[NIC]Elia Martell[/NIC][STA]хрупких рук испуг и содрогание[/STA][AVA]http://savepic.org/4745991.jpg[/AVA][SGN]
[/SGN]

Солнечное Копье сверкнуло золотой монетой и скрылось в песках дорнийских пустынь. Слишком много оглядываться назад – заработать глазную болезнь, ибо сильные ветры юга несут с собой много сора и песка, и если часто встречать их лицом, можно пораниться. В природе Элии не было мистицизма, но она старалась не оборачиваться к прежней жизни; Элия совсем недавно покинула дом, но уже чувствовала, как тоска холодным обручем сжимает ей сердце. Однажды и ее голову, как говорят, венчают тяжелым металлом. И тогда ее голова станет болеть еще больше.

– Как ты себя чувствуешь, принцесса? – в шатер входит принц Оберин. Он молод, красив и опасен – это знают все Семь Королевств. Лишив Айронвуд своего лорда, Оберин получил свое прозвище, и оно настораживало, беспокоило Элию, уж не суждено ли ее брату быстро сгореть пламенем своей необузданной ройнарской дикости? Опасения Элии были напрасны: принц Оберин пережил ее на много лет. 
– Как нельзя лучше, – с безупречным спокойствием отвечает Элия венценосному брату, но он замечает, как нервно изгибается ее губа, садится рядом, и они говорят.

Друзья, враги, любовницы – роли оставались, менялись только декорации. Дорога была стихией Оберина Мартелла. Пережив изгнание из Дорна в шестнадцать лет, он почти четыре года путешествовал по землям Вестероса и Вольным городам, изучая, постигая, впитывая самые разные науки, среди которых были такие, о которых Элия даже спрашивала с осторожностью, ну и, само собой, испивая все жизненные удовольствия с жадностью вчера вышедшего на свободу. Элия и сейчас помнила, как ныло сердце по брату. Она даже просила Дорана отпустить ее с Оберином, но сочувственно-строгий взгляд правящего принца Дорна ответил девочке лучше всех слов. Вместо этого Элию Мартелл отправили во фрейлины к Рейле Таргариен.

И вот он здесь.
Целый и невредимый, еще краше прежнего, сидит рядом с ней в шатре, обнимая за плечи и рассказывая очередную байку из странствий.
– Розочки не везде способны пустить свои корни, кракен и форель живут только в воде, снег по лету тает везде, а солнце Дорна светит своим детям в любой части света, – эти слова брата Элия будет вспоминать в минуты особо сильной тоски.
Дорога на север – когда находишься на самом донышке юга, любая другая становится северной – показалась бы нелегкой даже здоровому человеку, что говорить об Элии Мартелл, чье глиняное тело было надтреснуто с самого детства. Но, может, если очень долго идти, то можно выйти с другой стороны у родимого дома? Ведь если мы все живем в голубом глазу Великана, то мир наверняка можно обогнуть по одной траектории.

…но сколько же это нужно пройти. Элия Мартелл прошла лишь малую часть пути в Королевскую гавань, но даже этот отрезок дался ей нелегко. Знаете, говорят, недоношенные дети не готовы к тому, чтобы из куколки материнской утробы выпорхнуть в большой мир, и оттого всю жизнь потом чувствуют, как весь мир вокруг слишком плотный и густой для их тонких тел. Даже Дорн, родимый Дорн, был слишком насыщенным, слишком пряным, слишком горячим для своей принцессы, ибо его земли не заканчиваются с воротами Солнечного Копья, а за ними, о, а за ними Дорн кричал, как красный сморщенный младенец, Дорн воспалялся буграми гор, Дорн, как и любая другая земля, кровоточил вечными людскими горестями.

Дорога уводит дорнийцев вперед и скоро приводит их к воротам Красного Замка. Красный – им горят знамена не только Таргариенов, но и Мартеллов. Элия надеется, что это цветовое родство обеспечит ей счастье в драконьем гнезде, что встречает дорнийцев приветливо, но без искреннего радушия. Их Величества кажутся выдолбленными из белого камня, а молодой принц галантен, участлив и… прохладен. Элия не подает виду, но сердцу ее не хватает тепла.

Есть у Элии фрейлины. Милые летние птички, как вы легко так свили гнездышки себе в новом месте? Негласную солидарность Элия делила с самой, пожалуй, красивой из спутниц, леди Эшарой. Толк от нее, правда, на этом заканчивался. Нерасторопная, забывчивая Эшара у одних вызывала раздражение, у других, коих было несравнимо больше, – зависть. Элия же к девочке из Звездопада испытывала любопытство и… Семеро, зависть. Эшара была моложе, красивее, здоровой своей поцелованной смертью принцессы.

Элия ведь тоже была фрейлиной. Лишь недавно выпорхнула из-под снежного крыла королевы Рейлы, а вот уже и невеста принца – какая, подумаешь, ловкая! Средь компаньонок Рейлы были леди и краше Элии, вот хоть бы и Серсея, гляди, как сливочное золото локонами пенится на ее аккуратной головке, гляди, как из-под светлых ресниц диким огнем горят кошачьи глаза, гляди, как спелые губки ее то, как послушные звери, ложатся в робкую улыбку, то, как дикие змеи, кривятся в недоброй ухмылке.
Уж Элия была попроще.
Оливковая кожа ее не благоухает душистой водой, ибо от таких густых ароматов у Элии еще больше болит голова. Ей даже пудриться рекомендуют осторожнее. Она милая, принцесса дорнийская, но лишенная искры пленительного очарования. Лебединая шея, пружинистые волосы, аккуратный носик и добрые глаза – набор изящных черт и хорошее телосложение, однако этого не доставало, чтоб прослыть красавицей.

– Что тревожит тебя? – спрашивал иногда Оберин, а Элия и не знала, как выразить ту печаль, что тяготит ее сердце.
Она не могла признаться в этом даже брату, что говорить о фрейлинах. Легко признаться в страхе опасности извне. Нет постыдного в том, чтобы бояться войны или зимы, но если ты страшишься того, что внутри? Она чувствовала, что Рейегар к ней равнодушен. Она тревожилась, что не выдержит тягот беременности. Она стеснялась своей редкой для дорнийки двадцати лет неопытности в любовных делах. Но кому об этом рассказать? Ведь не брату. Сердце Элии искало того, кто сможет стать ей другом, но среди фрейлин все сплошь были незнакомки, пусть и очень славные, но чужие ей девочки. Кроме Ларры Блэкмонт, но с ней они так и не стали близки.

– Леди Эшара, – скажет Элия фрейлине однажды, когда они останутся наедине. Осень уже почти съела столицу. Серый ветер кольцом окружил город и начал сжимать его своей холодной духотой. Прежде Элия не думала, что даже в пасмурную погоду ей может быть душно, но Королевская Гавань приучила к несвежести. В Дорне все было просто как два и два: когда солнце, то стоит безжалостное пекло, а когда оно заходит, шелковистая прохлада ложится на дневные ожоги, – в прежние годы мои покои были на другом конце замка. Эти лучше, – улыбнулась Элия, – но там был маленький балкон, на который я любила выходить по вечерам. Он выходил на апельсиновый сад. Те были, конечно, мелковаты, но различимы даже в темноте, – апельсины. Эшара должна была понять, – а здесь балкон больше, но уступает видом.
Новые покои Элии выходили на панораму Королевской гавани. Музыка города, его запах и вид имели разных авторов: столицу сделали столицей и Таргариены, и плотники, и кузнецы, и шлюхи, и заезжие купцы. Оберин назвал город сточной канавой.
– Мы с братом считаем, город чуть дисгармоничен, – изящно переформулировала слова принца Элия, – но я уже привыкла за те несколько лет жизни здесь. А вы что думаете, леди Эшара? Вы кажетесь мне иногда несколько грустной. Скучаете по Звездопаду?

[SGN]
[/SGN][NIC]Elia Martell[/NIC][STA]she was not the spear, but the sun[/STA][AVA]https://38.media.tumblr.com/c59cf7f32dad1b430b938c44f4195891/tumblr_n4dnfvIIvI1r6stgeo4_250.gif[/AVA]

Элии до смерти надоела эта обходительная осторожность при дворе. Дорнийцы – народ хитрый, но горячий, и ни в одном уголке ройнарского мира, от остальных королевств за резьбой Красных гор спрятанного, молочной водой морей омытого, горячими песками под своею толщею от врагов схороненного, не покрывают любую мысль вязью бессмысленной вежливости. Ни в драконовой погибели, именуемой Пеклом, ни в ракушке быстрых вод, что прозвали Звездопадом, ни в базальтовом замке Черный Приют – ни в одной из драгоценных ягод Дорна не станут ради свода какого-то тупых приличий укутывать в лишние слова правду.

По крайней мере, так считала Элия. Ей было это чуждо. Фарс этикета был не очень-то близок и ее братьям, особенно, младшему, что умел словами травить не хуже самого губительного яда. Да и Доран не рассеивал мысли свои по ветру куртуазности, он был из тех, кто великолепно владел словом и достиг в этом искусстве той высоты, позволяющей ему не ходить по кругу, чтобы выразить мысль, а изъясняться просто, изящно и вежливо. А к словесным ухищрениями братья обращались хоть и не часто, но талантливо и умели проворачивать это незаметно и негрубо. Элия знала, как это работает, а потому легко обличала неискренность Королевской гавани, легко и равнодушно, однако иногда утомлялась. Она не хотела, чтобы ее вечно берегли, как новорожденное дитя – зачем? Она не пойдет трещинами от чуть колющих слов, она, седьмое пекло, выросла в Водных садах, где вместе с благородными отпрысками живут самые обычные дети не от крови древнейвалирии и прочих знаменитых предков, она слышала самую простую речь, она даже знает звуки ругани, так почему же все вечно берегут ее, как весенний первоцвет, от мороза честных и  о б ы к н о в е н н ы х  слов?

– Не стоило, – отвечает Элия очень серьезно, как в суде или септе, – жаль, придется вас казнить за это, – невозмутимость принцессы поразительна так же, как и произносимые ею слова, но она не сдается и продолжает упрямо смотреть в окно в надежде, что Эшара Дейн поймет ее шутку и засмеется. Ну или хотя бы не обидится.

Тонкая  губа Элии Мартелл не выдерживает натеска, дергается, и, как птица в первом полете, иронически взмывает вверх.

***
Новое платье свое Элия сшила вовсе не из красного шелка, но тоски и одиночества, что кровавыми дорожками стелилось перед ней, куда бы ни ступила она в этом чертовом замке. Он был по-своему красив, горделивый, опасный, больше железный, чем каменный, но, сколько ни силилась принцесса дорнийская, он не мог тронуть ни одной струны души ее, кроме той, что пела песни страха и пустоты. Странно, она ведь некогда жила здесь, она смеялась, танцевала, бегала по ниточкам коридоров вместе с другими фрейлинами королевы Рейлы, и все было как-то, знаете, просто; Элия была всего лишь одной из былинок на девичьем лугу, и нечего ей было бояться кроме крутых лестниц и жадных взоров придворных мужчин, охотников за свежей плотью, что перепробовали все сорта женщин на этом свете, но желали все новые и новые. С лестницами, впрочем, Элия подружилась быстро, что до мужчин, то тут тоже все просто – обидь кто принцессу, младший брат ее того быстро со свету сживет.

Семеро, где же ты был, Оберин, в грядущий год ложной весны?

Новое платье свое Элия сшила из дорогой ткани, что ей подарила королева Рейла. Искусная швея, принцесса быстро и безупречно справилась с платьем, всего каких-то пару недель, и оно уже было готово. Фрейлины Элии нахваливали вкус и талант своей принцессы, только вот та отчего-то сомневалась, идет ли ей такой новомодной крой королевских земель.
– Не стоило? – пожимает плечами Элия, – мне вот не стоило, наверное, надевать этого платья, правда? – она оборачивается на свою фрейлину и глядит ей в глаза с суровым спокойствием, – оно не идет мне, ведь так?

***
Завтра меня пригласила королева Рейла на обед. Да, Ее Величество ко мне очень добра. Нет, едва ли она любит меня, еще слишком рано. Да, пожалуй, я надену свое новое платье. Спасибо. Спасибо. Оно мне точно идет, а то крой как будто… Хорошо, так и быть, я вам верю. Когда назначено? На два часа. Конечно, не стоит опаздывать. Что подадут? Я не ведаю, главное, чтобы были апельсины, жить не могу без них. Кровавая дыня? На дух не переношу, от нее сок по рукам и так сладко! Цветник под окнами ваших палат? Нет, увы, не видела, но вы покажете мне завтра? Не может быть, чтобы там росли огненные сливы, они ведь такие прихотливые… Конечно, я верю вам, миледи, но, может, вы ошиблись? Ну что ж, завтра увидим, и если я победила, чур вы ответите мне на любой вопрос, что я пожелаю. Не бойтесь, гнусностей я не спрошу. Какие деревья здесь не растут? О, многие, допустим, Песчаный попрошайка; он пьет много водой, и по нему в пустыне можно найти водоем. Нет-нет, вы перепутали, это не мог быть он, он ведь маленький и скрюченный, как старушка. Да. Да. Нет, что вы. Нет. Нет, конечно. Вероятно. Может быть. Не знаю.

Однажды ты либо свихнешься, либо привыкнешь к однообразности светских бесед о самых разных вещах. Что там, иногда это даже неплохо прочищает голову – поговоришь с этими прелестными пташками, и мысли все разлетаются, как листья по осени. Пустота – это тоже состояние.

– Не стоило, ибо вы так редко разговариваете, леди Эшара, что я иногда забываю звук вашего голоса и могу испугаться. И если я лишусь чувств, – Элия оборачивается и с иронической доверительностью берет Эшару за руку, – это будет на ваших руках.