Бриенна устремила на нее свой взор, синий, как ее доспехи. 
— Для таких, как мы, никогда не настанет зима. Если мы падем в битве, о нас будут петь, а в песнях всегда стоит лето. В песнях все рыцари благородны, все девы прекрасны и солнце никогда не заходит.
«Зима настает для всех, — подумала Кейтилин».

Дж. Мартин. «Битва королей»
Малый совет

Catelyn Stark - Мастер над законами
Taena Merryweather - Великий мейстер
Dacey Mormont - Лорд-командующий Королевской Гвардией


ОБЪЯВЛЕНИЕ

Зима настает для всех, она настала и для нас. Точка этой истории поставлена, проект Game of Thrones. Bona Mente закрыт, однако, если вы не хотите прощаться с нами, мы ждем вас здесь, на проекте
Game of Thrones. Onward and Upward.
Стена (300 г.)

Манс Налетчик штурмовал Стену, но встретил не только отчаянное сопротивление Ночных Дозорных, но и облаченную в стальные доспехи армию Станниса Баратеона. Огонь указал королю и Красной Жрице путь на Стену, и с нее они начинают завоевание Семи Королевств, первое из которых – Север. Север, что царствует под короной Молодого Волка, ныне возвращающегося с Трезубца домой. Однако войны преклонивших колени южан меркнут перед Войной грядущей. К Трехглазому ворону через земли Вольного Народа идет Брандон Старк, а валирийской крови провидица, Эйрлис Селтигар, хочет Рогом призвать Дейенерис Бурерожденную и ее драконов к Стене, чтобы остановить грядущую Смерть.

Королевство Севера и Трезубца (300 г.)

Радуйся, Север, принцы Винтерфелла и королева Рослин не погибли от рук Железнорожденных, но скрываются в Курганах, у леди Барбри Дастин. О чем, впрочем, пока сам Робб Старк и не знает, ибо занят отвоеванием земель у кракенов. По счастливой для него случайности к нему в плен попадает желающая переговоров Аша Грейджой. Впрочем, навстречу Королю Севера идет не только королева Железных Островов, но и Рамси Сноу, желающий за освобождение Винтерфелла получить у короля право быть законным сыном своего отца. Только кракены, бастард лорда Болтона и движущийся с севера Станнис Баратеон не единственные проблемы земли Старков, ибо из Белой Гавани по восточному побережью движется дикая хворь, что не берут ни молитвы, ни травы – только огонь и смерть.

Железные Острова (300 г.)

Смерть Бейлона Грейджоя внесла смуту в ряды его верных слуг, ибо кто станет королем следующим? Отрастившего волчий хвост Теон в расчет почти никто не брал, но спор меж его сестрой и дядей решило Вече – Аша Грейджой заняла Морской Трон. Виктарион Грейджой затаил обиду и не признал над собой власти женщины, после чего решил найти союзников и свергнуть девчонку с престола. В это же время Аша Грейджой направляется к Роббу Старку на переговоры…

Долина (299/300 г.)

В один день встретив в Чаячьем городе и Кейтилин Старк, и Гарри Наследника, лорд Бейлиш рассказывает последнему о долгах воспитывающей его леди Аньи Уэйнвуд. Однако доброта Петира Бейлиша не знает границ, и он предлагает юноше решить все долговые неурядицы одним лишь браком с его дочерью, Алейной Стоун, которую он вскоре обещает привезти в Долину.
Королевская Гавань (299/300 г.)

Безликий, спасенный от гибели в шторм Красной Жрицей, обещает ей три смерти взамен на спасенные ею три жизни: Бейлон Грейджой, Эйгон Таргариен и, наконец, Джоффри Баратеон. Столкнув молодого короля с балкона на глазах Маргери Тирелл, он исчезает, оставив юную невесту короля на растерзание львиного прайда. Королева Серсея приказывает арестовать юную розу и отвести ее в темницы. В то же время в Королевской Гавани от людей из Хайгардена скрывается бастард Оберина Мартелла, Сарелла Сэнд, а принцессы Севера, Санса и Арья Старк, временно вновь обретают друг друга.

Хайгарден (299/300 г.)

Вскоре после загадочной смерти Уилласа Тирелла, в которой подозревают мейстера Аллераса, Гарлан Тирелл с молодой супругой возвращаются в Простор, чтобы разобраться в происходящем, однако вместо ответов они находят лишь новые вопросы. Через некоторое время до них доходят вести о том, что, возможно, в смерти Уилласа повинны Мартеллы.

Дорн (299/300 г.)

Арианна Мартелл вместе с Тиеной Сэнд возвращается в Дорн, чтобы собирать союзников под эгиду правления Эйгона Таргариена и ее самой, однако оказывается быстро пойманной шпионами отца и привезенной в Солнечное Копье.Тем временем, Обара и Нимерия Сэнд плывут к Фаулерам с той же целью, что и преследовала принцесса, однако попадают в руки работорговцев. Им помогает плывущий к драконьей королеве Квентин Мартелл, которого никто из них прежде в глаза не видел.

Миэрин (300 г.)

Эурон Грейджой прибывает в Миэрин свататься к королеве Дейенерис и преподносит ей Рог, что зачаровывает и подчиняет драконов, однако все выходит не совсем так, как задумывал пират. Рог не подчинил драконов, но пробудил и призвал в Залив полчище морских чудовищ. И без того сложная обстановка в гискарских городах обостряется.

