, кому под силу было бы спасти его флот от ловушки Ланнистеров, разгадать которую было практически невозможно. Она бы обеспечила ему победу, и с ней рядом он бы уже стал королём Семи Королевств.
Но её рядом не было, и зелёное пламя, с режущим слух хрустом перегрызая корабельные доски, которыми наполнялось его бездонное пламенное чрево, пожрало почти весь флот Станниса Баратеона. Их король вернулся на Драконий Камень ни с чем. И нечего было отныне говорить о том, чего никогда больше не будет. Время назад не повернуть, и Черноводную не переиграть с нуля, расставив по-новому фигуры. Её король разбит, его солдаты мертвы, и всё, что ей теперь остаётся — молить Владыку о том, чтобы он даровал им второй шанс.
Станет ли Р’глор слушать её теперь? Услышит ли он зов той, из чьих рук то и дело выскальзывали маленькие муравьи, так и тянущиеся от живительного огня Владыки ко мраку Семерых? Как могли они вообще надеяться на его благосклонность, когда нерушимые столпы их веры то и дело подпиливались бунтарями, тайком продолжавшими поклоняться слугам Великого Иного? Как смели они просить его милости, закрывая глаза на то, что подле них продолжают совершаться запретные ритуалы?
Ширен Баратеон наверняка не осознавала в полной мере того, насколько серьёзным является её проступок, насколько преступными являются её постоянные вылазки к руинам септы и насколько сильно её детские шалости могут подорвать доверие Владыки. Замаливать этот, казалось бы, малюсенький грешок нужно будет большой жертвой. Но никто в этом замке не готов был принести её, и сама Ширен — в первую очередь. По крайней мере, так думала Мелисандра.
Но за ошибки детей, как известно, расплачиваться всегда приходится взрослым, а потому их священный долг — наставлять и направлять юнцов, дабы те не подвергали опасности ни себя, ни других. И если родители самой Ширен сейчас были слишком заняты для того, чтобы заняться её воспитанием, Мелисандра с готовностью возьмёт эту роль на себя.
— Где принцесса Ширен? — столкнувшись в узком коридоре с одной из служанок юной Баратеон, спросила у той Мелисандра.
Прямой взгляд её алых глаз столкнулся со взглядом молодой прислужницы, и первым, что увидела жрица, был страх. Её боялись — она давно это усвоила. Но то, что она увидела сейчас, не было страхом за собственную жизнь. Служанка до смерти испугалась за свою госпожу — чтобы прочитать это на её лице, не нужны были даже пророческие способности Мелисандры.
— Она в септе, верно? — жрица едва заметно улыбнулась своей догадке. Разумеется, где же ещё ей быть: ведь всего несколько минут назад Мелисандра видела её из своего окна выбегающей во внутренний двор в сторону злополучных развалин. — Можешь не отвечать.
Подобрав подол своих алых одежд, Красная Женщина  уверенным и быстрым шагом направилась в сторону лестниц, слетев со ступенек так же легко и изящно, как ей обычно давалось каждое движение. Шаги свои она замедлила лишь на подходах к септе, на секунду застыв и настороженно прислушавшись к голосам, раздававшимся изнутри.  Громко храбрящийся Эдрик Шторм — ну, конечно, как же подобное бунтарство могло обойтись без него, — был первым, кого услышала Мелисандра, уже более ни секунды не сомневаясь в том, что принцесса Ширен находится там. Перед кем же ещё мальчишка стал бы с таким энтузиазмом изображать бесстрашного героя? Только перед своей кузиной.
Сложив руки под длинной тканью рукавов, Мелисандра нарочито неторопливо вошла в септу, без утайки стуча по разрушенному камню каблуками. Ей нечего было бояться, не от кого прятаться: маленькие фигурки детей ясно виделись ей через зазоры в полуразрушенных стенах, и больше кроме них здесь не было никого. Когда-то эта септа была пристанищем демонов — «божков», которых люди прозвали Семерыми, по ошибке и незнанию вверив им свои надежды. В этом месте правили изменники, те, кто восстали против пламенной воли Р’глора. Отрадно было знать, что теперь, после сожжения идолов, в септе не осталось ничего, кроме голых стен. Пройдут года — и от духа ложных богов на Драконьем Камне не останется и следа. И очередной шаг навстречу этому Мелисандра сделает прямо сейчас.
— Вам не следует здесь находиться, принцесса, — озвучила жрица как нечто само собой разумеющееся, размеренным шагом войдя в зал, где прятались дети. — Милорд, — качнула она головой в сторону Эдрика Шторма, застыв в проходе.
«Жертва этого бастарда с лихвой бы покрыла те грехи, которые так бездумно совершают обитатели Драконьего Камня», — в очередной раз вспомнила Мелисандра, однако взгляд на мальчишке задерживать не стала, дабы не пугать его лишний раз. — «Жаль только, что за своё спасение никто здесь не хочет платить».
— Я вижу, вы вдвоём пришли просить помощи у Семерых, — без угрозы или осуждения, а наоборот с живейшим интересом произнесла Мелисандра, пройдя через весь зал к окну.
Молочно-белая рука её выглянула из-под рукава, скользнувшего к локтю, стоило жрице чуть приподнять её и коснуться ладонью почти полностью разрушенного витража в виде семиконечной звезды. Словно пробуя его на прочность, она пальцами слегка качнула из стороны в сторону его обломки, обернувшись к детям:
— Уверена, принцесса, вы приходили сюда и перед отплытием короля. Приходили  и молили Воина о том, чтобы он даровал его солдатам мужество, а Старица осветила путь через воды Черноводной. Молили Матерь о милосердии к павшим, молили Кузнеца о силе, что не покинет воинов в трудный час. Молили Отца о справедливости, а Деву — о покровительстве. Молили Неведомого о том, чтобы смерть обошла нашего короля стороной. Молили Семерых о победе, — убрав руку от витража, Мелисандра окинула взглядом весь зал, припоминая, не забыла ли она кого. — Они услышали? — после короткой паузы спросила вдруг она, вновь взглянув на Ширен. — Они пришли на ваш зов?
[AVA]http://s019.radikal.ru/i631/1609/fb/6fd5b3bbd046.gif[/AVA]

Отредактировано Melisandre (2016-09-11 17:54:05)

Королеве Селисе определённо стоило пересмотреть своё отношение к дочери, и в частности — отношение к её религиозному воспитанию. Ей думалось, что дочь её — лишь упрямая замкнутая девчонка, и ей хотелось сломать эту стену, а вместе с ней сломать и саму Ширен. Ей хотелось заставить её подчиниться, заставить поверить, заставить служить. Но подлинной верности нельзя было добиться из-под палки, а уж верности богам — тем более.
Королева Селиса считала свою дочь лишь ребёнком, из которого с лёгкостью можно было лепить любую фигурку, как из глины. Но Мелисандра видела, что это не так. Не совсем так. Да, юная принцесса Ширен была ещё только ребёнком: неопытным, наивным, — но у неё уже твёрдо сформировались определённые представления о богах и о том, что правильно, а что нет. И пусть эти представления не учитывали многих нюансов, с которыми людям приходится сталкиваться в реальной, взрослой жизни, Ширен твёрдо придерживалась этих взглядов со свойственной ей пытливостью.
Мелисандра не была знатоком человеческих душ, но ей казалось, что более верным будет не пытаться напирать на девочку и принуждать её к вере, а попытаться прежде объяснить ей всё, развеять её сомнения и устранить лишние недомолвки. Источник многих бед — недопонимание, и сторонники рглорианства знали об этом не понаслышке.
Их принимали за кровожадных фанатиков, которые застряли в древности с их ужасающими ритуалами и бессмысленными жертвами. Но каждая смерть имела свою цену, за каждой жертвой следовала своя плата, и это — первый и главный закон, которому учит Р’глор. Самый справедливый в жизни закон. Поймёт ли это Ширен? Возможно. А возможно — нет. Возможно, она будет настаивать на том, что жизнь не может служить платой ни за какую божью милость. И развеять этот миф ей поможет только время и возраст, с которыми придёт и понимание. Но пока попробовать стоило. Начав, несомненно, с малого.
Гневную тираду маленькой девочки Мелисандра перенесла стоически. Оставшись стоять на месте, она выслушивала поток обвинений, словно на суде, и лишь выжидала возможности сказать ответное слово. Хорошо ещё юный бастард не пытался вставить своё слово: прекрасно осознавая своё уязвимое положение, он с опаской поглядывал на Красную Женщину, не решаясь более произносить столь же дерзких речей, что слетали с его губ минутами ранее. Принцесса на его фоне выглядела на порядок смелей, хоть и видно было, как в первые секунды она сама ещё была полна боязни.
— Семеро воистину милосердны, принцесса, — без тени иронии серьёзно произнесла жрица, — раз они оставляют своим верным последователям лишь объедки со стола. Забирают тысячи, а оставляют единицы и требуют быть благодарными и за эти крохи. Выходит, люди просто плохо молились, раз с поля боя вернулись лишь несколько человек? Нет. Я не знаю никого, кто мог бы отдавать своё сердце вере сильнее и трепетнее, чем матери и жёны, провожающие сыновей и мужей на войну. Или дочери, провожающие отцов, — добавила Мелисандра, неспешным шагом пройдя вдоль округлой полуразрушенной стены септы.
— Семеро просто не желают вас слышать. И никогда не услышат, потому что им, как и Великому Иному, которому они служат, претит свет человеческой жизни. Оберегает нас в этой тьме лишь Владыка Света, изо дня в день дарующий нам новый восход. Ему одному под силу справиться с диким огнём, и, чтобы уберечь своего ставленника — вашего отца — от напасти, он прислал меня как инструмент его воли. Через меня он должен был защитить короля, которому в будущем предстоит одержать величайшую победу из всех, что видел этот мир, — на миг в голосе Мелисандры почувствовалось вдохновение, некая возвышенность, но она тут же сменилась прежней серьёзностью, будто бы жрица вмиг спустилась с небес на землю. — Но советники вашего отца рассудили, что мне лучше будет остаться здесь, вдали от короля, и вот, к чему это привело, — жрица развела руками, будто бы руины септы ныне олицетворяли положение Станниса Баратеона.
— Желай я сжечь в огне короля и всех его воинов, я бы сделала это много раз до этого. Но ни мне, ни Владыке Света не нужно изводить того, кто в будущем должен стать защитником всей жизни на этой земле. Нам всем нужно, чтобы опоры, на которых держится власть нашего короля, были твёрдыми. И когда одна опора расшатывается, — жрица вкрадчиво взглянула в глаза Ширен, по-прежнему говоря без доли угрозы, — это может привести к разрушению всего здания.
Можно ли было саму Ширен назвать этой расшатавшейся опорой? Безусловно. Она была его дочерью, той, кто всегда и во всём должна быть подле своего отца, и пусть не главной, но весьма значимой опорой. Если собственная дочь отказывается следовать по пути, избранному королём, то как он может рассчитывать на то, что за ним пойдут десятки и сотни других домов?
Однако толк Мелисандра вела сейчас не о принцессе.
— Сир Давос усомнился в пути, избранным его королём, и вера его пошатнулась. От самых доверенных людей ждут безоговорочной преданности, и как только его милость в этом убедится, он тут же вернёт сира Давоса на положенное ему место. А так как наш король справедлив, он не допустит ни клеветы в адрес своего рыцаря, ни предательства с его стороны.
Сопровождаемая шорохом алых бархатных юбок, Мелисандра сделала несколько  медленных  плавных шагов в сторону принцессы, будто бы осторожно подбираясь к пугливой недоверчивой птице.
— Вы не верите Владыке Света, принцесса. А верите ли вы своему отцу? Верите ли в то, что он, как и прежде, справедлив и не допустит, чтобы невинные были наказаны? Что он, как и прежде, твёрд, и не позволит себе прислушиваться к дурным советам?
[AVA]http://savepic.ru/10163995.gif[/AVA]

Отредактировано Melisandre (2016-06-21 00:58:22)

Нельзя было не признать: несмотря на увечье, изуродовавшее лицо юной Ширен и сделавшее её больше похожей на простолюдинку, чем на принцессу, несмотря на свою нелюдимость, в которой королева Селиса часто упрекала и обвиняла её, несмотря на совсем ещё юный возраст, она уже была достойным ребёнком своего отца. Не по годам смышлёная, хоть и по-детски упрямая, так отчаянно храбрящаяся сейчас перед Мелисандрой и старающаяся в своей твёрдости и непоколебимости подражать отцу, Ширен уже сейчас при ином раскладе могла бы стать самым драгоценным ребёнком в семье. Но чета Баратеонов вот уже много лет лелеяла несбыточную мечту о сыне, старательно не замечая, что подле них, крепко прижимаясь к родительскому теплу и пытаясь найти укрытие от бушующих вокруг холодов под материнским крылом, растёт достойная замена несуществующему наследнику.
Королева Селиса молила Владыку Света о сыне. Молила его о божьем даре, о чуде, так и не пожелав признать, что дитя, которое он послал ей много лет назад — уже дар. Так и не пожелав выделить чуточку места в своём сердце для Ширен, которая, в полной мере познав материнское тепло, не отрекалась бы сейчас от ласкового огня Владыки. Холодное дитя доверяло только камню, такому же ледяному, как и мир, в котором она росла. Разве могла она ждать ласки от огня, в котором для льда неизменно крылась лишь гибель?
Проводив взглядом Эдрика Шторма, присутствие которого всякий раз было для Мелисандры, что бельмо на глазу, жрица вновь испытующе посмотрела на Ширен, терпеливо ожидая ответа. Кажется, со своим вопросом она попала в точку, иначе дитя, столь запальчиво обвинявшее Мелисандру во всех бедах, обрушившихся на войско короля, не стояло бы сейчас в задумчивости. Она видела в Красной Женщине своего врага — по крайней мере, такое впечатление создалось у жрицы, — и сейчас для неё наверняка стало открытием то, что враг может оказаться в чём-то прав. Что «ужасная и страшная ведьма» на самом деле не так уж и ужасна, и что она не творит бесчинства, околдовывая короля Станниса за закрытыми дверями. Могла ли принцесса Ширен  хоть на минуту допустить, что «заморское чудовище» здесь лишь для того, чтобы привести Станниса Баратеона к победе? Могла ли хоть на мгновение представить, что Мелисандра действительно хочет помочь?
Могла ли подпустить её к себе?
— Все служат вашему владыке, и ничего не меняется!
— Разве? — Мелисандра вскинула бровь, сдержав раздражённый порыв, но рубин на её шее в это мгновение опасно сверкнул. «Она всего лишь дитя», — объясняла сама себе жрица. — «Она просто не понимает, что даже солнце может видеть лишь благодаря этим молитвам».
— Владыка Света помог завладеть Штормовым Пределом и сохранить при этом жизнь простым воинам. Люди не гибли в агонии под его стенами в попытке взять крепость штурмом, если вы слышали об этом, принцесса. Вместо этого он сохранил жизни всем, позволив королю завладеть замком. И если бы не суеверный страх его советников, которые видят угрозу там, где её нет, Красный Замок точно так же открыл бы свои ворота перед Станнисом Баратеоном. Не ставьте Владыке в вину то, что он глух к людским молитвам, — сказала Мелисандра, нахмурившись. — Он приходит на наш зов. Но он ничем не поможет тем, кто его помощь отвергают.
Жрица покосилась на постаменты, на которых прежде высились статуи Семерых, в очередной раз подивившись тому, насколько сильна преданность вестероссцев к тем, кто требовал лишь поклонения, но ничего не отдавал взамен. Как сильно веровали они в силу каменных изваяний, которые сами же создавали, и какой тяжёлой была их жизнь, лишённая света Р’глора, если в своём отчаянии они добровольно отдавали души демонам в вечное услужение. Насколько глубоко засела тьма в их сердцах, что глаза их уже разучились различать свет.
— Вы тоже приходите на костры, принцесса, — заговорила Мелисандра, взглянув на Ширен с укоризной. — Когда королева насильно приводит вас за руку или в очередной раз напоминает о том, что таков ваш долг. Однако в сердце вашем нет ни грамма веры, и то, что я застала вас здесь, лишь очередное тому подтверждение. Сир Давос тоже приходит, потому что это его долг. Но это не делает его верным последователем Владыки Света, ибо внутри него вместо веры лишь зияющая пустота. Вы, как и он, считаете, что одного присутствия достаточно для того, чтобы Р’глор совершал для людей чудеса? И требуете, как и он, чтобы Владыка снискал для нас милости, тогда как сами тайком от него поклоняетесь идолам, которые его волей были уничтожены?
Сделав короткую паузу, Мелисандра внимательно присмотрелась к Ширен, словно ища в выражении её лица ответы на свои вопросы, а после отрицательно качнула головой.
— Нельзя служить двум королям сразу. И двум разным богам — тоже, — жрица медленно зашагала навстречу Ширен. — Все мы: дети и старики, рыцари и простолюдины, мужчины и женщины, должны выбирать. Мы выбираем тьму или свет. Но находится на их границе и требовать милости от обоих не получится, — подойдя вплотную к принцессе, Мелисандра присела перед ней, дабы не возвышаться над ней с пугающим видом. — Мы должны отдать своё сердце свету целиком и без остатка, — заговорив чуть тише, словно делясь с Ширен величайшим секретом, объяснила она. И осторожно, неторопливо, взяла ладонь принцессы в свою, накрыв тёплой, даже горячей рукой, сверху. — Только тогда наша искренняя вера будет вознаграждена.
[AVA]http://s019.radikal.ru/i631/1609/fb/6fd5b3bbd046.gif[/AVA]

Кажется, ей удалось. Шальная мысль, полная приятного торжества, принесла одновременно и радость, и облегчение. Ей удалось, возможно, действительно удалось, если принцесса, конечно, не лукавила. Удалось усмирить её? Нет. Но сделать если не союзником, то своеобразным последователем, чьё сердце открылось, наконец, для истинного знания и было готово к тому, чтобы свет наполнил его изнутри. Не снаружи, как это обычно бывает, когда сияние ночных костров накрывает людские лица и ослепляет их глаза, но от самых сокровенных глубин человеческой души, куда Мелисандре удалось в своих осторожных ладонях поселить крошечный огонёк.
Если Ширен решит дать жрице ещё один шанс, она научит её тому, как сделать из искры костёр, как греться от него, когда вокруг бушует стужа, ледяной коркой стягивая кожу. Как выжигать им из своей груди печали и как если не исцелить печать, коей отмечено было лицо принцессы, то в огне утопить память о тех горестях, что ей пришлось из-за неё повидать.
Как пережить очищение, не оставив внутри себя ничего, кроме самых крепких столпов, на которых в будущем воздвигнута будет вера. Кроме тех вещей, которые не горят.
— Мне отрадно слышать это, принцесса, — мягко, доверительно ответила Мелисандра, тепло улыбнувшись и слегка покачав руку Ширен в своей, скрепляя их негласный договор своеобразным рукопожатием. — Я могу помочь вам. Направить по этому пути, как некогда направили меня, и ответить на те вопросы, которые у вас непременно возникнут. Я ведь тоже пришла к Владыке Света совсем ещё девочкой и многого не понимала в этом мире. Ваши чувства мне известны.
Она была тогда пустым листом, который за его короткую жизнь успели лишь извалять в грязи и растоптать годами рабства, но вовсе не наполнить смыслом. Она была протянутой рукой, жаждущей, чтобы кто-то ухватил её ладонь и потянул за собой в лучшую жизнь, куда самой ей невозможно было ступить. Надеждой была, единым устремлением к чему-то, что способно будет в чёрное полотно добавить краску. И в этом они с Ширен были удивительно схожи.
Принцессе не довелось пережить тех горестей, что составляли некогда жизнь Мелисандры, и в этом было её счастье. Но, несмотря на лучшую жизнь, Ширен способна была краски найти в чём угодно — кроме самой себя. Восторгаться и тянуться ко всему, в чём видела желаемый блеск, ибо внутри неё, как некогда и в Мелисандре, не было ничего, кроме глухой, неясной темноты, отчаянно желавшей, чтобы её заполнили чем-то светлым.
Ширен искала этот свет в Семерых, но всё, что они могли дать ей — это мраморные изваяния, которые тяжёлыми титанами взгромоздились посреди её маленького мирка и не давали прохода. Но разве могут камни дать начало жизни? И разве может излучать свет то, что лишь отражает чужое сияние?
— Вы всё поймёте. Я помогу вам понять. Научу тому, как отличать обманчивый блеск от истинного света. Как поселить в душе своей тепло и нести его, подобно факелу, освещая путь не только себе, но и другим. Я помогу вам поверить, и тогда Владыка никогда не оставит вас в час нужды, как и по сей день не оставляет вашего отца.
Поднявшись на ноги, но по-прежнему держа Ширен за руку, Мелисандра ещё раз окинула выразительным взглядом руины септы и посмотрела на свою маленькую подопечную.
— Проститесь с этим местом, принцесса. Отсюда, из чертогов тех, кто служат Великому Иному, начнётся ваш путь к Владыке Света.
Каким бы чудным это ни казалось, но Мелисандра искренне желала ей помочь. Не потому, что привлечение новых сторонников было её долгом жрицы, но потому, что жизнь Ширен до боли напоминала женщине её саму. Оттого и хотелось ей жизнь эту сделать лучше, чтобы душа такой же девочки, какой была когда-то Мелони, «лот номер семь», обрела свой ориентир в чём-то, что не кормит людей иллюзиями и не превращает в рабов, склоняющих головы пред своими господами-небожителями. Они обе, как и все живые существа, заслуживали шанса быть свободными от тех цепей, коими их сковывали ложные боги. Разница была лишь в том, что некоторых спасти от этих цепей способен был только огонь. У Ширен же пока что был шанс на иной исход.
— Путь этот будет непростым и длинным, но оттого он и является истинно верным, — твёрдо, с совершеннейшей убеждённостью в сказанном предупредила жрица. — Лишь падение в объятия демонов даётся легко. Свет нужно заслужить. [AVA]http://s019.radikal.ru/i631/1609/fb/6fd5b3bbd046.gif[/AVA]

Отредактировано Melisandre (2017-04-29 21:52:41)