Бриенна устремила на нее свой взор, синий, как ее доспехи. 
— Для таких, как мы, никогда не настанет зима. Если мы падем в битве, о нас будут петь, а в песнях всегда стоит лето. В песнях все рыцари благородны, все девы прекрасны и солнце никогда не заходит.
«Зима настает для всех, — подумала Кейтилин».

Дж. Мартин. «Битва королей»
Малый совет

Catelyn Stark - Мастер над законами
Taena Merryweather - Великий мейстер
Dacey Mormont - Лорд-командующий Королевской Гвардией


ОБЪЯВЛЕНИЕ

Зима настает для всех, она настала и для нас. Точка этой истории поставлена, проект Game of Thrones. Bona Mente закрыт, однако, если вы не хотите прощаться с нами, мы ждем вас здесь, на проекте
Game of Thrones. Onward and Upward.
Стена (300 г.)

Манс Налетчик штурмовал Стену, но встретил не только отчаянное сопротивление Ночных Дозорных, но и облаченную в стальные доспехи армию Станниса Баратеона. Огонь указал королю и Красной Жрице путь на Стену, и с нее они начинают завоевание Семи Королевств, первое из которых – Север. Север, что царствует под короной Молодого Волка, ныне возвращающегося с Трезубца домой. Однако войны преклонивших колени южан меркнут перед Войной грядущей. К Трехглазому ворону через земли Вольного Народа идет Брандон Старк, а валирийской крови провидица, Эйрлис Селтигар, хочет Рогом призвать Дейенерис Бурерожденную и ее драконов к Стене, чтобы остановить грядущую Смерть.

Королевство Севера и Трезубца (300 г.)

Радуйся, Север, принцы Винтерфелла и королева Рослин не погибли от рук Железнорожденных, но скрываются в Курганах, у леди Барбри Дастин. О чем, впрочем, пока сам Робб Старк и не знает, ибо занят отвоеванием земель у кракенов. По счастливой для него случайности к нему в плен попадает желающая переговоров Аша Грейджой. Впрочем, навстречу Королю Севера идет не только королева Железных Островов, но и Рамси Сноу, желающий за освобождение Винтерфелла получить у короля право быть законным сыном своего отца. Только кракены, бастард лорда Болтона и движущийся с севера Станнис Баратеон не единственные проблемы земли Старков, ибо из Белой Гавани по восточному побережью движется дикая хворь, что не берут ни молитвы, ни травы – только огонь и смерть.

Железные Острова (300 г.)

Смерть Бейлона Грейджоя внесла смуту в ряды его верных слуг, ибо кто станет королем следующим? Отрастившего волчий хвост Теон в расчет почти никто не брал, но спор меж его сестрой и дядей решило Вече – Аша Грейджой заняла Морской Трон. Виктарион Грейджой затаил обиду и не признал над собой власти женщины, после чего решил найти союзников и свергнуть девчонку с престола. В это же время Аша Грейджой направляется к Роббу Старку на переговоры…

Долина (299/300 г.)

В один день встретив в Чаячьем городе и Кейтилин Старк, и Гарри Наследника, лорд Бейлиш рассказывает последнему о долгах воспитывающей его леди Аньи Уэйнвуд. Однако доброта Петира Бейлиша не знает границ, и он предлагает юноше решить все долговые неурядицы одним лишь браком с его дочерью, Алейной Стоун, которую он вскоре обещает привезти в Долину.
Королевская Гавань (299/300 г.)

Безликий, спасенный от гибели в шторм Красной Жрицей, обещает ей три смерти взамен на спасенные ею три жизни: Бейлон Грейджой, Эйгон Таргариен и, наконец, Джоффри Баратеон. Столкнув молодого короля с балкона на глазах Маргери Тирелл, он исчезает, оставив юную невесту короля на растерзание львиного прайда. Королева Серсея приказывает арестовать юную розу и отвести ее в темницы. В то же время в Королевской Гавани от людей из Хайгардена скрывается бастард Оберина Мартелла, Сарелла Сэнд, а принцессы Севера, Санса и Арья Старк, временно вновь обретают друг друга.

Хайгарден (299/300 г.)

Вскоре после загадочной смерти Уилласа Тирелла, в которой подозревают мейстера Аллераса, Гарлан Тирелл с молодой супругой возвращаются в Простор, чтобы разобраться в происходящем, однако вместо ответов они находят лишь новые вопросы. Через некоторое время до них доходят вести о том, что, возможно, в смерти Уилласа повинны Мартеллы.

Дорн (299/300 г.)

Арианна Мартелл вместе с Тиеной Сэнд возвращается в Дорн, чтобы собирать союзников под эгиду правления Эйгона Таргариена и ее самой, однако оказывается быстро пойманной шпионами отца и привезенной в Солнечное Копье.Тем временем, Обара и Нимерия Сэнд плывут к Фаулерам с той же целью, что и преследовала принцесса, однако попадают в руки работорговцев. Им помогает плывущий к драконьей королеве Квентин Мартелл, которого никто из них прежде в глаза не видел.

Миэрин (300 г.)

Эурон Грейджой прибывает в Миэрин свататься к королеве Дейенерис и преподносит ей Рог, что зачаровывает и подчиняет драконов, однако все выходит не совсем так, как задумывал пират. Рог не подчинил драконов, но пробудил и призвал в Залив полчище морских чудовищ. И без того сложная обстановка в гискарских городах обостряется.

Game of Thrones ∙ Bona Mente

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Game of Thrones ∙ Bona Mente » Конец долгой ночи » 1.9 Земли лхазарян. Возрождение легенды


1.9 Земли лхазарян. Возрождение легенды

Сообщений 1 страница 17 из 17

1

1. Участники эпизода:
Daenerys Targaryen, Irri, Khal Drogo, Jorah Mormont
2. Очередность написания постов:
Daenerys Targaryen, Irri, Khal Drogo, Jorah Mormont
3. Хронологические рамки:
298 год после В. Э.
4. Общее описание эпизода:
Так и не дождавшись от кхала Дрого заветной короны, Визерис Таргариен бежит в Пентос, прихватив с собой ценности и все, что ему может быть необходимо в пути.
Великий кхал тут же забывает о какой-то там заморской железке, ради которой принц из рода Таргариенов подарил ему свою сестру, но после попытки отравления Луны Его Жизни  человеком, посланным Узурпатором, клянется заполучить Железный Трон.
Дотракийским коням нет равных в степи, но по морю скакать они не умеют. Кхалу Дрого нужны рабы, за которых можно получить золото, и не повезло лхазарянам, оказавшимся на пути кхаласара...
Юная Дейенерис, которая вскоре должна родить сына - жеребца, который покроет весь мир, в своих снах видит драконов - вымерших полумифических существ, являвшихся символом её дома.
Дени хочет вернуться домой, но она не может бесстрастно наблюдать за страданиями людей, которым уготована участь стать рабами ради того, чтобы она могла приплыть в Вестерос.

Предыдущий пост:

Кхал Дрого

Серые клочки золы плавали в воздухе. Жухлая, выгоревшая на солнце степь лхазарян была серой от засухи. Пепелище от костров, на месте которых когда-то были дома, – серое. Серая одежда рабов, серые лица у скорбящих, даже небо над головой казалось серым. Весь мир стал серым, утратившим краски всего за один день. Дрого, бронзовое изваяние, победно вскинувший аракх над побежденной землей овечьих людей, покрылся степной пылью и пеплом; смоляные волосы обрели серый оттенок, словно поседели за день, мозолистые пальцы, крепко сжавшиеся на рукояти оружия, были припорошены серым.
Земля лхазарян горела.
Крики женщин, насилуемых всадниками, плач детей, растерянных и напуганных, стоны мужчин, страдающих от ран и ожогов – ничто не трогало дотракийцев, чьи души и сердца давно очерствели и высохли под знойным солнцем и сухими степными ветрами. Набеги на Лхазар совершались редко, ввиду большого расстояния от Матери Гор и Вейес Дотрак до пастушьих земель. Но путь выдался долгим, а воины жаждали крови, и кхал позволил им размять кости в тихом поселении на юго-западе широких степей.
В воздухе пахло гарью и смертью. Воины из кхаласара Дрого скакали между домами, вынося все ценное, и убивая все выжившее, принося все непригодное в жертву Великому Жеребцу. За жизнь надо платить жизнью, и задабривать богов за обильную траву, резвых скакунов и удачную охоту– святое.
Дрого сел на возвышении, свысока наблюдая за хаосом, творящимся в некогда мирном поселении. Лхаразяне были под стать своим покровителям – кроткие, слабые, тихие. Не воины. Уважать таких не за что, впрочем, как и жалеть…
Один из кровных положил перед ним золотую баранью голову, очевидно, вынесенную из храма. Осквернение веры, которая являлась стержнем существования любого народа, ломало их дух, втаптывало надежды в остывающую землю: уничтожение святого пристанища означало, что Бог покинул их. Кивнув дотракийцу, принесшему столь ценный дар, Дрого удовлетворенно окинул взглядом результаты набега.

0

2

Запах гари царил повсюду и негде было от него укрыться. Горело все: трава, хижины, люди, мало чему удалось спастись после набега дотракийских всадников. Они жгли, убивали и насиловали, подчиняя себе ягнячьих людей, слишком слабых и малочисленных для сопротивления многотысячной орде. Дени, ехавшая верхом на Серебрянке посреди этого страшного великолепия, с сиром Джорахом по одну руку и с мужчинами из своего кхаса по другую, мужественно глядела вокруг себя, но ее нежное сердце с ужасом содрогалось каждый раз, как до ее ушей доносились предсмертные крики.
Ее солнце и звезды говорил, что ягнячьи люди плохие воины, но очень хорошие рабы, и что продав их в Заливе, они смогут на один шаг приблизиться к Железному трону. Но как же это? Почему? Дени не хотела никому причинять вреда, не хотела забирать жизни ради исполнения своего желания. Слишком страшная цена, как такое можно вынести?
Молча пришпорив свою кобылу, кхалиси направилась вперед, навстречу сбившимся в кучу пешим дотракийцам. Подъехав ближе, Дени поняла, что они поочередно насилуют женщину-лхазарянку.
- Прекратите это! - Сказала она голосом полным ужаса. Это был не приказ, а просьба, за этот год она многое повидала в кхаласаре и ко многому привыкла, но сейчас не могла такого вынести. Роды близились, и Дени становилась все сентиментальнее, и с желаниями своей кхалиси приходилось мириться не только кхалу, но и всему его кхаласару.
- Освободите и этих тоже! - Дени указала на горстку порабощенных девушек и женщин. - Ведите их ко мне, - приказала она, и когда всех подвели к ней, облегченно вздохнула, оглядывая их. Все они матери, дочери или жены, безмолвные, напуганные и затравленные, но она будет ласкова с ними, они будут принадлежать только ей, если ее солнце и звезды не станет препятствовать этому.
Кхал Дрого сидел каменным изваянием среди награбленных ценностей и опирался на свой арахк. На изогнутом лезвии запеклась кровь, но сам кхал был невредим. Визерис называл Дрого безжалостным, самым лучшим убийцей из всех, но с ней, с Дени, Дрого был иной. Ей удалось открыть другую его сторону, которая не открывалась еще никому, в этом она была уверенна, а потому знала, что муж не должен противостоять ей в волнующем ее вопросе. В любом случае, она возместит ему все убытки, как только солнце скроется за горизонтом и он придет в ее шатер...
Спешившись и передав свою кобылу рабыням, Дени подошла к мужу на расстояние, при котором с ним можно было говорить.
- Мое солнце и звезды, - обратилась она к мужу, указывая на рабынь за своей спиной, - эти женщины...я хочу, чтобы они были моими. Я нашла их, когда твои всадники делили добычу, - объяснила Дени, смотря прямо на своего кхала, в темные глаза, впившиеся в нее.

Отредактировано Daenerys Targaryen (2013-04-30 18:17:41)

+3

3

Предсмертные крики перекрывались мольбами о пощаде, топот конских копыт заглушал болезненные стоны женщин, которых покрывали всадники-победители. Гора из краденых сокровищ лхазаринской деревни росла перед кхалом, кровные выносили из домов и храмов вещи, представляющие ценность: шкуры, кости, драгоценные металлы, мех. Рабы, грязные и раненные, вереницей шли по разрушенным улицам. Крики усиливались со звуками хлыстов, рассекающих затхлый воздух, пропитанный запахами горящей шерсти, войлока, плоти.
Кхал одобрительно кивал своим всадникам, приносящим дары – разграбленное имущество овечьего народа, и вел неторопливую беседу со своими приближенными кровными, Квото и Кохолло, строя планы на ближайшее будущее. Острый аракх, на рукоять которого опирался Дрого, покрылся пылью и каплями запекшейся крови, но был все так же опасен при применении.
Дотракийки, ожидавшие своих мужей в лагере, разбитом на окраине разграбленной деревни, готовили мясо, грели воду для мытья и гадали, какой окажется нажива, и сколько рабов придут из овечьих земель. Кхалиси было впору сидеть в своем шатре и дожидаться кхала, однако своенравная дочь дракона поступила по-своему, еще на рассвете заявив о том, что покорно ждать мужа, как наложница, не будет. Дрого посмеялся, но спорить не стал.
И теперь луна его жизни стояла перед ним на почтительном расстоянии, и с самым решительным видом просила невозможного. Кровные за спиной Дрого расхохотались, услышав волю кхалиси: женщина требовала отказаться от традиции, когда воины получали вознаграждение за пролитую за кхала кровь.
Хохотнув, Дрого оглядел женщин, выстроившихся за спиной его маленькой жены, и качнул головой.
- Мои всадники имеют право покрыть женщин, которых берут в плен, - возразил он, кивнув на возмущенных воинов, выглядывавших из-за спин несчастных женщин. – Те, кого ты так защищаешь, - теперь рабыни, и делают все, что пожелают мои люди.
Несмотря на долгие месяцы, проведенные вместе, кхал Дрого иногда не понимал свою жену, и поражался храбрости ее некоторых идей, и не перечил. И сейчас он был готов отдать ей женщин, которые, по велению ее доброго сердца, нуждались в ином отношении.