Game of Thrones ∙ Bona Mente

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Game of Thrones ∙ Bona Mente » Конец долгой ночи » Welcome to my life, there's no turning back


Welcome to my life, there's no turning back

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

[AVA]http://i11.pixs.ru/storage/2/0/0/2nk53dwpng_1754561_18355200.png[/AVA]
1. Участники эпизода в порядке очереди написания постов: Эддард Старк и Барбри Дастин
2. Хронологические рамки: начало 284 года, незадолго до прибытия в Винтерфелл
3. Место действия: Барроутон
4. Время суток, погода: Север отходит после лютой зимы, но слишком медленно, слишком неохотно, как будто этой земле хорошо в своих льдах и белых пенистых хлопьях, падающих с темного купола то ли неба, то ли врат в другой мир, где все живы.
5. Общее описание эпизода: В битве у Башни Радости погибло достаточно славных воинов и с той, и с другой стороны; среди его людей в числе погибших оказался лорд Виллам Дастин. Эддард Старк успел сблизиться с этим гордым человеком, прежде чем боги призвали Виллама выпить божественный напиток вечной жизни, поэтому он не забыл просьбы, сорвавшейся с губ лорда перед смертью: «Обещай вернуть коня моей жене, это лучший жеребец из конюшен Рисвеллов, Барбри очень гордится им». И сегодня, по пути домой, он собирался сдержать обещание, данное воину, который отдал жизнь за своего сюзерена и за сестру.

Отредактировано Eddard Stark (2015-08-10 12:59:54)

+3

2

[AVA]http://i11.pixs.ru/storage/2/0/0/2nk53dwpng_1754561_18355200.png[/AVA]

Пост редактируется.

Отредактировано Eddard Stark (2015-08-10 13:00:08)

+3

3

В дорогу я подарила ему коня – рыжего жеребца с огненной гривой, гордость конюшен моего отца. Мой господин поклялся, что вернётся на нём домой, когда война закончится.

Зима отступала медленно, словно нехотя, но неотвратимо, и мечты о весне постепенно сменялись ее свежим дыханием, слабеющими с каждым днем морозами и талой водой под ногами, где раньше были лишь сугробы. Острые, как лезвия, сосульки больше не украшали крыши деревянного города, снег мешался с грязью, и длительные пешие прогулки пришлось отменить – в мокрых сапогах долго не проходишь, да и подол, потяжелевший от впитавшейся влаги и налипшей земли, создавал определенные неудобства.
Барбри чувствовала, что эта весна переменит все; не гибель того, о котором она запретила себе вспоминать, и даже не ее собственный брак, но эта чудесная пора обновления и бодрости, она точно знала, станет решающей вехой в истории ее жизни. Леди Дастин чувствовала невероятный прилив сил, она распахивала окна настежь до тех пор, пока подоконник не заметет снегом или пока старая служанка, разразившись упреками, не закроет ставни поперек желания хозяйки; дышала полной грудью весенними метелями и ночными грозами, не тратя часы в пустой постели, если выпадал случай насладиться этими дарами богов даже во время, отведенное сну. Жизнь возвращалась на обескровленную долгой зимой и войной землю, капля за каплей, неторопливо, но Барбри видела это, замечала, чувствовала, чувствовала сильнее всех прочих, занятых ежедневной работой людей. Ей не нужно было ничего, кроме того, чтобы готовить дом, как она научилась несколько месяцев назад.
Она вспоминала со щемящей нежностью и некоторой грустью, как поначалу привыкала к мужу, привыкала к людям, привыкала к новому дому, которым должен был стать для нее Барроухол. И он стал, во многом благодаря Виллему. Ее супруг был замечательным человеком, простым, честным, открытым и бесконечно терпеливым к ней самой, даже «опороченной», как говорила когда-то мать. Барбри не было дела до мнения людей, как не было дела до мнения семьи в этом вопросе, но Виллем, наверное, не был так свободен в решениях и должен был считаться с окружающими больше, чем приходилось ей. И за это Барбри была ему отдельно благодарна. Она никогда не стыдилась того, что не была девицей, вступая в брак, не скрывала этого, впрочем, и языком, конечно, не трепала; но ответила бы правду, если бы он спросил. Но другу погибшего волка-вожака в этом не было нужды. Больше всего Барбри ценила в муже то, что он принимал ее такой, какой она была.
Первые дни им было немного неловко в обществе друг друга, но со временем Барбри выучилась предугадывать желания мужа и его планы на день, отдавая необходимые распоряжения задолго до того, как Виллем сам обратиться к слугам; выучилась расспрашивать о том, как прошел день, за совместным ужином, и привыкший лорд Дастин вскоре сам стал делиться с ней всем, чем жил. В ответ Барбри делала для него то же. Она помогала супругу во всех делах, где он ожидал слов и решений женщины, давала совет, когда он просил и, что было гораздо чаще, когда оставался слишком гордым для того, чтобы просить. Ничто не могло стать им помехой, думала леди Дастин, вопрошая богов лишь о том, почему они до сих пор не дали ей дитя. Но и эта забота не занимала ее голову полностью. Барбри, кажется, училась быть счастливой.
Восстание, это проклятое восстание, казалось бы, могло нарушить все планы; Барбри умоляла мужа остаться, не думая ни о себе, ни о своей гордости, но никогда прежде он не лгал ей и не давал обещаний, которых не выполнял, и она поверила в то, что он обязательно вернется. Вернется на том жеребце, что она подарила ему в дорогу, не способная дать с собой что-то еще.
На сердце было тяжело, когда они прощались, Барбри отчетливо помнила удаляющийся силуэт мужа и пыль от копыт воинов, которых он повел на войну; тогда на сердце было тяжело, но эту весну она встречала с легким сердцем.
Армия возвращалась домой.
Армия возвращалась домой, оставила позади обагренный кровью юг и пересекла истощенные Речные земли, прошла туманный Перешеек и – подумать только! – подходила к Курганам.
Ее муж, ее господин, хозяин ее дома скоро будет здесь!
Барбри улыбалась по поводу и без повода, сверкала глазами и гоняла слуг, если не видела кипучей деятельности; Барроухол отдраили до блеска, перемыли, перестирали все, что только можно было, перебрали весь хлам, вычистили все до единого очаги. Замок-на-кургане был готов к празднику.
И вот войско подошло к воротам. Леди Дастин не успела удивиться тому, что Виллем не послал вперед себя гонца доложить о возвращении, но ведь ей и не нужны напоминания, она все сделает сама, все подготовит, обо всем позаботиться. Пропустить даже остатки армии трудно, и все же без знания точного часа, когда северяне вернуться в город, нельзя было оставаться уверенной, что все выйдет должным образом. Едва заслышав о том, что они уже в городе, Барбри поспешила закончить все дела как можно скорее, но не смогла удержаться, минуя кухню, от маленькой проверки – все ли хорошо, все ли готово к столу их лорда, наконец вернувшегося домой.
Во двор она прибежала запыхавшаяся, раскрасневшаяся, тяжело дышащая и с бешено колотившимся сердцем. Слуги уже приняли поводья у спешившихся всадников, Барбри краем глаза отметила присутствие здесь нового сюзерена, того самого Неда Старка, - должно быть, Виллем пригласил его, - но до всех этих людей ей не было дела. Глаза ее искали и не находили статную фигуру мужа.
Она еще не поняла, в чем дело, но отчего-то стало вдруг трудно дышать.
Так Барбри и стояла, растерянная, кутаясь в собольи меха и цепляясь за воротник ослабевшими враз пальцами, без сил подобрать слова, не доходя несколько шагов до такого знакомого жеребца с рыжей, почти огненной гривой. Жеребца без всадника.
- Где… Где Виллем? – слова путались, и почему-то все вокруг стало размытым, Барбри поняла только, что слезы застили ей глаза, но не осознала до конца, почему.
Он решил не возвращаться на своем коне? Но почему, он ведь так любил его… Где он тогда, я не вижу.
Он задержался в дороге? Почему тогда вы здесь, зачем, оставьте наших людей и идите в Зимний городок, в Винтерфелл, где вас ждет жена и ребенок. Зачем вы здесь без него?
Он уже зашел в дом? Нет, не может этого быть, он не лишил бы меня радости встречи.
Почему его здесь нет.
[AVA]https://38.media.tumblr.com/16ba1eb904fd1ae10ccf0e553d71f999/tumblr_nqfmuabUgn1ruwssto1_250.gif[/AVA]

Отредактировано Barbrey Dustin (2014-08-04 22:46:43)

+3

4

[AVA]http://i11.pixs.ru/storage/2/0/0/2nk53dwpng_1754561_18355200.png[/AVA]
Благие боги, кого он ожидал увидеть? Вдову, облаченную в черное. Старуху с сединой в волосах, чопорно открывающую дверь перед ним, подчиняясь безмолвно. Он не знал, откуда взялись в нем подобные образы. Она ещё так молода. Грудь сдавило от боли, и он растерянно рассматривал девочку, что влетела во двор, словно вихрь. Она обдала его и всех вокруг острой радостью, она была готова кинуться на мужа с объятиями и усыпать его лицо жаркими поцелуями, и он невольно представил, как лорд Дастин спрыгивает с рыжего коня, прижимает эту девчонку к груди, а затем вскидывает её, тонкую, искрящуюся любовью вверх, и кружит, кружит, громко смеясь. Но этого уже не случится.
Девочка остановилась, огляделась непонимающе и сразу зарыдала неслышно, и он сделал шаг ей навстречу, в горестной жалости, овладевшей им, но что-то остановило, и он не посмел обнять её, незнакомую и бессильную.
Где… Где Виллам?
Она спрашивает не его даже, а воздух, мир, небо, богов – наверное, старых, и он хочет объяснить: старые боги не властны на юге, не виноваты в том, что случилось. Но сейчас это бессмысленно, а он не знает, что здесь еще можно сказать.
Лорд Виллам Дастин погиб в битве у Башни Радости. – Он говорил просто и безыскусно. Ему хотелось взглянуть на Барбри по-человечески, но он ничего не чувствовал. Сестра всегда говорила, будто они, Старки, обладают горячим сердцем, и она, несомненно, – несмотря на грубость и непреклонность их языка, ведь из-за особенностей формулировок можно подумать иначе, – была права, но от его сердца ничего не осталось, оно перегорело не раз и даже не два, и сейчас он едва ли мог воспринимать происходящее достаточно чутко.
А как будет жить, дышать эта девочка Барбри, мучаясь мыслью, что без этой войны всё могло бы сложиться иначе?
Миледи, – он был вынужден перебить её горе, потому что за спиной стояли те, кто остался, и многие из его воинов нуждались в горячей воде и помощи мейстера. Помощь оказали достойную в Королевской Гавани, а потом в Риверране, но раненые были слишком слабы, чтобы стоять на ногах дольше необходимого. Нед не хотел томить их.
Постарайтесь взять себя в руки и разместите моих людей. До Винтерфелла несколько дней пути. Многие отправятся ещё дальше. Мне нужна ваша помощь.
Он подошёл совсем близко и коснулся холодной руки.

Отредактировано Eddard Stark (2015-08-10 13:00:24)

+3

5

Лорд Виллам Дастин погиб в битве у Башни Радости.
Разум ее отказался сначала услышать ответ – ответ на единственный вопрос, что она осмелилась задать, что она так жаждала и одновременно страшилась узнать – а затем, услышав, отказался понять и принять на веру.
Несколько секунд – или всего одну? – она не могла взять в толк, что это за имя такое, знакомое и даже ужепочтиродное имя, она узнавала слова, но отчего-то не могла связать их с человеком, которого очень сильно хотела полюбить; а когда поняла, то не смогла заставить себя поверить.
Этого не могло произойти. Только не с ним, только не с ними, только – эгоистичное – не с ней. За что, Боги милосердные? Сколько она уже потеряла за эту войну – за эту личную маленькую войну, что длилась куда больше проклятого восстания Роберта, короля ныне, и которая, как она напрасно позволила себе считать, закончилась с ее свадьбой; она потеряла Брана, она потеряла его даже дважды. Потеряла свой Север, свое место под солнцем, которое так больно отобрала далекая, чужая девчонка с Речных земель, но и ее Боги не одарили счастьем, что когда-то ждали они обе, и Барбри в сердце своем жестоко надеялась, что ненавистная ей разлучница из Талли ничего никого не получит.
Но Кейтилин получила свой плащ с лютоволком, как получила она и чудесный Винтефелл, и живого мужа – да вот же он, прямо перед ней стоит! –  и сына.
Барбри получила лишь смерть.
Она сумела примириться (не сумела?) с тем, что Брандон Страк возьмет в жены другую женщину, ведь одно только это, как отчаянно надеялась покинутая леди Рисвелл, не перечеркивало возможность их последующих встреч. Сумела (или все же нет? но обманывала себя) убедиться, что переживет его страшную, несправедливую гибель, оставит о нем лишь сладкие воспоминания, но не погрязнет в пожирающем ее душу изнутри чувстве утраты, не возведет трагедию в абсолют и не обрядится в траур навечно. Как прекрасна была жизнь, и как многое могла она показать юной еще, неискушенной девушке! В это Барбри верить хотелось, как хотелось принимать новые дары, познания и впечатления, пересиливая горечь от потери любимого, но, как ни убеждала она себя в обратном, это было и оставалось лишь самообманом. Принесенные сюзереном вести были тому подтверждением.
Не было в мире не милосердия, ни радости. Только отчаяние, горе и страдания.
Башней Смерти было то злополучное место.
Вдова – нет, не может этого быть! – готова была схватиться за протянутую ладонь инстинктивно, неосознанно, будто ища поддержки и утешения – а она правда, кажется, их искала, – но не сделала ни единого движения навстречу, не шевельнулась совсем, на какое-то короткое мгновением замерев, словно статуя изо льда, равнодушно-холодная и мертвенно-недвижимая. Сил хватило только на то, чтобы поднять на собеседника нежелающий понимать взгляд темных глаз – она и не заметила, как опустила их себе под ноги, не найдя родного, улыбчивого, светлого лица в этой толпе безразличных ей людей.
И отпрянула в непонятной ей самой смеси чувств.
Она ясно увидела Брандона – так ясно, реально, живо, совсем-совсем близко – его лицо, его взгляд, его не-улыбку – и это безумное видение то ли ошпарило ее, то ли обдало могильным каким-то холодом, то ли все сразу, и это выбило ее из колеи. Стоило только моргнуть, и картинка рассыпалась, опала белыми хлопьями снега-пепла, и вот уже она замечает  то, что упустила при первом взгляде со столько близкого – неприлично – расстояния. Другие скулы, и разрез глаз, и суровая складка у рта – сколько мелочей отличали младшего брата от старшего, мертвого, но не забытого,  даже больше, чем было схожих. Если бы лица не передавали эмоций и оставались, подобно маскам, неизменными, Старки были бы похожи гораздо больше; но слишком разнились Тихий волк и Волк-когда-то-вожак, слишком по-разному чувствовали, слишком по-разному жили.
Исчезло видение, пропало без следа, будто и не было того вовсе, будто она все придумала, неосознанно, запутавшись в своем горе и в нахлынувших внезапно воспоминаниях, не сумев отделить тоску уже по мужу от той, старой, незажившей еще, как оказалось, раны. Но эта боль – острая вдвойне – помогла неожиданно мыслить трезво, холодно, отстраненно, Барбри, как подумала она сама, отодвинула ее на задний план; и осталась злость, тихая, но нарастающая, как и голос ее будет нарастать, ледяным звоном раздаваясь по двору, стоит ей только заговорить.
Леди Дастин отступила назад, обняла себя за плечи руками, не вполне сознавая, что делает, и сосредоточила свою холодную ярость на стоящем перед ней живом человеке. Просочившееся откуда-то с изнанки жестокое любопытство диктовало ей вглядываться в его черты пристальнее, чем это было принято, разглядывать его, запоминать в мельчайших подробностях – и ожидать, в сладостном предвкушении, как изменится его лицо после ее слов. Потому что она могла, умела, обязана была ударить его по самому больному, так, чтобы дыхание отнялось, потому что он должен был страдать, как она сама – нет, больше, если это только у нее выйдет; должен отплатить за свои бессердечные слова, за то, что властью своей отнял у нее мужа, а потом убил его – да, убил, и на его руках видела Барбри кровь своего мужа, только на его. Не существовало для нее других виноватых.
Как он посмел выжить, Старые боги, как смел приказать своим людям пойти на смерть, как смел жениться за Кейтилин из Риверрана, которая должна была – она, а не Барбри! – которая должна была остаться одинокой, покинутой, должна была не узнать счастья за то, что сделала. Как он посмел стоять здесь перед ней и говорить о смерти ее Виллама – ты должен был погибнуть, не он – и после этого говорить что-то о своих людях, тепле, пище и крыше над головой!..
Не бывать этому.
Но послать его прочь – недостаточно. Нет, Барбри должна сделать как можно больше, раз уж судьба подарила ей такой шанс.
Кажется, прошла целая вечность после его последних слов.
Ты никогда не получишь моей помощи, лорд Эддард Старк, звучало у нее в голове.
Барбри заговорила: тихо, мягко, почти нежно, но слова ее разрезали морозный воздух лучше любого клинка. Должны были.
- В Башне Радости, милорд? – она облизнула губы и недобро сощурилась, подняв подбородок и с вызовом глядя в его серые, почти как у Брана, глаза. – Там, куда принц привез вашу сестру? Где умерла ваша сестра?
Помни об этом. Помни о своих мертвецах. Я не дам тебе забыть.
Сейчас Барбри поняла, что слезы – и когда только успели появиться – высохли, оставив замерзшие соленые дорожки на щеках. Ее трясло.[AVA]https://38.media.tumblr.com/16ba1eb904fd1ae10ccf0e553d71f999/tumblr_nqfmuabUgn1ruwssto1_250.gif[/AVA]

+2

6

[AVA]http://i11.pixs.ru/storage/2/0/0/2nk53dwpng_1754561_18355200.png[/AVA]
Барбри гордо задрала голову вверх, замерзшие дорожки слез на её лице заискрились, и он опять невольно пожалел её от самого сердца, чтобы после холодно перечислить строгую цепочку имен.
Там многие умерли. Моя сестра — прекрасная Лианна Старк, ваш муж — Виллам Дастин, мой мастер над оружием — Мартин Кассель, оруженосец моего брата Брандона — Этан Гловер, один из представителей горного клана Вуллов — Тео Вулл, а также доблестные рыцари — Эртур Дейн, Герольд Хайтауэр, Освелл Уэнт, последний из которых родной дядя моей возлюбленной леди-жены. По ним плачет Север, Юг, даже сердце страны — Королевская Гавань. И разве только по ним? В страшной агонии бьётся весь Вестерос от бесконечных смертей. Один только дом Ланнистеров, — он выплюнул их гордую фамилию, попытался вышвырнуть из своей из памяти так яростно, как никогда не вышвыривал никого, — не плачет, но ликует, потому что Серсея Ланнистер вышла замуж за короля.
Эддард Старк сгорал в холодном, обжигающем пламени, потому что для него осталось только одно чувство, только одно слово, страшное, как смерть, но прекрасное, как любовь — ненависть.

Роберт Баратеон принял тела тех детей как щедрый подарок к коронации. Роберт Баратеон простил — такое не прощают — и сделал своим союзником человека, который до последнего выжидал, до последнего наблюдал за ходом войны, более того, Роберт Баратеон нашёл хорошей идеей скрепить этот союз брачными узами. А идею эту — Эддард помнил хорошо, даже слишком хорошо — заложил Джон Аррен, искренне полагающий будто бы брак достаточный аргумент, чтобы заставить Ланнистеров хранить верность новому королю, королю-узурпатору. От этих мыслей лицо Эддарда исказилось. Он не верил ни единому слову из уст Тайвина Ланнистера, не верил ни единому обещанию, но ему было не повлиять на решение, которое принял Джон Аррен, учитель и второй отец.

Он ненавидел Ланнистеров всей душой, однако, быть может, он станет терпимее с годами.

— Но я здесь для того, чтобы рассказать не об их радостях, но — о наших потерях. Есть ещё одно имя, которые вы должны услышать среди павших. Марк Рисвелл, он из вашего дома.

Девушку колотило, он видел, как она дрожит, и понял, что перешёл все возможные границы, стёр хорошее, обескровил — вон, как смертельно она холодна и бледна — но оградить от этой боли... как? Сюзерен — да. Но не бог, ни один из его ликов. Уж скорее палач. Всегда будет нечто, через что каждый человек вынужден проходить в одиночестве, но пока он здесь, он может разделить её горе, потому что на всём белом свете не найдётся человека, который мог бы понять Барбри Дастин лучше, чем Эддард Старк.

— Башни Радости больше нет. Она разобрана по камням как Башня Пустых Надежд, и горестный дух её навеки поселился в камнях-курганах на гребне горы. Их восемь — пяти и трех. Простите меня, я не привёз тела, но они похоронены с честью.

Отредактировано Eddard Stark (2015-08-10 13:00:39)

+3

7

Что мне за дело до других домов, - с ненавистью подумала она. – Что мне за дело до твоего севера, что мне за дело до проклятого юга. Что мне за дело до чужих слез.
Эддард Старк не дал ей того, что она хотела, не показал ни своей боли, ни своего отчаяния – а они были, должны были быть – видимо, зря она понадеялась ранить его упоминанием слишком рано почившей сестры, одно лишь слово имя не смогло пробить его ледяную броню. Умелый воин приучен был держать удары куда более страшные, а она ведь – всего лишь женщина, женщина, которая не умеет воевать, не умеет отвоевывать и возвращать свое, не может ни защитить, ни отомстить, и оружие ей – все лишь слова, которыми она еще не научилась толком владеть. Леди Дастин пыталась прощупать почву, что там, провести разведку – боем, но он не отреагировал, не показал никак, что ранен, даже царапиной не озаботился – ни одного провала не было в его гладких речах; встретил ее удар стальными доспехами вежливого равнодушия. Красивые слова он говорил, пустые, вежливые, лживые. Лорд Старк замкнулся в себе и своих потерях, закрыл ото всех – выставленным напоказ правильным, вежливым поведением доброго сюзерена – свое личное горе, свое темное, черное существо, мир, смердящий войной и кровью, и держался он так, как этого требовали приличия, как этого требовал этикет, как будто приличия и этикет по-прежнему значили хоть что-то.
О, как хотелось бы Барбри разворотить всю эту грязь внутри него, вывернуть душу наизнанку, с корнем вырвать это отвратительное, мерзкое, грубое притворство; как смел он говорить так ровно, так галантно, как смел сохранять учтивость и трезво, холодно рассуждать, говорить о стольких людях спокойно и без тени сомнений, будто те нечестные смерти – в порядке вещей. Она не могла этого вынести, леди Дастин видела необыкновенную подлость в том, как Эддард Старк говорил, как молчал, как стоял напротив, гордо и непринужденно, словно они были на светском торжестве, как дышал. Ты должен быть мертв. Ты. Сегодняшнее торжество было торжеством смерти.
И весь свет вокруг обратился в пепел и покрывался бесконечным снегом, и солнце, холодное, робкое весеннее солнце терялось в метели, а не будь метели, глаза ее все равно не смогли бы найти неба, как не могло сердце ее отыскать то единственное, чего искало. Ее дом, Замок-на-Кургане, ее родной, милый, наполненный любовью деревянный город был построен на костях, на прахе и крови, и одно только имя его все время твердило одно: могилы. Все это – одна большая братская могила. Было ведь предупреждение – «Ты поедешь в Город-на-Кургане», сказал ей отец – Старые боги предупредили ее давным-давно, она должна была, обязана была понимать, чем все закончится!..
Все они стояли не на городской площади, не на земле, а на одной большой братской могиле.
Лицо ее исказила гримаса отвращения, когда лорд Эддард Старк сделал шаг навстречу.
- Как смеете вы говорить мне о чести, мой лорд? –  вырвались из ее уст необдуманные слова, слишком быстрые, слишком поспешные и слишком настоящие. Барбри слышала себя будто со стороны; голос ее срывался, она могла даже уловить непривычные ей высокие ноты, и вдыхала она судорожно, прерывисто, как и говорила, и всю ее, кажется, охватила дрожь.
- Вы, - прошептала она, и в глазах ее не было ничего человечного – только темное, дикое, гневное что-то, - что отправляли людей умирать вместо себя, что вели их на бойню, как скот, вели умирать ради чужих целей и чужих жизней, ради жизни вашей сестры, которая все равно умерла! Вы жертвовали ими, словно они были неживые, так, расходный материал, ресурсы войны, которые всегда можно пополнить! Незаменимых солдат нет, так?
Она сама подалась вперед, навстречу, охваченная каким-то непонятным порывом, устремила свой взгляд прямо в ненавистные холодные глаза на ненавистном безжизненном лице.
- Вы не знаете, что такое честь. Ваши люди умирали ради вас. Убивали ради вас. А что сделали вы? Они клялись вам в верности и исполнили свой долг до конца – пока вы не похоронили их с честью, оставляя в братских могилах, словно ненужный мусор! Что еще сделали вы, кроме того, что почтили их память? Благородный, справедливый лорд Эддард Старк! Что дает сюзерен в обмен на верную службу? Быть может, вы защитили их земли от разорения противной вам стороной? Уберегли простых людей от голода, снабжая армию продовольствием за счет окрестных деревень? Принесли покой и процветание землям? Вернули их домой?[AVA]https://38.media.tumblr.com/16ba1eb904fd1ae10ccf0e553d71f999/tumblr_nqfmuabUgn1ruwssto1_250.gif[/AVA]

+3

8

Она предстала перед ним такой беззащитной, несчастной и сломленной, когда из темно-карих, некогда очень веселых глаз брызнули слезы, что он остался стоять посреди главного двора Барроухолла покорный и готовый предложить руку, если потребуется, укрыть её лицо в своих соболиных мехах, обнять, поддержать, подхватить… Пока Барбри Дастин топилась в слезах, он думал за неё, подсказывал, что должна она сейчас делать и как должна вести себя, но, уязвимая и растерянная, она не услышала слов или не захотела услышать, и постепенно удивление, недовольство, неприятие неуместной сейчас слабости, все эти горькие, осуждающие чувства сконцентрировались в области солнечного сплетения, а после резко вспыхнули волной не только внешнего, но и внутреннего к ней холода. Разве мало он видел жен, потерявших мужей, разве недостаточно нагляделся на матерей, схоронивших первенцев и других сыновей, иногда дочерей, и всё же редкая женщина не умела найти в себе в нужный час сил достаточных, чтобы оказать помощь воинам и, отложив в сторону беды собственные, накормить и обогреть тех, кто всё ещё немного дышал, не ради себя, не ради стоящего рядом и над лорда-сюзерена, но ради таких же женщин, что ждали родных, ведь кого-то ещё могла судьба миловать, однако, без сомнений, бледной леди окружающие были безразличны, хотя она настаивала, истерично кричала ему в лицо об обратном. Странно думать о ней как о Дастин, благородная кровь курганских королей питала сердце лорда Виллама, но не её, а семя не успело прижиться: слишком быстро потух факел брачного союза. Теперь, всматриваясь в гневные, красные от горя глаза, он не узнавал, не признавал и не желал её принимать, ибо неужто именно эта женщина была некогда леди-женой его храброго, верного, доброго друга.
Барбри Дастин наскочила, и он отступил, невольно покачнувшись из-за грязи под ногами, но скоро обретя равновесие вновь и расправив спину, ибо Нед Старк не собирался валяться в ногах женщины, пусть даже на ресницах её всё ещё слезы блестели, ведь что есть слезы – вода, только вода, и он принуждал себя не отводить глаз от соленых звезд в черных полубезумных зени́цах. Несколько минут назад он протянул руку помощи, и она отвергла, а значит, боле не время для утешений и соболезнований.
Пусть справляется сама, коль посмела сорваться, обвиняя нелепо и безрассудно.
Он открыл было рот, чтобы ответить, да ответить резко, как вдруг ощутил натянувшуюся струну тишины у себя за спиной. Латники, что совсем недавно пребывали в веселом возбуждении, предвкушая тазы с горячей водой, чистые повязки, мясо и мед, вслушались в её монолог, и гнев воинов хлестнул сюзерена по спине, как гибкий прут хлещет обнаженную кожу провинившегося мальчишки. По рядам пронеслась кривая брань, и он резко вскинул руку вверх.
Знак контроля, знак власти, ибо говорить сейчас будет он, а все остальные наконец закроют свои рты. И Нед Старк сказал, едва дыхание в легких Барбри Дастин оборвалось и уста сомкнулись.
Придите в себя, – он начал тихо, но голос от гнева наполнился силой, обрел звук и объем, разлетелся по всему двору, ударился о деревянные стены и прорвался в замок на холме. Он услышал себя со стороны, различил в тоне лязг стали и сам внутренне содрогнулся от острого льда, нет, он не любил говорить так, однако ему приходилось, ибо тоном таким отдают последние перед битвой распоряжения, приговаривают дезертиров к смерти, ругают дураков, проявивших неуместную самость, и гневаются на женщин, перешедших черту.  – Есть крестьяне, чтобы возделывать земли, есть лорды, призванные управлять, а в случае войны – защищать. Это наш долг, наша судьба и наше бремя. Мы не выбираем, кем родиться, где и когда, но каждый сам решает каким быть. Сумеешь ли примириться с долей, которую уготовили боги, или плюнешь в лицо нужде, когда она позовет, отдав предпочтение тихой гавани дома. Запомните хорошо, леди, что своей жизнью, своим нравом, своим всем каждый мужчина сам выбирает смерть. Пасть в битве, служа сюзерену, – это достойно лорда и воина, это почетно, и этот подвиг будут помнить, а сейчас вы должны утереть слезы, запереть в груди горе и пронести память о лорде Дастине до конца своих дней. Так поступайте, как подобает вдове лорда-героя и леди Барроухолла, и смиренно несите на плечах боль и бремя правительницы теперь, когда его глаза закрылись навеки. Это ясно?

Вопрос застыл в воздухе между его лицом и её, тяжело опустилась рука, и Нед стиснул зубы. Кровь затопила его жизнь, а она о войне не знала ничего. Не могла знать. Битвы не осквернили промерзшую землю. Пожары не пронеслись по деревням и замкам. Женщины по-прежнему принадлежали своим мужчинам, а дети спали в постелях.
Леди Дастин потеряла двоих – мужа, с которым прожила полгода, и дальнего родственника, но каждый платит свою цену войне, и её цена, слава богам, оказалась невелика. Однако очевидно: она нуждается в мужчине над собой, ибо в минуту, выявляющую суть, характер, оказалась раздавленной, слабой и жестокой. Она забыла о своем предназначении, лишенная всех лучших женских добродетелей, так разве она сумеет понять и принять долг не по вкусу. Хорошо, если теперь она выйдет замуж за засечного рыцаря, сохранив фамилию павшего лорда, и родит. Род Дастинов нуждается в наследнике. Не захочет в мужья человека простого – ее отец способен подобрать супруга рода более знатного, а если это окажется не по силам Родрику Рисвеллу, то он подберет мужа сам. Но не время, пока не время, потому что сейчас она потеряла опору, и он проявит уважение к её несбывшимся мечтам.

Холод ещё не оставил Неда, и гнев не улегся наземь, однако она женщина, всего лишь женщина. Слабая, отчаянно нуждающаяся в любви человека яркого и в противовес ей сильного для того, чтобы жить, ибо, оставшись без своего господина, она угасла и умерла на глазах, но воскреснуть придется, и во власти сюзерена подарить мысль, что поможет с утратой справиться, если она этого только захочет, и потому он медленно произнес:
Часто лучшие из нас погибают первыми. Мой брат был таким, ваш муж был таким, так гордитесь.

Отредактировано Eddard Stark (2015-08-12 01:06:35)

+3

9

Стоило ей только замолчать, едва Барбри Дастин остановилась, выплеснула на своего сюзерена всю горечь и обиду, что опутали ее сердце сетями крепче стальных и сдавили его до боли, не позволяя сжиматься и разжиматься, как прежде, толкая кровь по ее слабому, хрупкому, холодному телу; едва закончила она говорить, как лорд Эддард Старк тут же, без запинки или передышки, ответствовал сам, и слово его не было словом человека, мужчины или мужа – оно было словом Лорда.
Первое же сказанное им было подобно удару плети, настолько, что она почти услышала рассекающий воздух свист, и молодая женщина невидимо вздрогнула вся, когда мелкая дрожь, словно лапки сотен пауков, пробежалась по позвоночнику до самого затылка. Но гневная, хоть и ровная речь его не возымела должного эффекта, ведь Барбри была закована в доспехи своей неразумной, но не менее сильной оттого ненависти, и эти доспехи не позволяли справедливым ударам достигнуть цели, точно так же, как и лорд Старк, закованный  в доспехи того, что должно и не должно правителю, не позволял упоминаниям его личных потерь вывести его из равновесия.
И все же вдова не смотрела Эддарку Старку в глаза, пока он говорил, она опустила взгляд себе под ноги да так сомкнула зубы, что на щеках проступили желваки – будто ребенок, который стоит перед отчитывающим его родителем, но не внимает. И руки опустила, но не безвольно – длинные рукава, отороченные мехом, закрыли от чужих глаз сжатые в кулак пальцы; ногти с такой силой впились в ладони, что, казалось, достанут до кости. Ее неестественно прямая осанка, признак благородной крови и многих лет упорного труда, была испорчена сутулостью, будто бы леди горбилась от хлещущего в спину ветра, но на деле плечи ее опускались под тяжестью иного груза – тревоги и горя, что она упрямо пыталась выстоять.
Сказанное не нашло своей цели, не тронуло ее души, будто не было души у этой женщины вовсе, хотя она была, яркая, горящая, дышащая – под слоем льда да коркой запекшейся крови, куда больше никого и никогда Барбри не должна была допустить.
Ее мужа больше нет.
Единственное, о чем она могла думать. Единственная оформленная мысль в ее голове.
«Его больше нет», стучало в висках синхронно с ударами сердца, что все пыталось вырваться из пут – или из груди – но не могло, и все колотилось, как безумное. «Его больше нет», вырывалось в морозный воздух с паром ее живого дыхания, и, вырываясь наружу, растворялось в весенней капели, в мягкой игривой вьюге, в тумане оттепели; и, вместе с тем, как сердце ее успокаивалось, возвращаясь к ритму тихому и мерному, так и горестная, тоскливая мысль успокаивалась тоже, замирая на мгновения и истлевая постепенно, раз за разом задевая струны души слабее и слабее, до тех пор, пока она вовсе не перестала ни на что отзываться. Так будет правильно – если ничто больше не сможет ее задеть. Она отказывалась быть никчемной, жалкой, страждущей; она не могла позволить себе чувствовать все это изо дня в день, из года в год. Привнеся тьму и разруху в сердце свое и разум, молодая хозяйка принесет его в это поместье и в этот город, ее милый Город-на-костях, это было бы неизбежно, но Барбри Дастин из Барроутона не была из тех, кто легко сдается. Этот дом – целая жизнь, ее первый сознательный выбор – только ее, – символ всего, что она искала и вот, казалось бы, наконец нашла.
«Барбри Дастин, леди Барроутона» - сказала она себе, и тут же поняла свою ошибку.
«Вдовствующая леди Барроутона» - вот кем она теперь была.
В первую очередь – Леди.
Барбри расправила плечи. Ей не было нужды раскрывать кому-либо свои мысли и чувства, а потому она больше никогда не заговорит об этом. Она больше не плакала – и хотя чья-то холодная рука будто бы сдавила ей горло, усилия над собой оказалось достаточно, чтобы новые слезы не появились на глазах, пускай те, первые, так и не успели высохнуть. Барбри вытерла их ребром ладони; холод ее собственной кожи быстро напомнил, что весна еще не вступила в свои права, а многие, многие люди стоят здесь, на открытом всем северным ветрам дворе, и ждут ее уже непозволительно долгое время.
«Возьми себя в руки».
- Прошу прощения, что заставила вас ждать. – Лицо ее было похоже на маску и совершенно ничего не выражало; ни следа от пережитых эмоций не осталось, когда Барбри подняла голову. – Боюсь, вести, которые вы принесли, очень сильно меня взволновали; простите меня, если сможете.
Затем она растянула губы в улыбке:
- Добро пожаловать в Барроутон, мой лорд.
Вежливость – вот те доспехи, что защищают леди. Она будет делать все, что от нее требуется.
- Визит Вашей Светлости – большое событие для нас, - и среди слуг, выстроившихся у дверей Барроухолла, пронесся шепоток: «Каменная». Леди Дастин не подала виду, что услышала.
Но когда за спиной лорда Старка она увидела обоих братьев – живых! – маска треснула, не продержавшись и минуты, глаза ее засветились радостью, а улыбка, прежде чем исчезнуть, стала искренней. Барбри почувствовала невероятное облегчение; мир вокруг закружился, но она не пошатнулась, а лишь позволила себе на мгновение прикрыть глаза.
На мгновение. «Леди Барроутона», - напомнила она себе и заговорила снова – ровно и правильно, вернув на лицо вежливую улыбку.
- Прошу вас, проходите внутрь, мой лорд. Вы все устали с дороги, и комнаты будут готовы незамедлительно, но, я надеюсь, сначала вы отобедаете.
«Боги, как все-таки хорошо, что сюда дошла лишь малая часть», - подумала  Барбри и окинула взглядом прибывших. Громкий голос ее раздался среди остатков армии:
- Сегодня вам не нужно думать о том, где и как добыть крышу над головой, чистую постель и свежую еду! Барроутон даст вам все это!«По крайней мере, они смогут поместиться в Главном чертоге. Если принести туда побольше скамей».Также вы получите и медицинскую помощь. Вы храбро сражались и заслужили отдых!
Говорить было совсем нетрудно. Нужные слова сами находили ее.
- А сейчас прошу меня простить, мой лорд, - она снова обратилась к Эддарду Старку. – С вашего позволения, перед трапезой мне нужно ненадолго вернуться к себе. Я должна облачиться в траур.[AVA]https://38.media.tumblr.com/16ba1eb904fd1ae10ccf0e553d71f999/tumblr_nqfmuabUgn1ruwssto1_250.gif[/AVA]

+3


Вы здесь » Game of Thrones ∙ Bona Mente » Конец долгой ночи » Welcome to my life, there's no turning back


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно