Она вцепилась в него, как дикая кошка, бывает, цепляется за дерево, желая подняться. «Мне сейчас никакой пользы от тебя, бешеная сучка», - рявкнул Рамси и вытолкал ее за дверь, приказав выбираться из нагретого местечка. Появись Миранда в Хорнвуде раньше, может, и успела бы возразить ублюдку, не предполагавшему, чем закончится его глумливое правление. Впрочем, едва ли: если и был человек, способный наслаждаться всеми привычками Рамси больше, чем сам Рамси, то это безусловно была его безумная протеже, унаследовавшая от учителя не только любовь к крови, но и привычку психологического садизма. Так что едва ли бы раннее появление Миранды в Хорнвуде могло спасти его леди жизнь. Но необходимость расставаться со своим рукотворным божеством не нравилась девчонке, даже если ее вынуждали на то обстоятельства.
Однако Сноу был прав: никакой пользы от нее ему тогда не было. Проще спасаться по одному. Это они уяснили еще на мельнице, сбегая от тех, у кого воровали временами яблоки. «Разделяй и властвуй», - подытожил тогда запыхавшийся Сноу, пока его сообщница с аппетитом надкусывала сочные плоды. Поэтому из Хорнвуда Миранда выбралась неторопливо и без проблем – ну кому есть дело до девки, будь она даже шлюхой самого Тайвина Ланнистера? А потом до нее дошли слухи, что Родрик Кассель, этот увалень с вечно красной мордой, и его люди выследили и расстреляли Рамси, захватив Вонючку в плен.
- Старый пердун, - расхохоталась Миранда, уже удобно расположившаяся на соломе в обозе, следующем в Винтерфелл. Рыцарь севера доложил, что Рамси и его слуга развлекались охотой, когда армия справедливости внезапно нагрянула. Ну неужели они считали, что своих парней бастард держит просто так? Если Миранда и готова была в чем-нибудь признать их заслуги перед своим лордом, так это в том, что они были неплохими шпионами. А Вонючку забрали в бывший дом Старков, и Миранда жаждала узнать, как Рамси удалось внушить простофилям эту мысль без всяких для себя последствий. Еще она очень надеялась, что он не отдал истинному Вонючке подарок Русе, которым так дорожил. А в том, что Рамси жив, сомнений у нее не возникло: она знала его трюки так же хорошо, как и его привычки, и уж точно не хуже, чем его член.
У них всегда был план. Функция Миранды заключалась в том, чтобы следовать за ублюдком Болтона везде, куда бы он ни попал, и, выполняя ее, Миранда следовала за неизбежными весельем и свистопляской. Если Вонючку и посадят за решетку, то долго ему там не находиться. К тому времени, как она найдет жилье в Винтерфелле, Рамси уж точно что-нибудь придумает.

***

- Стой спокойно, девка! – приказывает тот, что выше, с явным усилием раздвигая ей ноги. Миранда росла в лесных погонях и в драках с мальчишками, в бесконечным соревновании на верность с собаками и всем, кому приходило в голову оказаться возле бастарда Русе Болтона, поэтому ее худое тельце на поверку оказывается обманчиво слабым: своим скромным кулачком Миранда вполне может сломать нос незадачливому собеседнику. Однако с тремя мужиками даже ей тягаться не под силу, еще и лишенной всякого оружия. Да и не то она задумывает. Рамси говорит: «Разберись», - и Миранде в общем-то все равно, кого для этого придется трахнуть, или кто соберется трахнуть ее. Пока не нужно симулировать бешенный восторг, она согласна. – Тебе понравится, - скалится островитянин. И почему все вечно обещают, что мне понравится? Пригрозить им оскоплением, что ли, за неисполненные обещания. Глядишь, и правда стараться начнут.
- А дружку своему не хочешь присунуть? - глумливо осведомляется дочка мертвого рыцаря. – Он вон весь изъерзался от нетерпения. – Миранда умеет безошибочно находить слабые места людей, и это полностью заслуга Сноу и его учебной методики. Но, как обычно это и бывает, вместо того, чтобы поддержать ее затею, тот, что выше остальных, свирепеет и отвешивает ей неслабую такую оплеуху. У Миранды звенит в ушах. Блядский потрох! Где ты ходишь, железнорожденный? Все шоу пропустишь!
В ту секунду, когда за углом коридора мелькает тень, по лицу Миранды скользит хищная усмешка, которая, правда, тут же растворяется – на смену ей приходят будто бы искривленные в гневе губы. Миранда принимается отбиваться по-настоящему, как какая-нибудь сражающаяся за свою честь девица. Видела она парочку таких, помнит, как горделиво они запрокидывают подбородок, как гневно у них сверкают глаза. И когда ее обидчики, повинуясь явившемуся перед ними начальнику, отступают, Миранда честно летит на пол – трепетная лань, потратившая все силы на сопротивление. Встает, отправляет платья, усердно пряча глаза, хотя очень хочется отпустить ремарку в сторону троих дуралеев.
- Ты в порядке? – Миранда медленно переводит взгляд на своего спасителя, и румянец появляется на ее щеках. Это горит предвкушение – она чувствует, что сейчас начнется очень важная игра. И она очень надеется, что со стороны все это можно принять за стыдливость. Прикладывает ладонь к горящей после удара щеке, наслаждаясь покалывающим ощущением остывающей кожи – как будто пытается скрыть постыдную метку. И медленно кивает.
- Да. Благодарю вас, Милорд, - приседает в быстром книксене, боясь, что если задержится долго, точно потеряет равновесие. В Дредфорде ей редко приходилось отвешивать реверансы – даже мимо идущий Русе, как правило, не обращал на нее никакого внимания. – Вы словно благословение Богов. Не знаю, что бы они со мной сделали, не появись вы. – И вот почти же не врет: она знает, что бы она с ними сделала, не явись Грейджой, как ему назначено, – Миранда уже некоторое время следит за его разнящимися привычками – а вот чего бы они добились, тут она без понятия. Она опускает голову ниже и комкает юбку в пальцах. – Спасибо. - И смотрит в пол, будто поднять глаза на железнорожденного - величайшее преступление.

- Они ответят за то, что ослушались моего приказа. - На секунду Миранда заходится в предвкушении: ее устремленные в пол глаза делаются смолянисто-черными, радужка сливается со зрачком. Эти его слова, обманчивые, хитро-сладкие, покровительственные, горделивые, они сообщают ей лучше всяких действий, что она именно там где надо. Даже не поднимая глаз, она чувствует, как растекается по Грейджою удовлетворяющее самодовольство, как ее мнимая благодарность делается рубиново-красной, схожей по цвету с гордыней – и он тоже именно там, где она хочет его видеть.
Глупые мальчишки ни капли не меняются: милые, покорные создания сбивают их с толку что в восемь лет, что в семнадцать – они остаются все такими же ограниченными, такими же подверженными. Миранда знает об этом, но каждый раз, получая доказательства, радуется так, будто только что обнаружила; это и веселит ее, и приводит в восторг первооткрывателя. Но к тому моменту, когда цепкие пальцы ложатся на ее подбородок, хищное удовольствие успевает исчезнуть – испуганные глаза служанки встречаются с блеклыми глазами железнорожденного. Он смотрит на нее так, словно пытается разглядеть ее насквозь, под одеждой – Миранда хорошо знает этот взгляд; и все же – чуть аккуратнее, будто решает, нужна ли она ему вообще, не будет ли претить ее компания, достаточно ли она хороша для его нужд, и этот взгляд Миранда так же знает: обычно он приносит ее собеседникам неприятности и боль. Впрочем, теперь ее роль – отпускать грехи, даже те, к которым она не причастна. Особенно те.
Миранда долго думает, как ей выполнить приказ Рамси. Она наблюдает и строит планы, мысленно делает заметки – не спешит торопиться, ведь Рамси, хоть и не терпелив, любит это качество в других, воспитывает его и в ней, иногда самыми нестандартными способами, пришедшими ему в голову. Она делает вывод, что ей неплохо было бы оказаться ближе, оказаться рядом, но сама Миранда, в трезвом уме и твердой памяти, без расщепления личности и щепотки лицемерия новоиспеченному лорду не сгодится – она не строит иллюзий на свой счет, она прекрасно знает, что она есть, и даже симпатичная мордашка при таком раскладе позволит ей выполнять свою задачу в лучшем случае пару ночей. И потому Миранда решает, что непременно нужно сделаться кем-то другим. Миранда, наверное, актриска весьма посредственная, из талантов у нее только умение производить лучшее впечатление, то есть, умение молчать, когда нужно, да еще и склонность к необыкновенной жестокости – тут уж фантазия ее никогда не подводит, а Рамси настаивает, что это тоже талант. Но, должно быть, на подмостки ее не зовут потому лишь, что она не способна поверить в эти сопливые истории любви и рыцарские поступки, что так щедро штампуют нынешние писаки в угоду разномастным лордам и королям. А вот в цели Рамси Миранда верит всецело, фанатично и с пугающим рвением, а потому точно так же она верит в свою роль в его плане; когда абстрактный приказ Сноу «придумай что-нибудь» перерастает в весьма конкретный «присмотри за ним, пока меня не будет», Вулфилдс уже точно уверена, что именно от нее нужно.
Их дуэт из бастарда и рыцарской дочки отличается жадной до событий фантазией, и нельзя сказать, что внутреннее содержание голов своих жертв они обходят вниманием, о нет! Рамси считает, что физическая пытка без предварительных ласк – дурновкусие, а Миранде это просто кажется скучным: она ведь знает, что боль телесная временами не идет ни в какое сравнение с внутренними ранами. Но никогда прежде ей не доводилось стряпать такой масштабный обман, в одиночку заманивать кого-то в ловушку, наслаждаться собственной свободой и самой выбирать средства; не советоваться с Рамси приятно, доверие Рамси приятно, но приятнее всего – чувствовать себя на его месте и наблюдать, как по твоему велению мир вращается ровно в той точке, в какую ты хочешь его привести; власть развлечения – лучше всего. И даже пусть Грейджой у нее первый настоящий, она уж постарается, чтобы он запомнился лучше прочих – разве не это они внушают девицам про первые разы? Поэтому, спроси он напрямую то, что, безусловно, захочет знать, если уже не захотел, ей даже не придется лукавить: Теон у нее первый. И пока он всматривается в служанку с этим аккуратным, пристальным вниманием, хищная помощница Рамси Сноу вглядывается в него со дна девичьих глаз: кто он есть и чего он хочет? Чем ей прельстить его, обязать, удержать, заставить желать ее компании и разузнать все? Слишком часто Миранда жалеет, что отец вместо борделя отправил ее в септы: путь тот же, а такая принципиальная разница; наверняка, шлюхи бы научили ее постигать истину гораздо быстрее.
- Хотя их можно понять - красивых женщин трудно оставить без внимания. Как тебя зовут? – он явно проявляет интерес, а у нее не выходит на этот раз подделать смущение, поэтому она прячет глаза и расплывается в польщенной улыбке. Рамси иногда констатирует, что она хорошенькая, и Миранда, в общем-то, ни капли в этом не сомневается, но Грейджой явно преувеличивает, называя ее красивой. Это странным образом льстит, хотя Миранда и недовольна, что он отнимает ее хлеб – льстить нынче ее задача.
- Вирджиния*, милорд, - она уверена, бастард будет хохотать над ее придумкой в голос, - но все зовут меня Джини. – И это правда: все то непродолжительное время, что она прислуживает в замке, на кухне ее зовут Джини – она так представилась. Пока Миранда борется с настойчивым желанием укусить железнорожденного за палец, оказавшийся в опасной близости от ее рта, «милорд» сам убирает руку.
- Ты куда-то направлялась? Скоро стемнеет, и будет опасно ходить совсем одной. Твой муж, должно быть, ждёт тебя и беспокоится. – Служка хлопает своими невинными глазами, а у Миранды внутри ликование, буря: нет ему дела, есть ли у нее кто, - ну в самом деле, какой лорд откажет себе в удовольствие оттрахать жену крестьянина? а принцу Винтерфелла и подавно нечего бояться таких мелочей - ему интересно, был ли у нее кто, хочет ли она кого или ждет.
- Да, милорд, благодарю за беспокойство, милорд, - еще один книксен и терпеливая расчетливая пауза – она дает ему возможность расстроиться и позлиться. Ей кажется, она почти понимает, находит ответы на свое любопытство. Из актуального нынче: чего хочет Теон Грейджой? – Бабушка всегда волнуется, если я задерживаюсь в замке. Но я велела ей привыкнуть – нынче господам требуется много еды, надо все успеть, - святая простота взирает на него снизу вверх, как будто искренне надеется, что ему есть дело до ее историй, как будто не замечает, как воцарившаяся в разговоре мифическая бабушка оборачивает дело, как будто не планировала. Дурочка со своими косами цвета вспаханной земли и травянистыми глазами. Служанка спохватывается, пугливо подносит руки к губам, боясь, что оскорбила хозяина Винтерфелла своим невежеством. – Простите, милорд, вам ни к чему эти глупые истории. Я забылась, милорд. – Где-то тут сидит провокация: в намеренном обращении не по титулу, или, может, в акте слепого доверия, но она там точно есть.

* Имя Вирджиния означает «непорочная», «чистая». Угадайте, от чего произошло? Ага-ага, like a virgin, hu-hu-hu