+3

4

Ее просьба была поднята на смех кровными мужа, собравшимися за его спиной. Этот смех разозлил Дени, заставив ее сжать кулаки и сделать шаг вперед, так она хотела показать и Дрого и им всем, что настроена решительно, и ее не остановят ни варварские традиции, ни злой, каркающий смех.
- Если они хотят покрыть их, то пусть берут в жены, - предложила кхалиси, глядя на своего кхала. Дени знала, что ее муж не из тех мужчин, кто потакает любому капризу своей женщины, да и она сама не была из тех женщин, кто просит невозможного слишком часто, но этот вопрос был слишком важен, чтобы оставлять его без внимания. Любая несправедливость, которую замечал лиловый взор, трогала девичье сердце, Дейенерис знала, что невозможно принести спасение всем, но возможно помочь некоторым, таким, как эти женщины, освободив их от традиции уготованного им тяжкого бремени. 
Кто-то из кровных презрительно фыркнул и бросил, что овце никогда не быть женой жеребца и не выносить достойного потомства, что очень обидело Дени. Все они женщины, - хотелось крикнуть ей, - и требуют к себе другого отношения! Но девочка сдержалась, понимая, что ее дерзкое мнение о положении женщины расходится с дотракийским, она знала, что ей никогда его не изменить, и от этого знания становилось еще горше, но попытаться она все же могла…
- Дракон ест и коней и овец, - строго заметила кхалиси, воспользовавшись своим положением. Ей еще ни разу не приходилось вступать в полемику и вести публичные переговоры с собственным мужем, но Дени не боялась, потому что знала, чего хотела, и готова была отстаивать свою точку зрения, встречая сопротивление. И пусть она с такими смелыми речами выглядит смешно и нелепо в глазах своего народа, который приняла, но молчаливой и покорной, словно наложница, она никогда не будет, так пусть и они примут ее такой.
Дейенерис вновь обратила свой взор к мужу и повторила свою просьбу, но уже более мягко, тайком надеясь, что ей удалось его убедить:
- Мне было бы приятно, если бы эти женщины стали моими, мое солнце и звезды, я не хочу, чтобы им сделали больно.

+3

5

Дрого жестом остановил смех, и переглянулся с верным Квото. Лицо кровного выражало глубочайшее презрение к тем, за кого отчаянно заступалась кхалиси: смех, вырывавшийся из его глотки, звучал неискренне, обидно. Остальные тоже были против, кхалу не нужно было смотреть на них, чтобы понять это.
Дейенерис, луна его жизни, стояла на своем, требуя никчемных женщин себе.
- Они не могут жениться на каждой, кого встретят на своем пути, - возразил кхал. В темных глазах плясали огни, губы изгибались в улыбке. – Таких женщин будет сотни и тысячи, и даже дочь дракона не сможет забрать всех себе.
За спиной снова послышался смешок, но не найдя поддержки, быстро смолк. Отставив аракх, Дрого шумно вздохнул, и оглядел несчастных: коренастые и плотные, с тусклыми взорами и обветренной кожей, привыкшие к оседлой жизни, овечьи женщины не обладали ни красотой, ни навыками, которые пригодились бы в пути. Лхазаряне – не кочевники, и скорее погибнут от усталости и зноя. Бесполезный дар, однако, который Дрого собирался преподнести жене – в награду за ее дерзость, которую он так ценил, и которая так отличала ее от других женщин, которых кхал знавал.
- Пусть эти дочери Овечьего народа будут верны тебе, и отплатят за доброту покорностью, - он взмахнул аракхом, обводя в воздухе кучку женщин, столпившихся за его женой. - Ни один из моих кровных всадников не прикоснется к ним без твоего веления, - решение сорвалось с языка легко, встретив возмущенный ропот за спиной.
Квото сплюнул, выражая свое мнение, но смолчал, остальные ограничились недовольными выкриками. Дрого склонил голову: я одобряю твое пожелание, кхалиси.

+3

6

Кхалиси слушала молча, оставаясь безучастной к недовольству, и когда кхал принял решение, благодарно на него взглянула, гордясь собой в тайне, что эту маленькую битву, спасшую души невинных, она выиграла.
Развернувшись спиной к мужу и его кровным всадникам, Дени поспешила удалиться, чтобы обсудить в сиром Джорахом, где ей найти применение нечаянному приобретению, но далеко уйти кхалиси не смогла: сильный, резкий толчок изнутри заставил ее согнуться и поморщиться от боли внизу живота. Дейенерис охнула, хватаясь за полный живот обеими руками, будто бы пытаясь успокоить ребенка. Рейего не доставлял своей матери много хлопот на исходе срока, и потому Дени почувствовала, что разрешится сегодня…
Предчувствие ее не обмануло: боль стремительно нарастала, короткие спазмы сменились долгими, и Дейенерис не смогла сдерживать крики. Ирри и Чхику подхватили свою кхалиси под руки, осторожно укладывая ее на землю: дотракийцы верили, что все значимые события в жизни мужчины должны происходить на открытом воздухе, включая зачатие и рождение. Зачатие сына Дени пережила благополучно, ощущение на себе чужих глаз в такой интимный, сокровенный момент будоражило и возбуждало, и, несомненно, помогло кхалиси достичь собственного удовольствия, но родов на виду у всех Дейенерис страшилась…ровно до этого момента. Дени понимала, что родить ребенка очень непросто, но девочка и подумать не могла, что настолько. Рейего будто бы зажимая два кинжала в своих маленьких ручках, метался внутри своей матери из стороны в сторону, пытаясь пробить себе путь на свободу, и Дени больше ничего так не хотелось, чтобы ее муки поскорее завершились.
- Позовите хоть кого-нибудь! – Не слыша себя, кричала кхалиси, прося о помощи, крепко сжимая ладонь Дрого, оказавшегося рядом. Ее солнце и звезды выглядел растерянным, но старался быть нежным, а Дени ничего кроме этого не было нужно. Кхалиси выла от боли, пока рабыни бегали в поисках повитух, она металась в руках мужа, как раненная лань, но даже великий, всесильный кхал не мог облегчить ее муки.
- Твой сын разорвет меня изнутри, - призналась Дени, пытаясь поделиться болью, прижимая ладонь Дрого к своему животу, - ему не терпится поскорее увидеть свет и… - тебя.
Дейенерис не договорила, заходясь еще в одном вопле, полном испуга и страшной боли.

Отредактировано Daenerys Targaryen (2013-05-03 15:33:48)

+3

7

Мирри Маз Дуур

Земля горела под копытами дотракийских всадников, несших смерть в плодородные просторы Великого Пастыря. Мирри Маз Дуур со скорбью смотрела на погибель сердца деревни - Божьего храма: всадники не страшились кары, и осквернили все, что было свято и дорого. Жгли дома, убивали мужей, насиловали женщин и забирали беззащитных детей. Ее вера исповедовала мир и согласие, и она следовала нескольким простым заповедям всю свою жизнь: будь терпелива, не требуй многого, протягивай руку помощи нуждающимся.
Мирри Маз Дуур не проронила ни звука, когда сожгли ее собственный дом. Она молчала, когда пал храм, когда умирали дети, когда живым факелом бежал по деревне старейшина. Крепко сжимала зубы, когда один за другим в ее высохшее, нетронутое чрево врывались жестокие дотракийцы. Горькие слезы катились по сухой, обветренной щеке: Мирри прощалась с жизнью, и готовилась ко встрече с Пастырем. Одна была лишь мольба - скорее бы покинуть этот мир.
Их спасла женщина, которая, по сути, еще являлась девочкой - с нежным сердцем и добрыми порывами, иначе, ее поступок спасением назвать было нельзя. Светлые волосы и лиловые глаза выдавали в ней благородную кровь, держалась она величественно, и говорила с кхалом на равных. Кхалиси, поняла Мирри. Она слышала о древних валирийцах, и подозревала, что перед ней один из их потомков. Вздутое чрево говорило о ее положении. Теперь, внимание Божьей жены из Лхазарина было полностью обращено на нее.
Великий Пастырь, не оставь меня.
Кхалиси дотракийцев говорила на их языке бегло, с акцентом. Мирри понимала, и немного говорила на дотракийском, и жадно ловила слова девочки. Лучше смерть, чем жизнь в рабстве, думала женщина, понимая, наконец, порыв чужеземки. Измученное сердце требовало прекратить страдания ее народа, поставить конец этому нескончаемому дню, когда ее за волосы вытащили из молельни, и заставили смотреть, как умирает жизнь.
Молчаливой цепочкой они потянулись следом за спасительницей, сумевшей выпросить у мужа милость для них. Для Мирри Маз Дуур это не было милостью, а лишь растягивало агонию. Она ступала по пеплу, молясь о спасении душ этого жестокого народа, а из разорванного чрева тонкой струйкой лилась кровь...
...Кхалиси громко кричала, обхватив руками живот. Не может разрешиться от бремени, поняла Мирри, выглядывая из толпы женщин, шедших следом за ней. К ней боялись подходить, и держались на расстоянии, с ужасом глазея на муки роженицы. Ее кхал стоял рядом, в бессилии сжимая кулаки: смерть приносящий жизнь дать не способен.
Божья жена Великого Пастыря первой вызвалась помочь. Родовые схватки протекали весьма болезненно, девочка страшно мучилась. Посиневшие губы и побледневшее лицо свидетельствовали о ее страданиях. Лхазарянка подняла взгляд на ее кхала, и велела отнести кхалиси в шатер.
Дотракийцы разрушили Божий храм, и унесли оттуда ценные вещи, однако, самое ценное - травы и настойки - они обошли вниманием. Спрятав в подол необходимые склянки, Мирри Маз Дуур направилась к своей спасительнице.
За жизнь платят смертью, говорили в Асшае. Мирри Маз Дуур была намерена спасти жизнь.

Отредактировано Game Master (2013-05-06 12:48:08)

+3

8

Дени не помнила себя от страшной боли, которую ей еще не приходилось испытывать. Ей казалось, что она горит заживо и пламя пожирает ее внутренности. Девочка могла только кричать, тем самым помогая себе справиться с агонией и испугом, одолевшими ее. Что делать Дени не знала, а потому доверилась старой лхазарянке, назвавшейся Божьей женой и предложившей свою помощь. Ни лекарей, ни повитух, идущих за кхаласаром, все не было, и кхалу с кхалиси больше ничего не осталось, как исполнять волю женщины…
Дотракийские традиции вновь были нарушены: Дрого внес Дени в шатер, оставив их с лхазарянкой наедине. Кхалиси страдала на собственном ложе среди мехов и подушек, дожидаясь, пока отойдут воды, а женщина развела огонь в жаровне, кидая в пламя сухую траву, заставляя его разгораться сильнее и шипеть.
Время тянулось бесконечно долго, минуты приравнивались к вечности, и Дени абсолютно выбилась из сил, а воды все не отходили. Жадно выпив из чаши то, что поднесла ей женщина, кхалиси схватилась за живот и выгнула спину, чувствуя, что отвар возымел над ней свое действие: ребенок внутри забился упорнее, и совсем скоро из чрева юной матери хлынула теплая вода. На мгновение боли прекратились, чтобы начаться с новой силой…
Дени металась по ложу, молилась, звала своего кхала, но никто не пришел и не помог ей разрешиться. Казалось, схватки заставили кхалиси обезуметь, но она еще сохраняла крохи разума, прислушиваясь к словам лхазарянки, руководившей обрядом.
Еще несколько раз Дейенерис прикладывалась посиневшими губами к чаше, хлебая отвар так жадно, будто он был прохладным нектаром в знойную пору. Она тужилась, когда целительница того требовала и расслаблялась, когда выдавалась такая возможность. Напрягая все свое тело из раза в раз, Дени думала, что умрет, так и не увидев своего сына, не услышав его голоса…
Когда все закончилось, Дени не знала, ее разум затуманился, мысли спутались, веки налились тяжестью, и кхалиси потеряла сознание с именем сына на устах…
…очнулась Дени с тяжелой головой, будто бы пила накануне хмельное неразбавленное вино. Шатер был пуст, но стоило кхалиси позвать, рядом с ней оказались ее верные рабыни.
- Где…где мой сын? – Еле слышно спросила Дени, ее губы высохли, и даже шепот приносил боль, - где Рейего? – Ее голос сделался настойчивей, когда ответом ей послужило лишь молчание и три потупленных взгляда.
- Великий Жеребец не выжил, кхалиси, - первой ответила Ирри, и сердце Дени перестало биться.

Отредактировано Daenerys Targaryen (2013-05-03 20:58:53)

+3

9

Мирри Маз Дуур

В Божий храм приходили по разным причинам. Мужчины, молящие об обильной траве для скота, женщины, просящие здоровья для детей, старики, ищущие скорой кончины, дети, страдающие от недугов, матери, мучимые от неразрешимого бремени. У Мирри Маз Дуур для каждого находилось утешение и исцеление: Великий Пастырь велел не оставлять страждущих, протягивать руку помощи хворым и облегчать страдания нуждающимся.
Первые роды, принятые ею, навсегда врезались в память: бледная девица с потухшим взором, молящая о спасении ее ребенка, потеряла способность деторождения. Мирри Маз Дуур выстрадала ту ночь вместе с роженицей, а от доброго сердца, следующего напутствиям Пастыря, откололся кусок, омертвевший за беззвучными слезами. Тогда она не знала, что на долю Божьих жен выпадают муки пострашнее: каждый из обратившихся делил с нею свои страдания.
Кхалиси дотракийцев металась по ложу, устланному мехами. Долгие схватки никак не разрешались родами, восковой лоб девочки покрывала испарина. Мирри Маз Дуур бросала в чугунный котелок пучки трав и коренья, мерно помешивая прутиком варево.
Одна жизнь обещана смерти.
Жидкости из пыльных сосудов вливались в старый котелок, покрытый густым слоем сажи. Смесь приобретала густоту, в мутной субстанции плавали кусочки трав и веточки. Мирри Маз Дуур едва слышно шептала, заговаривая смесь, несущую жизнь. И несущую смерть.
- Тише, кхалиси, тише…
Твердые ладони женщины поглаживали лоб молодой роженицы, в приоткрытый рот вливался густой отвар темно-бордового цвета, стекал по подбородку и по бледной шее. Лхазарянка делала все, чтобы облегчить страдания девочки: намерения той были добрыми, пусть и запоздалыми. Если бы она не позволила своему кхалу выступать в священные земли Лхазарина, то Мирри Маз Дуур продолжала бы свое доброе дело.
Сегодня ей пришлось вспомнить уроки, извлеченные в Асшае.
Низ живота кхалиси сочился темной кровью, вздутое чрево вздымалось и опускалось с ее усилиями. Оранжевые языки пламени танцевали вокруг ложа, на котором страдала жена кхала, темные тени плясали вокруг него.
За жизнь платят смертью.
Мирри негромко напевала, извлекая из молодой матери дитя. Шипящие звуки приглушались и усиливались вместе с танцующим пламенем.
Кхалиси потеряла сознание, так и не увидев новорожденного.
Мирри Маз Дуур кончиком изогнутого ножа разрезала пленку, в которой облачался младенец. Ужас перемешался с восхищением при виде результата собственных усилий: мертвый ребенок родился уродцем, каких свет не видал.
Великий Пастырь, не гневайся на верную жену и последовательницу. Они осквернили мою веру, я же избавила мир от чудовища, чьим предназначением было разрушить мир…

Отредактировано Game Master (2013-05-06 12:55:05)

+3

10

Слабой похудевшей рукой кхалиси отодвинула тяжелый полог в сторону: яркий солнечный свет, пролив в шатер свои лучи, заставил девочку крепко зажмурить привыкшие к тени глаза. Дени чувствовала легкую дурноту и головокружение, сколько времени ею было проведено во сне, она не знала, но ощущала, что силы оставили ее.
Но сколько бы Дени не была слаба телом, ее сердце оставалось сильным, а дух несломленным: мысль о том, что Рейего мертв, не могла прижиться в ее голове, а потому кхалиси была переполнена решимости увидеть мертвое тело своего ребенка…
Сделав шаг, Дейенерис вышла из своего шатра, держась рукой за ноющее чрево: боль после тяжелых родов еще не успела отойти, но она занимала кхалиси в самую последнюю очередь. Нужно увидеть Рейего, - сказала себе Дени и двинулась дальше.
Все, кто был в ее поле зрения, бросили свои дела, глядя на бледную луну жизни их кхала: кто-то смотрел с сочувствием, а чей-то взгляд не выражал никаких эмоций, и в глубине души Дени все понимала…Она не смогла подарить кхалу сына, наследника, Великого Жеребца, который покрыл бы целый мир, она не оправдала надежд, которые на нее возлагали целые тысячи, она отняла у них цель, обрекая на вечные скитания по высыхающему Дотракийскому морю…
Дени нашла своего кхала в окружении кровных на жертвеннике, где и оставила всех их. Ее солнце и звезды был мрачен, и от одного его вида в девичье сердце закралась тревога. Дени страшилась говорить с ним, но поворачивать назад было поздно, Дрого заметил ее, и кхалиси подошла ближе.
- Где он? Где мой сын?... – Дейенерис говорила тихо, ее горло еще не окрепло после болезненных криков и стонов, - мне сказали, что он…родился мертвым, - эти слова дались Дени с большим трудом и застряли в ее израненном горле, ведь она уже представляла себя матерью, представляла, как будет качать дитя на собственных руках, петь ему песни и пеленать. Дени всем сердцем полюбила жизнь, растущую в ней, и расставаться с ней так скоро было больше, чем горько…
- Где он? – Повторила кхалиси, обращаясь к мужу, будто бы в бреду.
Ее ослабевшая рука вытянулась вперед и коснулась горячей кожи кхала, сжимая запястье, опутанное браслетами и амулетами. Ее потухший взгляд наткнулся на темные глаза, в которых нельзя было ничего различить. Что ты чувствуешь? – Хотелось спросить ей, но сказала она совсем не это.
- Покажи мне, покажи мне его, - требование сорвалось с ее языка слишком скоро и слишком твердо, яростно, ведь она имела полное право на него.

Отредактировано Daenerys Targaryen (2013-05-09 06:12:50)

+3

11

Девушка помнила, как юная кхалиси в последнее время старательно скрывала гримасы боли, поглаживая свой огромный живот, с каким трудом она передвигалась, и как дыхание её учащалось от небольших нагрузок. Ирри ухаживала за кхалиси, помогая той слезть с лошади и вытирая чистыми шелковыми салфетками капли пота со лба замученной хозяйки. Дотракийка тщательно следила за тем, чтобы маленькая жена кхала хорошо и правильно ела, чтобы у кхалиси всегда была свежая питьевая вода, а не прокисшее лошадиное молоко и не утонченные вина милорда Иллирио; лишь свежие фрукты и самые нежные кусочки конины. Но сейчас Ирри была напугана ничуть не меньше своей хозяйки, но ничем не могла той помочь. Успела лишь подхватить хрупкую девушку под руку и осторожно уложить на землю, после чего переглянулась с другой рабыней и в испуге кинулась искать повитуху или дотракийских женщин, которые помогли бы кхалиси справиться с болью и разрешиться от своего бремени. Но здесь только что проливалась кровь лхазарян, кругом были лишь возбуждённые от пота, крови и насилия воины, множество дотракийцев, которые ничего не смыслили в столь тонких женских делах. И Ирри не смыслила, она сама была молода и попала в рабство раньше того времени, когда её могли бы посвятить другие женщины родного разгромленного кхаласара в подобные вещи. И вот когда девушка вернулась обратно к своей измученное кхалиси, то увидела, что той нет на прежнем месте: как сказали собратья-дотракийцы, то роженицу внес в шатер сам кхал Дрого, а за ним последовала лхазарянка Мирри Маз Дуур. Мейега, которая обучалась в далёком Асшае тёмной магии. Это все знали.
- «Дурной знак,» - ужаснулась дотракийка, но не отступилась от своих обязанностей и старательно пыталась сделать всё возможное, что сейчас было в её силах. Её не пускали к кхалиси. Ирри старалась помочь хотя бы на расстоянии своей хозяйке: рабыня таскала чистую воду в ведрах и оставляла её перед палаткой, забирала грязные тазы и тщательно полоскала тряпки. И вздрагивала каждый раз, когда слышала истошный крик кхалиси, наполненный такой болью и страданием, что сама рабыня едва сдерживала слезы. Усевшись возле входа в палатку, она обхватила себя за колени и погрузилась в свои мысли, с пустым взглядом уставившись перед собой. Затем наступила тишина.
Дотракийка резко повернула голову ко входу, внимательно вслушиваясь в происходящее внутри. Сердце её колотилось как бешеное, все тело задрожало, и она торопливо поднялась, отряхиваясь.
- «С ней ничего не могло произойти. Кхалиси справится», - убеждала себя рабыня, стараясь услышать крик новорожденного, но и этого не доносилось из палатки. Всегда теплые руки рабыни похолодели, но она заставила себя слабо улыбнуться.
- «Все будет хорошо, ведь это сам Великий Жеребец благословляет нас своим явлением».
Из шатра вышла Мирри Маз Дуур, неся в руках окровавленный сверток. Из палатки повеяло жаром, потом, запахом крови и каких-то трав. Ирри закрыла рот ладонью, чтобы не завыть во весь голос: осознание того, что произошло, выбило последние крохи надежды из души дотракийки, а робкая улыбка исказилась в беззвучном крике. На свой страх и риск Ирри первая ворвалась в палатку и упала на колени, хватая чуть прохладную влажную ладонь кхалиси в свои ледяные руки. Девушка была бледна, губы посинели, а на подбородке и в уголках губ остались следы какого-то напитка. Дыхание принцессы был слабым, едва ощутим, но рабыня с облегчением поняла, что дышит девушка ровно, а значит она жива. Служанка торопливо принесла чистую воду и, вместе с другими рабынями, принялась очень осторожно стирать влажными полотенцами кровь и пот с тела изнеможённой кхалиси.
Дейенерис очнулась лишь к утру, когда Ирри позволила себе немного перекусить и сделать глоток воды: она провела возле кхалиси всю ночь, не смыкай глаз, и теперь уставшая и слишком взволнованная, чтобы прилечь спать, решила подкрепить свои силы. Она услышала слабые голос принцессы, и бросила недоеденный сладкий плод груши прямо на землю. Ворвавшись в палатку, рабыня вновь упала на колени перед своей хозяйкой, и хотела было взять ту за руку, когда последующий вопрос выбил Ирри из колеи: она потупила взгляд и чуть отвернулась от жены кхала, чтобы избежать с ней соприкосновения взглядами. На глазах рабыни вновь навернулись слезы, и когда голос хозяйки прозвучал настойчивее, Ирри произнесла:
- Великий Жеребец не выжил, кхалиси, - девушка набралась храбрости и посмотрела в измученные фиалковые глаза молодой матери, на долю которой выпало столь суровое и жестокое испытание. Дейенерис попыталась встать, и Ирри тут же подхватила девушку под руку. Дотракийке очень хотелось настоять на том, чтобы кхалиси отдохнула ещё немного, набралась сил, ведь она так сильно ослабла после таких тяжелых родов, но…Но рабыня не стала перечить воле своей принцессы, поэтому серой тенью последовала за ней к жертвеннику, где был кхал в окружении своих кровных.
Рабыня чуть выпрямилась и расправила плечи, сложив руки перед собой и сцепив ладони в замок: всё внимание служанки было приковано только к девушке с серебряными волосами, всё остальное мало интересовало её.

+3

12

По дотракийским обычаям, ребенок должен был появиться на свет под открытым небом. В день рождения и смерти Рейего, дотракийского кхалакки и Великого Жеребца, который должен был покрыть весь мир, и ради которого затевался поход на Запад, о традициях было забыто. Дотракийские целительницы и повитухи остались за разграбленной деревней, где остановилась основная часть кхаласара, и роды принимала лхазарянская женщина, овечья жена. Мейега, презрительно говорил Квото, кровь от крови могучего кхала Дрого. Но его никто не слушал.
Кхал Дрого сидел в молчании, в напряженной позе чувствовалась угроза, густые брови сведены на переносице. Тяжелый взгляд темных глаз выражал глубокую скорбь, гордые плечи опустились, а пальцы ни на минуту не отпускали рукоять смертоносного аракха. Кхал терзался муками вины: он собственными руками внес луну своей жизни в шатер, и отдал во власть мейеги. Он ни на секунду не сомневался в том, что смерть сына и тяжелое состояние жены – дело рук этой лживой женщины, назвавшей себя Божьей женой. А ведь обернулся, когда из шатра раздался истошный крик рожающей кхалиси, и хотел вернуться за ней – да доверился злой женщине, как доверилась Дейенерис.
К рассвету пожары угасли, от домов овечьих людей остались большие пепелища. Там, где раньше стоял храм, высилась гора обожженных камней и обугленных бревен. По распоряжению кхала, на центральной площади лхазарянской деревни складывался большой погребальный костер. К одному из деревянных столбов была привязана лхазарянка-мейега, которая изнывала от жары и жажды. Тело мертвого ребенка готовили к похоронам, однако, все говорили о том, насколько уродлив кхалакка, и о том, что Великий Жеребец наслал проклятие на жену кхала. Слухи дошли и до Дрого, и вскоре, женщины, которым доверили мертворожденного Рейего, остались без своих языков.
Кхал опасался, что его жена никогда не проснется.
У жертвенника стояла тишина. Кровные вокруг своего предводителя застыли бронзовыми статуями, лишь груди тяжело вздымались в такт дыханию. Дрого говорил мало, лишь давал короткие распоряжения, и время от времени отправлял рабынь к своему шатру – осведомиться о кхалиси.
Дейенерис очнулась к утру. Едва об этом доложили, как та явила себя. Она тяжело ступала, придерживала живот, который скрывало окровавленным платье. Дрого смотрел на измученную, уставшую жену, и с трудом узнавал ее: бледное лицо осунулось, под глазами нарисовались темные круги, светлая коса истрепалась и расплелась. Тонкие холодные пальцы кхалиси цеплялись за его руку. Даже голос луны его жизни, эти звонкие колокольчики, превратился в хрип, с трудом вырывавшийся из груди. Кхал вновь испытал гнев к мейеге, которую ждала смерть на костре.
- Кхалакка отправился к предкам, - наконец, произнес он, накрывая руку кхалиси своей. – Он будет ждать нас в Полуночных землях, луна моей жизни.

Отредактировано Khal Drogo (2013-05-18 12:50:48)

+3

13

Роды у Кхалиси, словно по велению Рока, начались неожиданно. Только что она спорила со своим мужем и настаивала на том, чтобы женщин из овечьего народа оставили в живых, а теперь она корчилась от боли. Джорах был уверен, что боль эта была не меньше, чем при тяжелом ранении на поле боя. Он не мог спокойно смотреть, как Дейенерис мучается. Злая ирония была в том, что медведь очень хотел помочь своей Кхалиси, но ничего не мог поделать. Он мог давать советы, он мог махать мечом, защищать ее от врагов - но от чего он должен был защитить ее сейчас?
Мормонт суетился вокруг процессии, которая окружала девушку, но затем Кхал внес свою любимую в шатер и оставил ее там наедине с ведьмой - так называли целительницу-лхазарянку дотракийцы. Но выхода не было - принять роды могла лишь она. Люди вокруг роптали, жалуясь на нарушение всех традиций и обычаев, и осуждали Кхала и его заморскую жену.
Крики Дейенерис еще долго раздавались в шатре. Все, что мог сейчас сделать Джорах для своей королевы - защитить близких для нее людей. Несомненно, такой великий воин, как Кхал Дрого мог постоять за себя и сам, но недовольство окружающих росло. И оно вполне могло перерасти в драку. Потому Мормонт был наготове, и он зорко наблюдал за дотракийцами, находясь неподалеку от Кхала.
Наконец наступила тишина. Все в напряжении ждали, что же будет дальше.
Не очень я доверяю этой женщине. Она ведь из другого народа. Несмотря на то, что ее пощадили, она все же потеряла свободу. И может отомстить. Но сейчас все мы можем лишь ждать.
Странное чувство - слепое ожидание, без возможности на что-то повлиять.
Когда лхазарянка вышла с чем-то окровавленным в руках, многие поняли, что произошло. Но кхалиси не могла в это поверить. Выйдя из шатра, бледная, она требовала, чтобы ей показали ее сына.
Верный телохранитель лишь опустил взгляд к земле и слегка потупился. Нельзя было сказать, что он сильно горевал по поводу смерти ребенка. Он беспокоился за Дейенерис. Но все же старый медведь решил, что ее сейчас лучше не трогать. Он лишь следовал за ней, словно безмолвная тень, когда она отправилась к своему Кхалу.
Джорах чувствовал себя в эти моменты чужим в лагере. Он жалел, что отпустил девушку одну в шатер с колдуньей. Но кто он для нее? Как он мог помешать, если даже Кхал уступил требованиям своей жены?
Теперь переход дотракийцев через Узкое Море под Угрозой. Люди много сплетничают. Они недовольны. Кто знает, удержит ли Дрого власть? Многие ли уйдут? - ответов на эти важные вопросы Мормонт не знал.
Ведь Вестерос был так далеко. А бывший владелец Медвежьего Острова знал - Дейенерис сильно ошибается, думая, что за морем ее ждут. Бедняки жили своей жизнью, а представители Великих Домов хотели видеть ее мертвой.
Сейчас она сломлена, но жива. И это главное. Она оправится. Но сколько воинов останется возле нее?

+4

14

Дейенерис не желала верить в услышанное, покуда не взглянула на мертворожденного своими собственными глазами. Нечто, бывшее ее сыном, лежало на солнце, закутанное в окровавленную льняную тряпицу. Тельце было маленьким и уродливым, покрытым чешуей, и кое-где плоть отваливалась от костей. Нечто источало жуткий смрад, какого кхалиси раньше никогда не приходилось чувствовать.
Мейега Мирри Маз Дуур была привязана тут же к одному из столбов, она была слаба, и силы покидали ее, сухие губы беззвучно шептали, прося воды, под глазами выступили синяки и кровоподтеки. Так Дени поняла, что ее прежде избили, а потом бросили здесь, чтобы сжечь. Дени глядела на женщину, но более не чувствовала к ней жалости, более она не чувствовала ничего, кроме желания услышать душераздирающие предсмертные крики мейеги, от которых могли бы разверзнуться сами небеса.
Я их услышу, - мысленно пообещала женщине Дени, но уходить не поспешила, хоть и чувствовала, как томиться в ожидании и дышит ей в затылок Ирри.
Мне было больно, но я усвою этот урок, мейега, - шептал внутренний голос, когда лиловые глаза с усталой ненавистью глядели на умирающую, - больше никто и никогда не причинит мне зла, а если кто и попытается, то он умрет в муках, как и ты.
Дав обещание, имеющее будто бы сакральную особенную силу, кхалиси ушла с этого места и не появлялась более, покуда солнце не покинуло небосвод…
Дейенерис стояла по правую руку от своего кхала в окружении рабынь, сира Джораха и мужчин из своего кхаса. Ее светлые волосы были убраны в аккуратную косу, а тело окутывали лучшие шелка, какие у нее были. Лицо кхалиси не выражало ни печали, ни скорби, только смирение: она поплатилась за свою ошибку, мейега поплатится за свою.
Нечто, бывшее ее сыном и Великим жеребцом, которому было предначертано покрыть весь мир, лежало на возвышении. По просьбе Дени вокруг тельца были разложены драконьи яйца, ее свадебный подарок, подаренный магистром Иллирио. Такая просьба была странной, но Дейенерис чувствовала, что поступает правильно, хоть объяснения этому у нее не находилось. Кхал Дрого удовлетворил ее желание, и теперь стоял рядом, держа в руке разгоравшийся факел.
Церемония сожжения проходила в тишине, для слов в эту ночь не было необходимости. Дени чувствовала себя виновной в случившемся, и ощущала на себе тяжелые взгляды окружавших ее, но держалась с достоинством, все же зная, как она подвела их, ведь весть о кхалакке, которого она носила в своем чреве, разнеслась по всему кхаласару в день, когда они с Дрого узнали, что Великий Жеребец благословил их. Теперь же по всему кхаласару роптали, что она и сама мейега, что на ней лежит проклятье, что она не достойна быть их кхалиси. Слухи, доходившее до Дени от рабынь заронили зерно сомненья в ее душу: возможно, она действительно не достойна, и Дрого теперь охладеет к ней? О таком ей было больно даже думать. Дени успокаивала сама себя, что ее солнце и звезды все поймет, ведь он добр и мудр, но о том, что будет с ней дальше, помышлять было страшно…
Огонь добрался до помоста и начал пожирать вместе со сложенным хворостом ноги мейеги, полуночную тишь прорезали ее стоны, а после и крики. Закрыв глаза, Дейенерис наслаждалась услышанным, предсмертные крики ужаса и боли ублажали ее слух до тех самых пор, пока пламя не охватило женщину целиком, но перед тем, как замолкнуть навеки, мейега извергнула страшное проклятье, что чрево Дени никогда не зачнет и она не родит живое дитя...
Погребальный костер разгорался сильнее, освещая все вокруг. Пламя обдавало своим жаром, заставляя дотракийцев отступать, но Дейенерис осталась стоять на месте. Она не слышала, что говорят ей Ирри и сир Джорах, она не боялась обжечься. В ее голове все крутились слова мейеги, но сил поверить в них у нее не осталось, как не осталось и скорби по потерянному сыну, будто бы его и не было.
Дейенерис не реагировала ни на что вокруг, глядя на великий по силе костер, вздымающий языки своего пламени к небу, к Полуночным землям, где, по словам Дрого, будет их ждать Рейего. Но вдруг ей почудилось, как языки пламени образуют крылья, как шевелится огромный хвост и огненная пасть дракона раскрывается перед ней, будто бы приглашая к себе. Это был точь-в-точь такой же дракон, как в ее снах, Дени узнала его и без раздумий сделала шаг, ощущая, как огонь лизнул ее ноги: кто-то там звал ее, и ослушаться она не могла. Ее разум затуманился, и кроме нее самой и огненной бездны вокруг больше ничего не существовало, Дени без сомнений шагнула навстречу своей судьбе, ведь если она обернется – то пропадет…

Отредактировано Daenerys Targaryen (2013-06-03 15:05:59)

+4

15

Сопереживать рабыня не разучилась, как и не разучилась она испытывать гнев: ни для кого не было секретом, что лхазаряне поклонялись своему Овечьему богу, а распускающиеся в кхаласаре слухи о роке, нависшим над кхалиси и вовсе выбешивали девушку в конец.
- Во всём виновата овечья жена! Это она прокляла со своим овечьим богом кхалиси и кхалакка, они и поплатятся за это, – с жаром всякий раз возражала Ирри другим девушкам и женщинам, которые только начинали роптать и распускать слухи. – Овечий бог испугался, ведь Великий Жеребец должен был покрыть весь мир. Это все знают.
Рабыня своей пылкой речью всегда ставила жирную точку в подобных разговорах, но по кхаласару всё равно пробегался ненужный страшный ропот о проклятье. Она ненавидела всех за это, ненавидела Мирри Маз Дуур, которая даже не пыталась раскаяться в содеянном, ненавидела Овечьего бога за его подлость и гнусность. А время меж тем шло, приближая час ритуального костра, чтобы проводить кхалакка к предкам в Полуночные земли, и чтобы овечья жена расплатилась за свои грязные дела. После разговора с кхалом Дейнерис проследовала к столбу, к которому была привязана Мирри Маз Дуур, после чего несчастная мать, потерявшая только что сына, вернулась в шатер. Именно за это время Ирри успела набегаться по лагерю, пристально прислушиваясь к разговорам табунщиков, выбирая по обыкновению лучшие продукты, перетаскиваю вещи белокурой принцессы в новый шатер и занимаясь прочими делами. Рабыня помогла своей госпоже облачиться в лучшие тончайшие шелка, расчесала волосы и заплела их в косу. Пока Ирри занималась всем этим, лицо кхалиси не выражало каких-либо эмоций вообще, поэтому дотракийка и другие рабыни в таком же скорбном молчании делали свои дела.
Лишь ночью Дейенерис вышла из своего шатра, заняв место по правую руку от великого кхала Дрого. Рабыня заняла место чуть поодаль от них, чуть ближе к самой кхалиси стоял заморский рыцарь Мормонт. Мужчина так же выглядел напряженным и задумчивым, но девушка не могла понять причину его скорби. Возможно, он тоже сочувствовал потере Дейнерис, ведь он был её телохранителем, как и дотракиец Ракхаро.
Рабыня не могла объяснить почему кхалиси решила положить в погребальный костер три больших каменных яйца, поговаривали, что они стоили очень дорого, и что на них можно было купить целые деревянные дома, на которых можно переплыть через Солёное море. Но так велела сделать госпожа, и Ирри осталось лишь без препирательства подчиниться, аккуратно положив странные украшения на костер. Весь кхаласар замер, когда первые языки пламени коснулись хвороста.
Мейега какое-то время держалась и даже пыталась насмехаться над табунщиками и кхалом, насмехалась над всем дотракийским народом, пока жадное пламя не лизнуло ей ноги своим жаром. Ирри старалась смотреть не отводя глаз, но зрелище было далеко не самое приятное, поэтому рабыня периодически жмурилась и отворачивалась, пока голос женщины не утих насовсем. А костёр разгорался всё сильнее, обдавая близстоящих нестерпимым жаром.
- Кхалиси лучше отойти, пламя может оставить ожоги на её коже, - настойчиво произнесла рабыня, осторожно делая шаг назад, но её госпожа не шелохнулась. Ирри почувствовала, как начинают гореть её собственные щеки от огня и лишь медная кожа скрывает их красноту.
- Пожалуйста, кхалиси… - неожиданно, хотя и вполне ожидаемо, рухнул деревянный столб, взметнув в ночное небо столп искр и прибавив жару. Рабыня прикрыла глаза и попятилась от костра, кажется кто-то потянул её назад, но когда девушка открыла глаза…её кхалиси шла в огонь.
- НЕТ! Кхалиси, нет! – воскликнула девушка, бросаясь следом за принцессой, но тут же боязливо отпрянула от костра назад. Но белокурая принцесса никого не слышала, и девушка упала колени, моля Жеребца пощадить кхалиси. Руки вытянутые вперед судорожно загребали песок ладонями, и казалось, что спина рабыни вздрагивает от бесшумного плача.

Отредактировано Irri (2013-06-04 01:59:29)

+4

16

Погребальный костер разгорелся в считанное время. Пламя взметнулось вверх, стремительно пробежав по поленьям, и вспыхивая яркими искрами в вечернем воздухе. Никто из присутствующих не проронил ни звука, лишь проклятия мейеги и ее предсмертные крики нарушали тишину и треск огня.
Кхал мысленно пожелал своему мертворожденному сыну хорошей дороги до Полуночных земель, и пообещал встретиться с ним у предков. В темных непроницаемых глазах плясали отблески пламени: он смотрел на церемонию погребения, не отрывая глаз, тем самым отдавая дань уважения Великому Жеребцу, который должен был покрыть весь мир, но умер в чреве матери по воле злой женщины.
Лхазарянка, привязанная к одному из столбов, металась в огне: веревки, сдерживавшие ее, давно сгорели, но огонь приковывал не хуже веревок. Да не увидеть тебе никогда предков своих, и не услышать благословения от Бога своего, и не быть в благодати в Полуночных землях, желал ей предводитель дотракийцев, свято веря в жизнь после смерти…

...Дрого с ужасом смотрел, как пламя принимало в жаркие объятия его молодую жену. Безумство ли подтолкнуло ее на такой шаг, горе ли от потери ребенка - он не знал, но спохватился поздно: высокое пламя и крики сгораемой заживо мейеги зачаровали кхала, приковав его взгляд, и он не заметил, как потерял еще одного близкого человека – жену.
Одна из рабынь металась у огня, заламывая руки и плача от горя, кхал же не сдвинулся с места, оцепенев от потрясения. В этот день он хоронил двоих, едва обретя одного, и не успев узнать второго. Он не думал о том, что дальнейший поход на Запад более не имеет смысла. Не думал так же о том, что ему вновь предстоит жениться, и о том, что луна его жизни предательски бросила его в трудный момент. Лицо его не выражало ни скорби, ни сожаления. Густые брови сомкнулись на переносице, а в окаменевшей осанке и крепко сжатых кулаках угадывалось сильнейшее напряжение.
Его кхалиси, в отличие от лхазарянки, не проронила ни звука. Он смотрел, как пламя сжирало ее платье, как оранжевые язычки плясали на ее косе, но не видел, как горела плоть жены.
Костер догорал, люди постепенно разбредались по своим шатрам, но кхал остался стоять на месте, уставившись на то место, куда ушла его жена.
Когда все догорело, за спиной зашевелились кровные, желая разойтись по своим жилищам. Дрого бросил последний взгляд на пепелище, и замер, зачарованный.
Из серого пепла, из золы, встала девушка, грязная, перемазанная сажей, но целая и невредимая. Кхал без труда узнал в ней свою жену, но не мог поверить глазам: ведь он видел, как она шагнула в костер! Хмурые брови разгладились, лицо вытянулось в удивлении. Он подался вперед, сделав пару шагов навстречу ей, и... снова замер.
Из-за спины Дейенерис Таргариен выглядывали две маленькие головы, похожие на змеиные. Распахнутые крылья, заканчивающиеся маленькими когтистыми лапками, цеплялись за ее руки и плечи.
Кхал Дрого впервые в жизни видел драконов.

Отредактировано Khal Drogo (2013-06-14 13:03:38)

+4

17

Мормонт был опечален. Где-то, будто вдалеке, кричала горевшая ведьма, осыпая всех проклятиями. Со временем крик перешел в безумный вой, но Джорах не шелохнулся. Он наблюдал за стройной фигуркой кхалиси Дотракийцев - недавно бывшей еще совсем маленькой девочкой, которая теперь стала взрослой женщиной, потерявшей многое. Нет ничего хуже для матери, чем смерть родного ребенка.
Все были потрясены. Одна из рабынь кричала, бегала вокруг, когда мужчина понял, что Дейенерис осмелилась на сумасшедший поступок - она шла в огонь. Огонь, в котором сгорало маленькое обезображенное тельце ее отпрыска. Огонь, в котором лежали Драконьи Яйца.
Наемник, или как его называли дотракийцы, андал, предлагал своей принцессе продать яйца - ведь за них можно было бы нанять пусть и небольшой, но все-таки флот, который перевезет армию в Вестерос.
Нет, что же ты делаешь! Кхалиси! - подумал Джорах, пытаясь что-то крикнуть, но в горле пересохло, а глаза чуть не вылезли из орбит от ужаса.
- Не делай этого! - выдавил наконец из себя Джорах.
Он попытался подбежать к огню, чтобы остановить девушку, но она уже была в эпицентре пожара, и Мормонт лишь бессильно закрыл свое лицо рукой, чтобы защитить от огня. Рыцарь был в доспехах, и оттого было еще мучительнее. Увы, железо не спасает от огня.
Мужчина отпрянул, и посмотрел краем глаза на кхала. Тот тоже не мог уже ничего поделать, и лицо его выдавало жуткое напряжение.
Огонь трещал, придавая происходящим событиям еще более драматический окрас. Вот только людям было не до этого. Стоило ли все то, что она сделала, такой глупой смерти?
И что буду делать я... Без нее?
Все что мог Джорах сейчас - это служить. Но он подвел свою принцессу.
Многие разошлись, кто-то остался - например Дрого, которому было не легче, чем Мормонту, а может и гораздо хуже. Дым рассеялся, и все увидели живую и невредемую кхалиси, что сидела посередине пепелища. Кожа ее была грязной, одежда сгорела, но сама Дени была цела и невредима. Джорах протер глаза, считая, что это какое-то наваждение. Когда он вновь взглянул на ту, которую успел полюбить, он увидел чудесное зрелище - на ее плечах сидели... драконы! Их было двое, и цвета их были такими, как и у тех яиц. Наемник потерял дар речи. Он никогда не видел ничего подобного. Никогда.

Отредактировано Jorah Mormont (2013-06-20 17:33:17)

+3


Вы здесь » Game of Thrones ∙ Bona Mente » Конец долгой ночи » 1.9 Земли лхазарян. Возрождение легенды


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно